Перед самым ленчем тело Сьюзи де Котиньи было доставлено в городской морг Марселя на Пассаж-де-Лорет, и три помощника государственного патологоанатома приготовили его к вскрытию. Труп был взвешен, прикрыт простыней и положен лицом вниз на деку из нержавеющей стали. Инструменты разложили на чистых хлопчатобумажных салфетках, весы для взвешивания подвезли к изголовью деки и проверили, в магнитофон вставили новую пленку. Была взята проба крови, ее направили на анализ с просьбой проверить на наличие пронопразона и как можно скорее представить результат. Когда все было готово, доктора Лорана Валери вызвали из его кабинета.

Обычно любой труп, поступивший на Пассаж-де-Лорет, дожидался своей очереди. Там в холодильнике редко бывало меньше полудюжины трупов, ожидавших осмотра в строгой очередности. Первого поступившего первым и увозили — такой порядок нравился Валери. Но звонок от Клиссона убедил его отложить другую работу и уделить внимание мадам де Котиньи. Вероятно, поэтому Валери был раздражен. Он не любил, когда нарушали его график, даже если где-то разгуливал убийца. Патология не что иное, как методика, всегда говорил он студентам, а методика — хозяйка терпения и дисциплины.

Когда трое помощников услышали, как его белые бутсы заскрипели по выложенному плиткой коридору в сторону комнаты, где проводятся вскрытия, они выпрямились и замолчали.

Вихрем влетевший через крутящиеся двери, одетый в зеленый больничный халат, государственный патологоанатом больше всего походил на веселого гоблина, задумавшего очередную проделку. Ростом чуть выше пяти футов, с венчиком седых волос, начесанных на экстравагантно завитые бачки, шестидесятилетний Валери был сутулым, но полным энергии мужчиной, который последние сорок лет занимался разрезанием трупов. В ближайшие два с половиной часа Сюзанна Делахью де Котиньи выложит все свои секреты под серебристым клинком скальпеля и его пытливыми пальцами.

Подойдя к столу, Валери первым делом сбросил на пол простыню, покрывающую тело, предоставив ассистенту ее убрать. Как обычно, все началось с визуального осмотра. Ассистенты отошли назад, а Валери начал обходить деку, глядя на труп через бифокальные очки в проволочной оправе. Закончив обход, Валери заставил ассистентов перевернуть тело на спину и повторил все снова.

— Белая женщина, — были его первые слова. — Возраст тридцать — сорок лет... — Щелчок пальцами, и ассистент натянул ему на руки резиновые перчатки. Пальцами он раздвинул жертве волосы в дюйме за ухом, взглянул поверх очков, потом сделал шаг назад. — Натуральная брюнетка. Вес...

— Шестьдесят пять и три десятых килограмма, — подсказал один из ассистентов.

— Шестьдесят пять кило.

Одним движением большого и указательного пальцев Валери поднял веко и верхнюю губу.

— Глаза карие. Зубы ее собственные...

Так все и прошло: государственный патологоанатом отмечал все внешние особенности, от лака на ногтях жертвы до синяков на руках и шишки на виске. На другой стороне комнаты стрелки индикаторов уровня громкости на магнитофоне подпрыгивали в такт комментариям, которые он делал своим высоким гнусавым голосом. Когда он закончит вскрытие, пленку распечатают и ее краткое содержание отошлют Жако вместе с обычными, написанными от руки, наблюдениями Валери.

Прежде чем взяться за скальпель, он, однако, пожелал проделать еще одну операцию. По его кивку ассистенты подняли ноги жертвы на растяжки, развели их в стороны и, вынув болты, опустили нижнюю часть стола, чтобы позволить Валери подъехать на катающемся табурете, прихватив увеличительную лампу и взяв вагинальный расширитель.

Казалось, что в комнате для вскрытий на целую вечность воцарилась тишина, только поскрипывали пружины на табурете Валери, когда он склонился между ног мадам де Котиньи. Затем, начав орудовать увеличительной лампой, он тихонько выдохнул, словно задерживал дыхание.

— Так-так-так, — проговорил Валери, словно наткнулся на старого приятеля.

Отложив расширитель и взяв с подноса с инструментами пинцет, он расположился за увеличительной лампой.

Окружив его, трое ассистентов наблюдали, как он двумя пальцами раздвинул жертве половые губы и начал орудовать пинцетом.

— А что у нас здесь?

Жако поехал из Марселя на восток по старой дороге Д559, которая, петляя, уходила в горы, прежде чем серпантином спуститься в долину. Слева на фоне синего, словно горечавка, неба поднимались иззубренные известняковые хребты Карпьяньской гряды. Слева вдали в утреннем солнце посверкивало море, а теплый воздух, врывающийся в открытое окно, был насыщен волнующими ароматами сосны, соли и дикого укропа. Жако глубоко вздохнул. Лучший в мире парфюм, решил он, подъезжая к указателю на Касис и разворачиваясь в сторону берега.

Дорога до Касиса заняла у Жако чуть больше сорока минут — время прекрасного, тонизирующего путешествия из города в столь красивое утро и возможность обдумать факты, ставшие причиной поездки. Факты, которые, Жако это прекрасно понимал, сводились не более чем к фрагментарным совпадениям и шепоту интуиции. Факты, которые он запросто мог обдумать за чашкой едва теплого кофе у себя в кабинете.

Одна из жертв Водяного жила в доме, принадлежащем «Валадо-э-Сье», а вторая была обнаружена в водоеме, построенном дочерней фирмой. Обе компании управляются Полем Баске, скучным маленьким говнюком, у которого Жако побывал в офисе на Ла-Жольет и который ему сразу не понравился. Из-за этого, быть может, он так легко согласился на эту медленную дурацкую полицейскую процедуру.

А тут еще один поворот. По словам Гренье, арендный договор на квартиру Вики Монель был выкуплен у принадлежащей Баске компании по недвижимости фирмой «Рэссак-э-Фрер». В первую встречу с Гасталем его партнер попросил проверить человека по имени Рэссак. Потом, в тот же вечер, Жако наткнулся на старого приятеля из далекого прошлого, который рассказал, что Рэссак причастен к крупной операции с наркотиками, которая должна состояться очень скоро. Что объяснило, почему Ламонзи спустил на него собак за угрозу срыва продолжительной слежки.

Вот почему Жако решил проехаться в Касис. Вдруг удастся хоть одним глазком взглянуть на этого Рэссака. Как в случае с Баске. Может, что-то срастется. Может, нет. Может, это просто... совпадение. И ничего больше.

Вписываясь в изгибы и повороты дороги, ведущей в Касис, лениво вертя руль то вправо, то влево, Жако раздумывал, знают ли Рэссак и Баске друг друга. Должны. Даже если всю работу по продаже квартиры проделали юристы, патроны, видимо, встречались. Если Рэссак дома, он обязательно его об этом спросит, решил Жако, сворачивая с дороги и подъезжая к высоким деревянным воротам в двухстах метрах за придорожным прилавком, где торговали дынями и персиками, точно как описал Массо. Интересно, мелькнула мысль, нет ли здесь людей Ламонзи, которые фиксируют всех, кто уезжает и приезжает?

Жако вылез из машины и подошел к домофону. Потянулся, чувствуя, как его обволакивает жар. Жужжание насекомых заглушало работающий на холостых оборотах двигатель «пежо».

Через минуту после звонка домофон ожил.

—Да?

Мужской голос. Знакомый по домофону на рю дез Аллот. Рэссак собственной персоной. Жако подался вперед.

— Старший инспектор Жако, уголовная полиция, Марсель. Буду благодарен за возможность переговорить с мсье Рэссаком.

В ответ связь прервалась и ворота начали открываться — одна створка за другой.

Жако вернулся в машину, подождал, когда ворота откроются на достаточную ширину, потом въехал на подъездную дорожку дома Рэссака.

У Рэссака хорошая память на лица, это он понял моментально. Спускаясь по лестнице поприветствовать гостя, Рэссак обратил внимание на плечи, сломанный нос, хвост на голове. Регби. Жако. Один из величайших проходов. Франция против Англии, пятнадцать... может, шестнадцать лет назад? Рэссак помнил ту игру. Возможно, у него где-нибудь есть видеозапись.