Ирландия, год 805-й от Рождества Христова

Наконец-то они пришли, чтобы убить его.

Даг Торссон испытал неописуемое облегчение, увидев мерцание света в туннеле, ведущем в небольшую подземную темницу. Если он бросится навстречу врагам, то погибнет как герой, сражаясь, и окажется среди других героев в просторных залах Валгаллы.[1]

Он попытался пошевелиться. Руку пронзила быль, и он едва не застонал.

Больше всего Даг боялся, что его просто забудут и он медленно умрет от голода и жажды в этой темной вонючей дыре. Израненный в бою, он ослабел, потерял сознание и теперь уже не мог с уверенностью отличить явь от горячечного бреда. Мысль о смерти в одиночестве ужасала его, поскольку он не знал, вернется ли его дух в страну предков на зеленом острове или будет томиться до скончания времен, замурованный среди древних замшелых камней.

Передернув плечами, Даг подтянул здоровую руку поближе к груди.

Шаги все приближались, и он уже мог различить, как на дальней от него стене темницы в свете факела колеблется тень человека. Страх овладел им. Что, если к нему явилось одно из тех волшебных созданий, которыми, как ему доводилось слышать, населен этот туманный остров? С духом он не сможет сразиться: тот просто заберет его душу, а значит, ему никогда не попасть в Валгаллу и не увидеть своих боевых друзей.

Существо приближалось медленно, почти бесшумно. Даг затаил дыхание. Это была женщина – невысокая, изящно сложенная, с густыми темными – волосами. Страх сильнее стиснул ему грудь. Фея! Он слыхал, что остров кишит этими крошечными созданиями, обладающими чудесной силой. Они могут околдовать человека и увести его с собой навсегда в свое подземное царство, где время течет совсем по-другому. Если человек все-таки вырвется оттуда и вернется к себе на родину, то встретит там разве что своих правнуков.

Даг обреченно поник головой и закрыл глаза. У него не было защиты против таких тварей. Силой своего сознания он попытался отогнать это существо, заставить его исчезнуть, но боль не давала ему сосредоточиться. Тогда он открыл глаза, чтобы лицом к лицу встретить предначертанную ему судьбу.

Женщина вставила факел в отверстие в стене темницы, и пламя осветило ее лицо. Она была необычайно красива: изысканная линия губ, тонкие брови, светло-зеленые глаза… На ней было некое подобие плотно обтягивающей фигуру туники, цветом напоминавшей весеннюю листву, что определенно давало ей возможность мгновенно скрыться из глаз в зелени ирландских лесов. Волосы ее, густой волной ниспадавшие до поясницы, казались черными и шелковистыми.

Теперь Даг окончательно убедился в том, что она фея: ни одна смертная женщина не осмелится спуститься в эту сырую вонючую дыру; даже если бы схватившие его люди хотели сохранить ему жизнь, они послали бы к нему с едой рабыню, а не такое воздушное создание. Его же гостья выглядела поистине царственно, словно была королевой среди фей.

Однако когда женщина взглянула на него, на лице ее отразились напряжение и даже неуверенность. Медленно приблизившись, она опасливо протянула руку, словно пытаясь приласкать дикое животное, и осторожно коснулась его груди. Мышцы Дага напряглись: затаив дыхание, он смотрел вниз, на ее ладонь. У нее были длинные нежные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, не очень-то похожие на пальцы смертной женщины.

Даг вздрогнул, когда она погладила его тело. Было ли то частью колдовского обряда, чтобы, потеряв себя, он уже не мог после встретить свою судьбу?

Решив не поддаваться расслабляющей ласке ее прикосновений, Даг постарался сосредоточиться на жгучей боли в собственном израненном теле. И тут он увидел на ее лице испуг.

Женщина отступила на шаг назад и принялась развязывать узел отделанного золотом пояса своей туники. Даг с беспокойством глядел на нее, решив сопротивляться, если она снова приблизится к нему.

Пояс упал на грязный пол. Глаза викинга округлились от изумления, когда женщина сбросила тунику и предстала перед ним лишь в одной короткой нижней сорочке из белого полотна. У него перехватило дыхание, когда она взялась двумя руками за подол сорочки и стянула ее через голову.

Да хранит его Фрейя,[2] женщина предстала перед ним совершенно обнаженной! Теперь Даг уже не сомневался, что это было колдовство. Он смотрел на ее крепкие груди, округлые бедра, на треугольник шелковистых черных волос внизу живота. Ее красота заставила учащенно забиться его сердце. Она хочет обольстить его: смертный, разделивший ложе с феей, обречен вечно томиться в страшной бездне!

Плоть его откликнулась на исходящий от нее призыв. Не смотря на свою слабость, боль, страх, его тело страстно жаждало ее. Она придвинулась ближе, и его удивило, что она по-прежнему выглядела чем-то обеспокоенной, даже испуганной. Даг постарался глядеть ей в лицо, чтобы не видеть соблазнительного обнаженного тела.

Женщина приблизилась почти вплотную к нему и уже вот-вот готова была коснуться его своим телом, но все-таки отчего-то не сделала этого. Даг судорожно сглотнул и закрыл глаза; он сможет успешнее сражаться с ней, не видя ее. Время шло, но она по-прежнему не шевелилась. Неожиданно он ощутил, как губы ее коснулись его обнаженной груди, и крепче зажмурил глаза.

Потом женщина дотронулась до запястья его раненой руки, и Даг вздрогнул. Она потянула руку к себе. Дергающая боль мгновенно разлилась по всему его телу; темнота беспамятства затуманила мозг.

Похоже, сознание он потерял только на пару секунд, а придя в себя, почувствовал, что женщина больше не держит его за запястье. Но она по-прежнему была здесь, прикасалась к нему, внимательно исследуя его раненую руку. Даг не шевелился, мысленно вознося молитвы всем богам, каких только знал. Когда ее пальцы коснулись его воспаленной, горящей раны, он не смог подавить стон. Женщина сразу же отдернула пальцы, и он услышал ее учащенное дыхание. Судя по запаху, рана уже начала загнивать; скоро жар доконает его, и если женщина хоть немного понимает в телесных недугах, то для нее не секрет, что он уже недалек от смерти.

Прохладная ладонь легла ему на лоб. Даг затаил дыхание. Женщина произнесла несколько слов, потом послышались какие-то шуршащие звуки, и, наконец, ее шаги замерли в отдалении.

Открыв глаза, Даг ничего не увидел – вокруг стояла полная темнота. Фея исчезла, и ему пока ничто не угрожало. Он с облегчением вздохнул. Неожиданная мысль пришла ему в голову: что, если это вовсе не фея, а обыкновенная смертная женщина, и она пытается помочь ему? Если бы он овладел ею, как она того хотела, она могла бы научить его, как убежать отсюда, или по крайней мере принесла бы ему воды. Теперь же он был обречен на смерть.

Даг уставился в непроглядный мрак своей темницы, сожалея, что упустил последний шанс выжить.

Христос помог ей – пусть даже языческие боги и были против нее! Фиона в изнеможении вздохнула, возвращая факел в подставку на стене коридора, ведущего к покоям ее отца. Еще недавно ее план казался ей таким великолепным, но теперь, вспоминая воспаленную, бессильно обвисшую руку викинга, она чувствовала, что все ее надежды пошли прахом: громадный воин потерял сознание от одного ее прикосновения. Было совершенно ясно, что он умирает. Какая потеря, угрюмо подумала девушка, – такому великолепному мужчине предстоит сгнить в подземелье ее отца! Дыхание ее участилось при одном только воспоминании о том, как она впервые увидела раненого воина; он был так высок, так мускулист, его длинные, слегка волнистые волосы в свете факела отливали червонным золотом, а черты лица, даже искаженные страданием, были столь прекрасны, что лицо это казалось отлитым из бронзы искусным скульптором.

Отчаяние охватило ее при мысли о сырых, холодных стенах прохода, ведущего в подземелье, куда он был брошен, о крысах и прочей нечисти, которые в изобилии водились там. Лишенный воды, он не долго будет мучиться и скоро обретет свой конец.