Что тут ответишь? Да, думала. Никогда их не поймешь, то относятся как к взрослой и опытной, то как к ребенку.

— Зачем вы всем рассказали? — я действительно не понимала, и что самое плохое, не понимала, хорошо это для меня или плохо. Ведь опыта у меня в наших интригах никакого.

— Пусть знают, с каким наглым некстом имеют дело, — опять перешла на шутки леди Шур.

Все, я пошла, как говорится, от греха подальше.

— Кстати, загляни завтра ко мне в поместье, заодно и долг отдашь.

— Каким образом? — тут же среагировала я.

— В постель тебя затащу!

Каюсь, я восприняла это серьезно, от Шур можно было ждать и такого. Видя удивление и ужас на моем лице, леди рассмеялась, довольная эффектом от своей шутки.

— Консультация мне твоя нужна, деточка, — сказала Шур и ушла, бормоча себе под нос что-то вроде «наивный ребенок».

Судьба, я уже начинаю считать Дезерт не таким уж и плохим местом, по крайней мере, там все было четко и ясно, и никто не позволял себе шутить надо мной.

Наконец я попала к себе в поместье. Меня ждали два письма от Даниэля и одно от отца. Отец коротко сообщал, что добрались они без эксцессов, а в конце он «вспомнил»:

— Ах, да… Дарел Вольф двадцатого числа этого месяца будет транзитом на Синто и хочет с тобой встретиться. Не отказывай ему в этой просьбе. Поговорите. Его геноматериал в хорошем состоянии, если что, имей в виду.

Двадцатое? Завтра… Судьба, ну почему отец так любит все сообщать в последнюю минуту. А если бы я задержалась на Эбанденс или еще что-нибудь? Казалось, напрочь забытые чувства вспыхнули с новой силой. Вспомнились нежность Дарела, его понимание и поддержка, потом наши ссоры и сомнения в искренности. Я безусловно хочу его увидеть, но как я к нему сейчас отношусь, я просто не могла определить. Я хотела и боялась этой встречи.

С утра пораньше я отправилась к Шур, Дарел пребывает после полудня, так что надо разобраться с делами.

Леди Шур собралась со мной беседовать не одна, меня познакомили с двумя Шур-Фроксами, Шур-Кимом и с молодым Шур-Бельфлером.

— Так вот, мы тут немного «закольцевались» и нам интересно, что ты можешь сказать об этой ситуации, — начала леди Шур.

А ситуация сложилась такая: нужно было физически устранить одного крупного политика и бизнесмена, имена и планета не назывались, зато подробно описали его каскадную защиту, которую невозможно было обойти, ну никак. Не было к нему доступа, и все тут.

— Разве что плазмогаубицой в двигатель его флаеру шарахнуть, — невесело пошутил Шур-Ким.

— А почему этот вариант не подходит? — спросила я первое, что пришло в голову.

Шуры переглянулись.

— Это цивилизованная планета, плазмогаубицами флаеры никто не сбивает, — ответил тот же Шур-Ким.

— Ну мало ли придурков… Или у вашего «подопечного» вообще нет врагов? Ни умных, ни дурных, которых можно было бы использовать втемную? — я молола языком, просто чтобы не молчать. Звали советовать — получите, на большее, я не способна. Тут один из Фроксов как-то подобрался.

— А что? Леди Шур?…

— Как ты им плазмогаубицу втюхаешь так, чтобы наши уши не торчали?

— А пусть-ка пиратский корабль вынесет к ним в сектор, к астероиду… У нас же есть почти целые корабли, подлатаем…

— Да о чем ты? А команда? Кого пошлем? — возразил второй Шур-Фрокс.

— Не надо команды. Подлатаем, сделано «на канцелярском клее», отказали лайфстаф-коммуникации или еще что, команда умерла, корабль шел по запрограммированному курсу, но вратами промахнулись…

— Даже если они получат плазмогаубицу, они не пойдут на такой шаг.

— Они — не пойдут. Но в чьи руки вложить оружие и что потом сделать с исполнителем — найдут. Мы поможем.

Я с интересом прислушивалась к спору, про меня забыли.

— Так, кровожадное создание, спасибо, иди гуляй, — вспомнила обо мне Шур.

Я ее сейчас удушу. Нет, не успею, оттащат. А жаль.

Уходила я из поместья со смешанным чувством гордости и злости. Гордости — потому что все-таки смогла, пусть и случайно, оправдать их ожидания. А злости… Как собачку позвали, прикормили, а после — за шиворот и за дверь, чтоб не гавкала. Все. Объявляю мораторий на общение с леди Шур.

Дарел проходил таможню, выглядел он просто замечательно, как-то забывалось, что через три месяца ему надо будет вернуться в клинику для второго курса лечения. Женщины бросали заинтересованные взгляды на еще не старого, но уже седого мужчину в военной форме, стройного и мускулистого. Похоже, форма для Вольфа как вторая кожа, никогда его не видела в штатском.

Я спряталась, стараясь не попасться ему на глаза раньше времени. Он вышел в зал и неуверенно направился к выходу в город, я шла за ним и перехватила, когда он собирался снять таксофлаер.

Взяла его за руку, он повернулся и крепко обнял меня.

— Девочка моя…

Дарел, такой родной и такой чужой…

— Ты так повзрослела, — с болью сказал он.

Я кивнула, на глаза навернулись слезы. В прошлом, все в прошлом — и Дарел, и наша любовь… Ему уже нет места в моей жизни. Жаль. Больно.

— Девочка моя, я хотел встретиться и объяснить тебе все, чтобы ты не обижалась и не считала, что я тебя не любил, но вижу, что не нужно. Ты такая умная, маленькая моя.

Я улыбалась сквозь слезы.

— Все прошло, да? — немного горько спросил он.

Я лишь молча кивнула.

— Ну что ж… хорошо, что было. Ты ведь не жалеешь, что связалась со мной, правда?

Тут я очнулась.

— Ничего не прошло! Даже не думай! Тебе еще сына растить, так что долечивайся и думай, как будешь договариваться с Соденбергом об отпусках.

Дарел замер.

— Ты уверена?

— Да, я уверена.

Он схватил меня и закружил. Прохожие неодобрительно посматривали на иностранца и маленькую аристократку в его руках, а мне было все равно. Мои грусть и боль ушли. Да, у нас с Дарелом будет сын, такой же умный и добрый, как и его отец. Мы прилетели в поместье, я рассказывала о своих приключениях, а потом мы начали целоваться и уже не могли остановиться. Я отвыкла от его нежности и ласки, забыла, как это может быть восхитительно. Естественно, мы чуть не опоздали на его рейс. Летя к порту, я выжимала из флаера все.

— Дарел, пообещай мне, что будешь осторожен у себя на родине. И не будешь забывать, что теперь у тебя есть обязательства передо мной и нашим сыном.

— Перед тобой? Ты знаешь, что ты жадная собственница? — полушутя-полусерьезно ответил Вольф.

Да, я тысячу раз не права предъявляя какие-то права на его жизнь, и пытаясь им управлять. Но, может, это и есть любовь, когда знаешь, что не прав и все равно не можешь не пытаться оградить любимого от самого себя.

— Да Дарел, я жадная собственница, и несмотря на эти восхитительные часы вместе, я тебе больше не принадлежу. Но, врата тебя побери, я хочу, чтоб ты ЖИЛ и растил нашего сына, я хочу тебя видеть время от времени и знать, что у тебя все хорошо.

— Почему ты просто не скажешь, что все еще любишь меня? — мягко спросил он.

— Прости Дарел, я уже не свободна и не могу такого сказать.

Дарел молча потянулся ко мне и стал вытягивать меня из кресла пилота…

— Что ты делаешь? Ты с ума сошел! Мы опаздываем, — успела сказать я до того, как мне заткнули рот поцелуем. Флаер, потеряв контроль, остановился и завис в воздухе. Наконец я вырвалась от Дарела, или вернее он меня отпустил, и я опять села за штурвал.

— Можешь не говорить… — сказал Вольф.

— Что? — я еще плохо соображала.

— Что любишь меня, можешь этого не говорить…

— Ты! Ты…Самец! — ничего лучше я не придумала.

Он расхохотался, я тоже. Отсмеявшись, я сказала вполне серьезно:

— Я люблю тебя, Дарел, ты знаешь это.

— Да, так же, как и то, что вместе нам уже не быть, да малыш?

Я кивнула.

Мы успели, и Вольф улетел на свою неласковую родину. Я вернулась домой и первым делом послала отцу письмо с просьбой оформить заказ для генохранителей. Детопроизводители звучит ужасно, и поэтому семьи, занимающиеся инорождением, зовут генохранителями, хоть это и неточно.