— Халява, плиз! Халява, плиз! Халява, плиз!..

На каждой из кассет было записано то же самое, что сейчас вещал магнитофон. А из магнитофона неслось убийственное:

— «…Директору комбината нужно и тем, кто его за ниточки дергает, — журчал механический голос покойника майора, — Они завод американцам надумали продать. И по официальным бумагам сумма выходит вроде бы нормальная — при нынешней-то криминогенной обстановке в районе. Да только вот она у меня где — криминогенная обстановка! В кулаке! Сделаю чик-чирик, и завтра старушки смогут в сберкассу за пенсией посреди ночи шастать. А тут ты появляешься, начинаешь палки в колеса совать.

— В натуре выходит, часть лавэ пронырливые америкашки вручат директору в кожанном саквояже?

— Три четверти. Столько, на сколько завод реально больше весит. Черным налом. А тут ты появился и ужом в жопу пролезть норовишь!..»

Понятно, после торжественного подписания документов в конференц-зале предполагалась пресс-конференция. И американцем Смитом была даже вызубрена речь, в которой рабочим обещались манна небесная и бесплатные обеды. Только после прозвучавшего с кассеты откровения никому уже были не интересны обманки мистера Смита.

И ведь пресечь хулиганские действия Филипса было некому. Вся охрана где-то по этажам пышной гостиницы гонялась за Шрамом. И настолько интересные вещи сообщал присутствующим магнитофонный голос, что пресса забыла и начхала даже на фуршет. А договаривающиеся стороны прощелкали клювом исход из конференц-зала Радикюля с папкой подписанных документов.

То есть теперь у Сергея кроме симпатий пролетариата появились и юридические, пусть и очень спорные, права на комбинат. Теперь Сергею было с чем стучаться в высокие мореные чиновничьи двери, было ради чего пужать чиновничью братию эрмитажной легендой.

Кто еще хоть как-то контролировал ситуацию, так это Виталий Ефремович. Почти с применением силы отняв у растерянного мистера Смита латунный ключик, директор брокерской конторы шмыгнул вон из зала и впрыгнул в лифт. Лифт поехал вниз медленно, как тает мороженное.

Общий расклад, ради которого Виталий Ефремович завязал быковать и обернулся «честным» брокером, был таков. Гусев открыл фирму «Семь слонов», где он был учередитнлнм, а Виталий Ефремович директором. Скопом бабки со счетов комбината перегонялись в «Семь слонов» по щарящим кредитным договорам. На эти бабки скупались за гроши акции у роботяг. И когда «Семь слонов» скопила двадцать один процент, нашедший заокеанских покупателей и имеющий тридцать процентов Гусев отбыл в Испанию, где и получил черными три четверти реальной стоимости комбината. Пока на заблокированный до конца сделки счет. Легально же светилась только последняя четверть денег, а столь низкая цена Виршевского нефтеперерабатывающего оправдывалась криминальными буднями Виршей.

Виталий Ефремович же за свои труды должен был получить два зеленых лимона. Он состриг бы и больше, но внешне шибкая рохля Гусь оказался малым не промах. И в какие-то моменты Ефремыч даже начинал реально дрейфить, что Гусев сам его кинет.

Сквозь стеклянную стенку опускающегося лифта брокер понаблюдал, за мечущимися по этажам верными ему охранниками… Наконец к великому облегчению доехал. Выпрыгнул на первом этаже и подскочил к камере хранения.

— Пожалуйста, побыстрее! — дерганый Виталий Ефремович протянул ключ лакею в современной ливрее.

Могло получиться так, что неправедный быкоброкер отвалит с незаработанными деньгами. Могло получиться так, что останутся наказанными только гендиректор комбината и мистер Смит. Но не получилось. В последние дни директор брокерской конторы «Семь слонов» был очень осторожен, даже с бабами чуть ли не в бронежилете трахался, а тут маху дал.

Если бы Виталий Ефремович был не так заморочен произошедшим в конференц-зале и внимательней следил за действиями лакея, он бы обнаружил, что вместо чемоданчика из тридцатой, как указано на брелке при ключике, ячейки ему достался баул из девятнадцатой.

Не сказав спасибо, Виталий Ефремович схватил чемоданчик и поковылял на выход. Поспешно, будто зад скипидаром намазан. А потный от страха лакей скосил глаза вниз под прилавок, где уютно на нижней полке разлегся с внушительным пистолетом наголо мужчина среднего роста. Немного утолщенный на кончике шнобель и серая сталь во взгляде.

— Я все правильно сделал? — заискивающе промямлил лакей.

— Ты вообще молоток. Откуда такие только берутся? — распрямился в полный рост Сергей, весь такой циничный и авантажный, по праву силы вынул из потной ладони лакея ключик. Сам без скрипа открыл тридцатый ящик и забрал оттуда чемодан с не занесенными в ничью налоговую декларацию долларами.

Ничего от бизнеса, это была очень личная месть. Даже скудных сведений от сплетницы Епифани хватило Шраму, чтобы просечь — он столкнулся с самым запредельным забиванием болта на понятия. Ради зелени бычара опустился до того, что лег под барыгу. Этот вроде бы беспощадный противник — Виталий Ефремович — оказывается, не крышевал, а шустрил под Эдуардом Александровичем Гусевым. Бычаре — бычье попадалово.

Пистолет Сергей убрал в карман, но погрозил лакею, дескать, я со ста метров белку в глаз бью. Лакей сделал рожу, дескать, вы меня не знаете, и я вас не знаю. За что тут же на месте получил от Шрама премию в сто баксов.

— «Ништяк», я — «Лесоповал», — скомандовал Шрам в кулак, — Всем отбой. Уходим!

А Виталий Ефремович чесал на выход, смакуя горький мед победы. Увы и ах, правда с криминалом в Виршах всплыла на всенародное обозрение, как дохлая кошка в пруду. Но зато договор подписан и бабки получены. И кроме того этот гнусный, ненавистный неуловимый Храм наконец вляпался, дальше некуда — выходы из «Невского паласа» перекрыты верными людьми.

Но тут внагляк на пассажирский вход в отель зарулила «девятка» с заляпанными грязью номерами. Штатные отельные охранники, похожие на таксистов пятидесятых годов, и лакеи, похожие на французских маршалов, дрыснули в стороны из-под колес. Как одуревшая курица, кудахтнул в сторону и брокер. Чемодан отлетел прочь, распахнулся и усеял пол старыми газетами. А жигуль визгливо притормозил посреди вылизанного с мылом вестибюля, и откуда-то со стороны в него впрыгнул искомый ненавистный Храм.

И жигуль с места ракетно рванул вперед. Не жалея радиатор, вышиб ажурную решетку на противоположном входе в отель и сквозь витринное стекло отвалил к едрене фене. Чихая сорванным глушаком на все окружающие улицы.

Все дело в том, что Шрам давно мечтал ПРОЕХАТЬ жлобски навороченный «Невсктй палас» насквозь.

— Знакомьтесь, господа. Сергей Федорович Шрамов! Евгений Ильич Фейгин!

Мужчины пожали друг другу руки, типа безмерно рады встрече. «Опасный мальчик,» — с одного взгляда классифицировал ответственный работник Комитета по культуре. Евгений Ильич сел сразу, а Сергей еще галантно придвинул ореховый стул Алине. Это происходило в кабаке «Квебек», не последнем заведении такого рода, где порцайка стейка в зависимости от соусов и гарниров стоила от пятнашки до четвертного бакинскими. А за пузырь хорошего пойла вынь да положь сотку и не жужжи.

— Друзья Алины — мои друзья, — понес вежливую пургу Евгений Ильич, — и я с превеликим удовольствием истратил бы на этот кабак целый вечер, но государственные интересы зовут. По этому нельзя ли ближе к телу?

Шрам смотрел, как этот напыщенный кровосос ерзает руками по скатерти, трет руку об руку, перекладывает меню, и загадочно улыбался. Повод ерзать у ответственного работника Комитета по культуре был немалый. Когда Алина вызванивала чиновника, она по настоятельной просьбе Шрама сказала, что «в Питер из богатой золотом и цветными металлами Сибири приехал человек, некогда бывший приятелем фотографа Горбункова, живо интересующийся всем, с фотографом связанным».