И как-то само собой Шрамова завернуло в привычный ночной бар.

Почти все столики были свободны, и надо же!.. В углу у запотевшего огромного — до потолка — окна, за которым чесали опрыскиваемые питерской непогодой фраера, и проносились, слепя фраеров фарами, лайбы, сидела она. А ведь Сергей будто ждал чего-то такого. И подошел, словно и не расставались:

— Будем и дальше пить текилу? — спросил Шрамов чуть более хриплым с улицы, чем обычно, голосом.

— А что мы с вами пили в прошлый раз? — она вроде бы и не удивилась его появлению над душой. Она тоже встретила его, словно и не расставались. Она еще некоторое время смотрела в окно, будто там кипела настоящая жизнь, в которой ее не ждут, в которой ей нет места.

Бармен мельком взглянул на них, затем выбрался из-за стойки, шаркающей походкой подошел к столику и вытер его. Парня явно мозолила скука. Парню явно хотелось покалякать с приличными посетителями.

— Сервис растет, — удивленно отметил Сергей, ведь надо было с чего-то начинать разговор. Оглянулся, нельзя ли где пристроить влажный плащ?

— Не тот столик, — все еще глядя сквозь стекло на улицу, сказала своим неподражаемым ангельским голоском, как пропела, Алина, — В прошлый раз мы трепались у стойки. Сядем опять туда же.

Шрамов понимающе улыбнулся:

— Вы суеверны?

— Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно нечетные числа, — опять как пропела, сказала она.

— Точно, — вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе, — В прошлый раз вы сидели у стойки.

— Тогда точно следует пересесть, — улыбнулся и взял за руку Алину Сергей, — Не стоит нарушать традицию, — когда они устроились, Шрамов снова спросил бармена — Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?

— Текилу, — не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.

— Не вижу причин нарушать традицию, — Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? — Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.

Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.

— Тебе бы в службе социальной адаптации работать, — похвалила трудягу Алина.

— Я и работал. Нарков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.

— Мало платили? — Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.

— Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.

— А вот Сергей любит других обламывать, — типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.

— Хоп! — вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.

— Хоп! — согласилась она с таким уходом от скользкой темы.

— Все мы немножко обломанные по жизни, — заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен, — Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.

— Где наш дом? Тут он, или там? — уже точно не сказала, а пропела Алина.

— Не где, а когда, — вписал фразу Сергей.

— Уже скоро, — загадочно мурлыкнула девушка.

Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.

Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек. В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Приглушенный свет тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Врядли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало…

Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.

Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.

— Мы не спешим? — участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе, — По третьей?

— Если никто никуда не спешит.

— По третьей, — распорядился Сергей минутой назад осознавшему навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.

Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмэла», причем «Кэмэла» без фильтра:

— Правильно? — подмигнул он Сергею.

— Типа я их в прошлый раз курил?

— Я думал, это самое то, — растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить что ли под решившего поймать Золотую Муху[4] нарка? Пусть отговаривают.

— Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.

— Будем надеяться, — загадочно мурлыкнула Алина.

— В прошлый раз ты была какая-то другая, — выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов, — Злее, веселее, заводнее.

— Это плохо, что я всегда другая?

— Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно — Шрам. А вас? — он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».

— Я та, кто тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?

Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.

— Обними меня, — попросила Алина музыкальным шепотом.

Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.

— Обнять тебя? — ласково прошептал он на самое ушко.

— Да.

— Обнять тебя? — прошептал он, пробуя на вкус ее локоны.

— Да.

— Обнять тебя? — прошептал он, почти теряя сознание.

— Да, — она сплела руки в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо, — И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.

И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.

Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Официально — проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле — прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.

Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно, ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.

Запах здесь стоял — не очень. Как ни мудри, не поливай пол из шланга, сколько не сыпь химию и не брызгай освежителями, мясо будет попахивать. И запах этот не будет похож на запах букета сирени.