Она убеждала себя, что это не имеет значения, что их любовь друг к другу важнее секса, что их совместная работа на сцене полностью компенсирует то, что они потеряли, но боль и обида никогда не покидали ее, даже усиливались до тех пор, пока не стали отравлять ей жизнь.

– Может быть, я недостаточно хорошо знаю женщин. Иногда мне кажется, что я вообще ничего не знаю, кроме театра…

Вейн надолго замолчал, потом глубоко вздохнул.

– Хуже всего, что я не знаю, сможем ли мы с Лисией когда-нибудь играть вместе как раньше.

Фелисия почувствовала, что ее сердце в буквальном смысле остановилось. Она сжала кулаки, так что ногти вонзились ей в ладони, будто она усилием воли хотела вернуть свое сердце к жизни.

– Почему ты так думаешь, Робби?

– Фогель считает, что это потребует от нее слишком большого напряжения всех сил. Мне не хотелось говорить ему об этом, но мне кажется, что это было бы большим напряжением и для меня.

– Это из-за того, что она провалила спектакль в Сан-Франциско?

– Нет – хотя частично и из-за этого. Все дело в том, что она ждет от меня слишком многого. Я вижу это по ее глазам – я видел это там, на балконе, в Сан-Франциско, – любовь, гнев, желание – все сочетание эмоций, которые она обращала ко мне, и я понял, что я думаю о ней, о Фелисии, а не о Ромео. Мои мысли были не о роли, понимаешь – они были о ней, вот по какой причине я упал. – Она услышала звук, похожий на рыдание.

За спиной Фелисии шумно заработал холодильник, заглушая голоса. Она уловила слова «сделка с Марти Куиком» и фразу Брукса: «Ты, должно быть, не в своем уме, Робби». Она не придала этому значения – ее не интересовали сделки и бизнес. Холодильник выключился. Как, черт возьми, она может жить в доме, где есть настоящий бар с белыми кожаными табуретами, мойкой и зеркальной стойкой? Она оперлась рукой о бар и почувствовала под рукой острое, холодное лезвие ножа. Это был подарок Робби от Аарона Даймонда – один из тех дорогих предметов ручной работы, сделанный в форме зазубренного кинжала с рукояткой из оленьего рога, с помощью которого тот, кто выступал в роли бармена, мог нарезать лимон, открыть бутылку и наколоть лед. Робби никогда им не пользовался; он ни разу в жизни не готовил коктейль. Фелисия сжала нож в руке.

– Мне нужны деньги, в этом все дело, – сказал Робби.

Она увидела язычок пламени, когда Робби закурил новую сигарету, услышала позвякивание кубиков льда в стакане, из которого пил Рэнди Брукс. Интересно, сколько времени они сидят вот так в темноте и откровенничают друг с другом?

– Тебе не следует так много курить, Робби, – мягко сказал Брукс. – Это вредно для тебя. – Он произнес эти слова со странной интонацией, как беспокоящаяся о муже жена.

– Это дурная привычка, я знаю.

– С дурными привычками можно делать только одно, Робби, – избавляться от них.

– Мой дорогой Рэнди, я восхищаюсь твоей силой воли, но не думаю, что если я брошу курить или стану вегетарианцем, это поможет решить мои проблемы.

– Пожалуй, ты прав. Я лишь хотел сказать, что тебе следует больше заботиться о себе. Ты все время думаешь и заботишься только о Лисии. Попытайся для разнообразия подумать о себе.

– Забочусь о Лисии – посмотри, что из этого получилось! – с болью в голосе воскликнул Робби.

– А тебе не приходило в голову, что это вовсе не твоя вина? Все всегда беспокоились о Лисии. Ну, конечно, почему же не побеспокоиться о ней? Она красивая, она хрупкая, она талантливая, у нее проблемы. Но ты – гений, Робби, ты – самый лучший. И тем не менее, я не вижу никого, кто бы тревожился о тебе. – Брукс на мгновение замолчал. – Видишь ли, я пытаюсь тебе сказать, что я тревожусь о Робби Вейне. Я беспокоюсь о твоем счастье.

– Я не могу быть счастлив, когда Фелисия несчастлива.

– Я думаю, ты неправ. Если бы я рассиживался без дела в ожидании того, когда Натали будет счастлива, я бы давно умер. Слушай, я понимаю, что вы с Лисией – одна команда, и если Лисия сможет снова взять себя в руки, вы станете отличной командой, черт возьми, самой лучшей. Но вы, кроме всего прочего, партнеры, соперники, каждый из вас помнит, кто что кому сделал и кто в чем виноват. Черт, быть звездой очень нелегко, но быть женатым на звезде в сто раз труднее… Делай то, что ты считаешь нужным, чтобы помочь Лисии, но не забывай, что на свете есть человек, для которого ты небезразличен, вот что я хотел сказать. – Он невесело усмехнулся. – Черт, почему такие вещи так трудно говорить?

Фелисия хотела убежать наверх к себе в комнату, но от страха, что, если она сдвинется с места, ее обнаружат, ноги будто приросли к полу; она боялась услышать еще что-нибудь, но не могла не слушать. Она убеждала себя, что это всего лишь игра ее воображения – Робби просто изливал другу душу, а Рэнди Брукс просто волновался за него. Ни один из них не сказал ничего необычного… И все же в их беседе, в том, как они сидели плечом к плечу, было что-то такое, от чего у нее к горлу подступила тошнота. Ей захотелось, чтобы Робби смутился и отодвинулся подальше от Брукса, но он не сделал ни того, ни другого.

– Я тебя понял, – сказал Робби. – Или думаю, что понял. Но, мой дорогой Рэнди, я не…

Брукс грустно рассмеялся.

– Я знаю. Боже, мы даже не можем произнести это вслух, верно? Тут нет ничего необычного – для тебя, я хотел сказать. Давай посмотрим правде в глаза: в Англии это явление не редкость в театральных кругах, разве нет? Посмотри на Ноэля, или Бинки, или Гая Дарлинга…

– Да, или Филипа Чагрина. Я знаю. Честно сказать, я по-другому смотрю на эти вещи. Здесь нет притворства, понимаешь. Филип всегда был изнеженным, женоподобным. Он любит мальчиков. И взрослых мужчин тоже. Так же как Ноэль, Бинки и Гай. Они не притворяются теми, кем на самом деле не являются.

– Этот мир весьма противоречив. Внешность обманчива. Посмотри на Марка Стронга.

– На Марка Стронга? Да он само воплощение мужского начала, как Гейбл. Мне казалось, что он не в последнюю очередь известен тем, что всегда старается переспать с каждой своей партнершей. Лисия рассказывала мне, как он преследовал ее по всей гостинице, когда они были на натурных съемках. И со внешностью у него все в порядке.

– Марк всегда пристает к актрисам, с которыми он играет, это верно, но это все притворство.

– Я бы и не догадался.

– А кто бы догадался? Он – звезда. Все, что ему требуется, это быть осторожным.

– Понимаю. Но мне-то нечего скрывать, Рэнди.

– Я просто хочу тебе объяснить, что все можно контролировать, Робби, есть способы… О, черт, да я просто пытаюсь сказать, что я люблю тебя.

Фелисия ждала, что Робби встанет и уйдет из комнаты, или ударит Рэнди, или скажет, что единственным человеком, которого любит он, является она, но ничего этого не произошло. Наоборот, в тусклом свете она увидела, как Рэнди повернулся и нежно поцеловал Робби.

Ей показалось, будто перед ней в полу открылся люк, но вместо актера в костюме Мефистофеля, оттуда вырвались языки адского пламени и начали жечь ее ноги, грозя поглотить целиком. То, что Рэнди Брукс, знаменитый комик, дудочник[37] всей Америки и идеальный муж, оказался гомосексуалистом, и что Робби мог спокойно сидеть и позволять себя соблазнять, как начинающая инженю в гримерной звезды, было настолько невероятно, что она не верила, не могла этому поверить!

Она бросилась к лестнице, боясь услышать что-нибудь еще, но замерла на месте, когда до нее донеслось, как Робби сказал, очень мягко:

– Спасибо, Рэнди.

– Я боялся, что ты рассердишься – смертельно боялся, если честно сказать. Но я сказал тебе правду: я это чувствую, и думаю, всегда буду чувствовать. Надеюсь, когда-нибудь и ты будешь относиться ко мне так же. Но на мое чувство к тебе это никак не влияет.

Фелисия схватилась за перила лестницы и с удивлением обнаружила, что они холодны как лед, настолько холодны, что ей показалась, будто она обожгла руку.

Задыхаясь, она с трудом поднялась наверх, не сознавая, как оказалась в ярко освещенной ванной. Она взглянула в зеркало и увидела в нем отражение лица сумасшедшей женщины: дикие, обезумевшие глаза, широко открытый рот, из которого вырывалось прерывистое дыхание, слезы, струящиеся по щекам. И все же она чувствовала себя абсолютно спокойной, почти отрешенной, будто она была зрителем, а не участником событий. Она даже пыталась принять благоразумное решение: она уйдет от Робби, утром позвонит Аарону Даймонду, предпримет все возможное, чтобы первым же рейсом вернуться в Англию…