– Доминик! – простонал Эмиль Жардин. Склонившись над внуком, он поцеловал его бледную восковую щеку и потерянно пробормотал: – Плоть от плоти моей! Жизнь моя…
Старик затрясся в беззвучных рыданиях. Из груди Адриенны вырвался горестный всхлип. Боже! Всемогущий Боже! Что она наделала?
– Не понимаю! – Реми вскочила с кровати и взволнованно заходила по комнате из угла в угол. – Не понимаю… Броуди же хотел его только ранить! Что произошло? Неужели он вдруг передумал?
– Нет. Просто случилось непредвиденное, – ответила Нэтти. – Пуля попала Доминику в плечо, но отскочила от кости и угодила прямо в сердце. Бедняга умер на месте.
– Значит, это был несчастный случай?
– Да, конечно.
– Но Адриенна-то узнала об этом?
– Узнала. Броуди ей рассказал.
– Выходит, они еще встретились?
Почему-то Реми не сомневалась, что их роман трагически оборвался.
– Да, совсем ненадолго. Броуди пришел на кладбище святого Луки в день похорон Доминика Жардина…
На безоблачном голубом небе ярко сияло солнце. Проникая сквозь кроны старых дубов и магнолий, его лучи освещали белые известняковые склепы, где обрели последнее пристанище целые поколения знатных креолов. Броуди вспомнил дома, теснившиеся на узких улочках Вье-Карре, и подумал: как при жизни, так и после смерти обитатели этих домов предпочитают свой замкнутый круг.
Он рассеянно поправил черную перевязь на левом плече, не отрывая взгляда от Адриенны. Полупрозрачная черная вуаль не скрывала ее лица, казавшегося сейчас высеченным из белого мрамора. Глаза были холодными и безжизненными, во время похорон из них не выкатилось ни слезинки.
Зато тетка Адриенны плакала не переставая. А когда настала пора уходить с кладбища, забилась в истерике. Адриенна и дед подхватили несчастную под руки, иначе она бы упала. Эмиль Жардин тоже не был сейчас похож на сурового патриарха, который чуть больше месяца тому назад указал на дверь Броуди Доновану. В глазах его застыла тоска, он еле волочил ноги.
Броуди молча смотрел на безутешных родственников Доминика. Наконец Эмиль Жардин жестом показал Адриенне, что ее помощь больше не требуется. Девушка отступила назад, и Эмиль повел свою дочь по дорожке. Адриенна хотела было пойти за ними, но не смогла оторвать глаз от надписи «Жардины», высеченной над бронзовыми дверями склепа и обрамленной изображением лавровых листьев. Бог знает, сколько времени она простояла так, но потом все же повернулась и медленно пошла за дедом и теткой, которым многочисленные друзья и знакомые выражали соболезнования.
Этого момента Броуди дожидался давно. Он, собственно говоря, и на похороны пришел в надежде поговорить с Адриенной, хотя понимал, что никакие слова не в силах облегчить ее горе. Но ему необходимо было объясниться с ней, сказать, как глубоко он раскаивается в содеянном. Вся его жизнь пошла прахом после злополучной дуэли.
Когда старик Жардин, обливаясь слезами, прошел мимо склепа, за которым прятался убийца его внука, Броуди вышел на дорожку и повернулся лицом к Адриенне. Она остановилась как вкопанная.
– Я не хотел его убивать, – с трудом произнес Броуди. – Клянусь!
И тут же перед его мысленным взором встали древние, замшелые дубы рощи Алларда. Он старательно прицелился в руку Доминика, нажал на курок и облегченно вздохнул, убедившись, что не промахнулся. В следующую секунду в его плечо тоже вонзилась пуля, и он зашатался, а потому не заметил, как все кинулись к бездыханному телу Доминика, распростертому на ярко-зеленой траве. Потом кто-то крикнул: «Убит!», но он долго не мог в это поверить и все доказывал, что Доминик ранен в руку. А ему объясняли – пуля срикошетила от кости и попала в сердце.
– Мне очень жаль, – напряженно сказал Броуди, отогнав воспоминание.
– Нам обоим есть о чем сожалеть, – промолвила Адриенна, и в глазах ее впервые блеснули слезы. – Все погибло. Все. Ничего не осталось.
И она пошла дальше.
Броуди помертвел, поняв, что они расстаются навсегда. И, подобно Адриенне, почувствовал себя живым трупом.
– А ведь Адриенна тогда еще не знала, в какой она попала переплет, – продолжила Нэтти, примостившаяся на пухлом подлокотнике кресла. – Это ей стало ясно немного позже.
– В какой переплет? Ты о чем?
– Она забеременела. Но поняла это лишь через пару недель после похорон.
Реми медленно опустилась на кушетку. Постепенно все становилось на свои места.
– Но дедушка все равно не разрешил ей выйти за Броуди, да? Так вот почему Коул сказал, что я должна была бы носить фамилию Донован.
– Так, да не совсем. Ни дед, ни тем более Адриенна даже помыслить не могли о свадьбе.
– Но почему? Я думала…
– Как почему? Адриенна чувствовала себя виновной в гибели брата, – напомнила Нэтти. – Она считала, что Броуди в этой печальной истории была уготована роль слепого орудия судьбы, а настоящей виновницей является, конечно, она. Кроме того, с гибелью Доминика роду Жардинов суждено было пресечься, и Адриенна очень тяжело это переживала. А потому, когда поняла, что ждет ребенка, она не только не впала в отчаяние, но даже воспряла духом. Перед ней впервые забрезжил луч надежды. Ничуть не сомневаясь, что рождение внебрачного ребенка неминуемо навлечет на нее позор и всеобщее презрение, Адриенна пошла на это и не согласилась, чтобы дед подыскал ей подходящего жениха.
Реми недоуменно посмотрела на экономку.
– Не понимаю, почему Эмиль Жардин не настоял на своем? Он же так пекся о чести семьи! Как бы он ни мечтал о продолжении рода, вряд ли его обрадовала перспектива появления внебрачного ребенка. Особенно от Броуди Донована. Ведь Эмиль догадался, кто отец ребенка?
– Естественно. Это было несложно.
– Ты зачала этого ублюдка от янки? – В глазах деда сквозили ненависть, презрение и боль. – От того самого, который убил Доминика? Вот почему Доминик вызвал его на дуэль, верно?
– Нет, – спокойно возразила Адриенна.
Ледяное спокойствие служило ей защитной броней, которую дед не мог пробить, даже впадая в неистовство. Она стояла перед ним в темной комнате брата, где все было точно так же, как и в день его гибели: на кровати лежала аккуратно сложенная одежда, в которой он должен был выйти к ужину; слуга до сих пор не убрал с бюро бритвенный прибор Доминика и исправно менял воду в тазике. О трауре напоминали только свечи, горевшие перед распятием. Дед каждый день приходил сюда молиться. Он теперь проводил все время либо на кладбище, либо в комнате внука и ни с кем не желал разделить свое горе. Окружающие почти не слышали его голоса. За столом Эмиль Жардин сидел молча, уставившись в тарелку, и почти не прикасался к еде.
– Доминик знал только, что я тайно встречаюсь с… ним. – Адриенна предпочла не называть Броуди по имени и торопливо добавила, желая положить конец тягостному объяснению: – Право, не важно, кто отец моего ребенка. Но он будет урожденный Жардин и получит соответствующее воспитание. Это дитя продолжит наш род, дедушка.
– Дожили! Род Жардинов будет продолжать бастард, – с убийственным презрением произнес старик.
– Нет, дедушка, – кротко улыбнулась Адриенна. – Этого ребенка нам посылает Господь. Он отнял у нас Доминика, но зато даровал жизнь младенцу. – Адриенна протянула к дедушке руки, но тот резко отстранился. – Никто не сможет заменить нам Доминика. Однако я верю, что мудрый Господь не случайно позволил мне зачать это дитя.
– Да, он хотел наказать тебя за грехи, – с горечью сказал Эмиль.
– О нет, это не Божья кара, а Божий дар, – убежденно возразила Адриенна. – Происхождение моего сына останется тайной. Ваши друзья знают, что у нас есть во Франции родня. В мае мы уедем к ним в гости и пробудем там до ноября. А когда младенец родится, привезем его сюда и скажем всем, что малютка – наш дальний родственник, осиротевший при рождении.
Такова была кара, которую определила себе Адриенна: прожить всю жизнь, не признавшись никому, даже собственному ребенку, в том, что она его мать. Впрочем, иначе и быть не могло, ибо бедняжка до конца своих дней была обречена терзаться мыслями о брате, погибшем по ее вине. Она виновна, хотя курок был спущен не ее рукой!
