Нэтти отправилась за полотенцами, а Реми, снова охваченная непонятной тревогой, заметалась по комнате. Она распахнула стеклянную дверь и вышла на балкон. Две магнолии, словно часовые, стояли на лужайке перед входом в дом. Эти деревья Броуди посадил когда-то по совету Адриенны…

Реми приблизилась к изящной балконной решетке и рассеянно скользнула взором по лужайке, металлической ограде и тихой улочке, к которой был обращен фасад дома.

У бровки тротуара стоял ярко-синий пикап. За рулем сидел человек необычной внешности.

«Надо же, какое странное сочетание! – подумала девушка. – Волосы черные как смоль, а борода совершенно седая…»

Человек что-то записывал. Наверное, коммивояжер, решила Реми. Неожиданно бородач поднял голову, и Реми поспешно вернулась в комнату, опасаясь, как бы он не принял ее любопытный взгляд за приглашение поддержать коммерцию.

Когда Реми вошла в комнату, ее взор невольно упал на старинную кровать. Наверное, после смерти деда Адриенна и Жан-Люк переселились сюда. Как, должно быть, несчастную женщину тревожил призрак Броуди, если он даже ей, Реми, спустя столько лет не дает покоя!

Неожиданно перед ее носом появилась ярко-розовая ладонь.

– Эй! Очнись! – замахала рукой Нэтти.

Реми оторопело заморгала.

– Прости… Я тебя не заметила.

– Вижу, – сухо сказала негритянка. – В общем, так: полотенца лежат на полочке, а твой халат висит на двери.

– Спасибо, – словно эхо откликнулась Реми.

– Да что с тобой, детка? – изумилась негритянка. – Ты как будто в транс впала.

– Я думала об Адриенне… ведь она так любила светскую жизнь и искренне жалела свою незамужнюю тетю Зизи. И все же повторила ее незавидную судьбу. Откуда только у нее силы взялись?!

– Эх, милая, – мудро и печально улыбнулась Нэтти. – Женщина похожа на чай в пакетике: пока его не опустишь в кипяток, нельзя определить, крепкий он или не очень.

Реми рассмеялась, однако ее так и не покинуло чувство, что рядом, может быть, совсем близко притаилась беда.

Музейный комплекс на Джексон-сквер явно не был тем местом, куда подсознательно стремилась Реми. По крайней мере, придя туда, она не почувствовала никакого душевного трепета. Сейчас она стояла у телефона в служебном помещении, куда не допускались посетители музея, и, рассеянно наматывая на палец витой провод, разговаривала с Гейбом.

– Если тебе не хочется ехать в музей, – сказал Гейб, – то оставайся дома. Ты сегодня так рано встала.

– Да я тебе из музея звоню.

– Правда? – Гейб был неприятно удивлен. – А я думал, ты зайдешь за мной в половине третьего и мы поедем вместе…

– Я собиралась к тебе заехать, но…

Реми до полудня бесцельно слонялась по дому и чуть с ума не сошла от скуки. Потом позвонил брат, который спешил ей сообщить, что ему наконец-таки удалось отговорить отца от идеи отправить Реми в психиатрическую клинику. В разговоре она случайно обмолвилась, что хочет сходить в музей, и Гейб вызвался составить ей компанию. Реми не возражала, но, попрощавшись с братом, решила поехать туда одна, чтобы никто не отвлекал ее посторонними разговорами и она могла бы спокойно оглядеться, покопаться в памяти, разобраться в своих впечатлениях.

– Мне не сиделось дома, и я приехала сюда одна, – виновато сказала Реми, не вдаваясь в подробности.

– Тогда ты, наверное, уже все осмотрела и без моей помощи.

– Да. – В голосе Реми прозвучало плохо скрытое разочарование.

– Ты… расстроена? Неужели совсем ничего не удалось вспомнить? – Увы, – вздохнула Реми.

Все, буквально все было ей здесь незнакомо: и экспозиция, и сотрудники. Этакая мертвая зыбь… Реми равнодушно посмотрела на мониторы, показывавшие, что делается в залах музея, и… заметила пожилого мужчину с темными волосами и белой бородой. Точь-в-точь как у того человека, который сидел в машине напротив ее дома! Пожалуй, она ошиблась, приняв его за коммивояжера. Наверное, он турист. Тогда непонятно, отчего он в костюме и при галстуке… туристы так не одеваются, особенно днем. Странно… Да и экспозиция его явно не интересовала. Мужчина оглядывался по сторонам, будто кого-то искал.

– И какие у тебя теперь планы? – спросил Гейб. – Ты еще побудешь в музее или поедешь домой?

– Не знаю. Я…

– Не говори! Я сам догадаюсь, – перебил ее Гейб. – Ты заглянешь в «Кэнал-Плейс» и купишь себе какую-нибудь обновку.

Его голос звучал так уверенно!

– Откуда ты знаешь? – удивилась Реми.

– Потому что, когда у тебя плохое настроение, ты всегда так делаешь.

– Неужели?

– Честное слово! – В тоне Гейба Реми послышалась легкая ирония. – Я бы с удовольствием помог тебе нести покупки, но мне еще нужно просмотреть ворох бумаг. Давай встретимся в «Луизиане»… ну, скажем, в полпятого. Надеюсь, за три часа ты управишься?

– Думаю, да, – согласилась Реми, хотя не чувствовала ни малейшего желания ходить по магазинам.

Гейб, вероятно, уловил ее колебания и сразу насторожился.

– Послушай, Реми… Ты только не вздумай опять потеряться… или отправиться в порт.

– Не волнуйся. Все будет нормально, – улыбнулась Реми.

– Ладно. Значит, договорились. В полпятого.

– До встречи в «Луизиане», – ответила Реми и, услышав короткие гудки, повесила трубку.

По пути в зал ей повстречалась девушка лет двадцати с небольшим, очень коротко стриженная, но с пышной челкой, падавшей на глаза.

Девушка остановилась перед ней и радостно воскликнула:

– Реми! Ты когда вернулась?

– Вчера вечером, – ответила Реми, мучительно гадая, кто это может быть.

– Ну и как тебе на Ривьере? Что-то ты не очень загорела. Я думала, у тебя будет такой шоколадный загар, что мы, бедные рабочие лошадки, позеленеем от зависти, – тараторила девушка, придирчиво разглядывая Реми. – Послушай, да у тебя классный пиджачок! Ты его во Франции отхватила, да?

– Не знаю. Он висел в моем шкафу.

Реми понятия не имела, откуда у нее этот пиджак.

– Эх, мне бы твой шкаф… – мечтательно вздохнула девушка. – Может, выпьем кофейку? У меня в запасе целый час, а потом придется вести экскурсию. Ах, я умираю от любопытства! Скорее рассказывай, как празднуют карнавал в Ницце! Уж, наверно, не так глупо, как здесь…

– Да, от кофе я бы не отка… – начала было Реми, но осеклась и, криво усмехнувшись, пробормотала: – Мне очень неловко, но я тебя не помню. Нет, конечно, мы с тобой знакомы! Я уверена, но… Понимаешь…

Реми замялась, ей не хотелось говорить правду, но что тут можно было придумать?

– В общем, у меня амнезия, потеря памяти… – собравшись с духом, выпалила она.

У девушки даже рот приоткрылся от удивления.

– Шутишь?

– Если бы…

– О Господи! – ахнула ее знакомая. – Послушай, а что с тобой стряслось? Как это получилось? Нет, ты должна мне все рассказать, Реми! Должна, понимаешь? – Она схватила Реми за руку, но тут же опомнилась и покраснела. – Совсем забыла! Ты же меня не помнишь! Я Тина Джианелли. Мы с тобой почти одновременно устроились сюда на работу.

С этими словами девушка снова схватила Реми за руку и почти насильно потащила в кафе для сотрудников.

Реми вкратце поведала Тине свою историю, завершив ее так:

– Я пришла сегодня в музей в надежде хоть что-нибудь вспомнить, но ничего не получилось. Я чувствую себя тут совершенно чужой.

– В некотором смысле так оно и есть. Вернее, было в последнее время, – заявила Тина, энергично приглаживая ладонью темные волосы. – Ты забегала сюда раза два в неделю, и то на пару часов. Конечно, вначале все обстояло иначе, но потом…

– Иначе? Что ты имеешь в виду? – встрепенулась Реми.

– Ты поступила сюда на работу вскоре после того, как твой жених утонул. Наверно, тебе хотелось забыться, и ты выбрала далекое прошлое, потому что в близком тебе слишком многое напоминало о печальной утрате. Я, конечно, не думаю, – поспешила оговориться Тина, – что ты хотела только отвлечься. Работа тебе нравилась. Действительно нравилась! Ты часто проводила экскурсии, а в свободное время ездила к друзьям твоих родителей и уговаривала их пожертвовать что-нибудь для музея. Особенно тебе были по вкусу фарфор середины девятнадцатого века и экспонаты для карнавальной выставки.