Для подобнаго обряда, вѣроятно, первоначально и требовался приколень. Дѣйствіе въ примѣрѣ Потебни отмерло въ самой существенной своей части: нѣтъ передачи. А передача — характерный признакъ для всѣхъ аналогичныхъ обрядовъ при заговорахъ. Слѣдующіе примѣры это подтвердятъ. Для того, чтобы „установить золотникъ“,

125

обводятъ вѣникомъ вокругъ живота больного, нажимая и приговаривая: „Крѣпко бярёзка на корни стоиць, такъ стань золотникъ на своимъ мѣсьци того кряпчѣй“). Свойство дерева передается „золотнику“ черезъ прикосновеніе. Что простымъ соприкосновеніемъ можно передавать всевозможныя свойства одного предмета другому, мы это еще не разъ увидимъ. Болѣе того: не всегда даже требуется непосредственное соприкосновеніе. Чары, напр., произведенныя надъ рубахой, отзовутся на ея владѣльцѣ, хотя бы онъ ее даже и не видѣлъ послѣ того, какъ она подверглась чарамъ. Вспомнимъ процессъ о подубрусникѣ. Довольно и того, что вещь имѣетъ отношеніе къ человѣку, какъ его собственность. Это явленіе достаточно извѣстное, чтобы о немъ много говорить. Психологическія основы его не разъ уже выяснялись изслѣдователями. Посмотримъ другіе примѣры заговоровъ, передающихъ качества. Чтобы корова стояла спокойно, надо построгать съ хлѣвнаго столба стружекъ и положить ихъ въ ведро и напоить корову, приговаривая: „Как этот столп стоит, не шатнетси и не ворохнетси, с места не подаетси, так бы моя милая скотинка стояла, не шатнуласи и не ворохонуласи“).

Въ сыту для пчелъ варятъ живыхъ муравьевъ и траву „лазоревые васильки“. Ставя подъ улей, приговариваютъ: „Какъ муравей въ кочкѣ силенъ, такъ бы моя пчела сильна была, и какъ сей цвѣтъ и трава прежде всякаго цвѣту и травы выходитъ, такъ бы моя пчела прежде всякой чужой пчелы на работу шла“).

Отъ головной боли камень прикладываютъ къ головѣ и говорятъ: qu’elle soit dure comme la pierre)! Чтобы курица была несчѣй, хозяйка беретъ первое яйцо, снесенное молодкой, проводитъ имъ трижды вокругъ головы мужа и говоритъ: „Сколько у (им. хозяина) на головѣ волосъ, столько бы у рябушки (чернушки и пр.) зародышковъ, а у меня грошиковъ“).

126

При головной боли рукой покойника обводятъ голову и говорятъ: „Какъ твоя рука замерла, такъ пусть замретъ моя голова“). Съ подобными же словами употребляется кость падали при ломотѣ въ костяхъ). — Чтобы погубить кого-нибудь со всѣмъ хозяйствомъ, надо въ углы дома и и хозяйственныхъ построекъ засунуть сухіе дубовые листья и говорить: „jak te liście uschły, tak z całym domom niech schnie (imię) gospodarz i dzieci jego“).

Торговые люди, чтобы купцовъ привлечь, должны медомъ умываться, наговореннымъ такъ: „какъ пчелы ярыя роятца, да слетаютца, такъ бы къ торговымъ людямъ для ихъ товаровъ купцы сходились“).

Испортить на смерть можно слѣдующимъ образомъ. Взять земли съ погоста и дать ее пить съ приговоромъ: „Какъ мертвый не встаетъ, такъ бы онъ (имя) не вставалъ: какъ у того мертваго тѣло пропало, такъ бы онъ (имя) пропалъ вовсе“).

Приведенныхъ примѣровъ достаточно, чтобы показать, что въ параллелистическихъ заговорахъ роль дѣйствія была нисколько не меньше, a скорѣе больше, чѣмъ роль слова. Для болѣе полнаго выясненія взаимоотношенія слова и обряда, укажу теперь, что дѣйствіе, имѣющее магическую силу въ связи со словомъ, отнюдь не отъ слова заимствуетъ послѣднюю. Магическая сила обряда вполнѣ самостоятельна. Въ связи со словомъ мы наблюдали два

127

вида дѣйствія: изображающее и передающее. Попытаюсь показать, что оба они обладаютъ магической силой и независимо отъ слова. Переходя къ этому виду чаръ, мы цѣликомъ вступаемъ въ область симпатической магіи. Симпатическая магія широко распространена и практикуется у всѣхъ народовъ. Происхожденіе ея, вѣроятно, гораздо древнѣе заговоровъ. Чѣмъ первобытнѣе народъ, тѣмъ въ большемъ размѣрѣ онъ ее примѣняетъ. Область примѣненія ея очень широка. Къ симпатическимъ средствамъ прибѣгаютъ, когда желаютъ бороться съ болѣзнью, когда хотятъ подѣйствовать такъ или иначе на другого человѣка и даже на всю природу. Первобытный человѣкъ видитъ какую-то связь между разнообразными предметами и явленіями. Появленіе однихъ влечетъ за собою появленіе и другихъ, исчезновеніе — исчезновеніе. Въ симпатической магіи какъ бы отразился какой-то зародышъ представленія о неизмѣнныхъ законахъ природы). Вотъ какъ Вутке опредѣляетъ представленіе о симпатическомъ вліяніи: „что происходитъ съ однимъ изъ двухъ лицъ или вещей, находящихся въ симпатическомъ отношеніи другъ къ другу, то же самое цѣликомъ или отчасти — и съ другимъ, или же, смотря по обстоятельствамъ, какъ разъ обратное“). Разъ существуетъ такая связь, то естественно воспользоваться ею для самыхъ рязнообразныхъ цѣлей. Симпатическая связь чаще всего усматривается между явленіями, сходными въ какомъ-либо отношеніи. Сходство часто бываетъ такъ отдаленно, что можетъ ограничиваться простымъ созвучіемъ названій двухъ вещей. Постоянно симпатическая связь усматривается между вещью и тѣмъ, кому она принадлежитъ. Разъ симпатическая связь существуетъ между явленіями сходными, то мы a priori можемъ утверждать, что при симпатическомъ лѣченіи явится нѣчто подобное параллелизму въ заговорахъ. Такъ оно и есть. Еще Вутке отмѣтилъ это явленіе, говоря о параллелистическихъ формулахъ. „Чѣмъ является въ вещественной чарѣ симпатическое средство, тѣмъ въ идеальной сферѣ -

128

формула-параллелизмъ“). Приведенные выше примѣры заговоровъ, сопровождающихся дѣйствіемъ изображающимъ, представляютъ прекрасный образецъ соединенія двухъ параллелей въ одномъ чарованіи.

Разсмотримъ сначала въ роли симпатическаго средства дѣйствіе изображающее. Вотъ какъ производились чары на дождь. „Въ одной деревнѣ близъ Дерпта въ Россіи, во время сильной засухи, три человѣка взбирались на сосны въ старой священной рощѣ. Одинъ изъ нихъ билъ молоткомъ въ котелъ или маленькій боченокъ, изображая громъ, другой билъ головешкой объ головешку и разсыпалъ искры, изображая молнію, a третій, который назывался творцомъ дождя (rain-maker), пучкомъ вѣтокъ кропилъ на всѣ стороны водою изъ посудины“).

На островѣ Голмагера, къ востоку отъ новой Гвинеи, колдунъ производитъ дождь, погружая вѣтку особаго дерева, въ воду и кропя ею землю). Чары на дождь, заключающіяся въ брызганіи и поливаніи водой людей и зелени, достаточно извѣстны по работамъ Мангарта, Фрэзера, Аничкова и др. Онѣ, безусловно, коренятся въ примитивномъ представленіи дождя, какъ проливанія дождя изъ какого-то сосуда. Отсюда — сербскій обычай во время грозы ставить передъ избой столъ съ пустыми ложками). Порожній сосудъ — лишенная дождя туча. Выраженіе (о дождѣ) „льетъ, какъ изъ ведра“ едва ли не отголосокъ этого примитивнаго взгляда на дождь.