В последний раз она и Жакоб встретились в пригороде Гренобля четыре месяца назад. Встреча получилась грустной. Жакоб только что вернулся из Парижа, пробравшись через демаркационную линию. Матильда сразу поняла, что он чем-то глубоко расстроен. Понадобилось несколько часов, прежде чем она выудила у него всю правду.

В Париже Жакоб встречался с одной из своих связных, Софи Штейн. Она и члены ее семьи носили на одежде желтые звезды, которыми нацисты помечали евреев. Софи нацепила на себя звезду Давида добровольно, потому что привыкла добросовестно выполнять любые указы властей. К тому же она не могла поверить, что ее друзья-французы могут обойтись с евреями плохо. Однако в октябре 1940 года, когда муж Софи, еврей-эмигрант, был арестован, она поняла свою ошибку. Но теперь менять что-либо было поздно – куда уйдешь из дома с двумя маленькими детьми? Кроме того, Софи продолжала надеяться, что муж вернется. Она начала сотрудничать с подпольем, помогая спасать еврейских детей.

Жакоб специально решил зайти к Софи, чтобы убедить ее бежать на юг. До него дошли слухи, которые подтверждали, что кольцо вокруг Софи сжимается.

Однако он прибыл слишком поздно. Когда Жакоб позвонил в дверь квартиры Софи, дверь ему открыл гестаповец. С первого взгляда ситуация была ясна. Софи стояла лицом к стене, держа на руках маленькую дочку. Сын плакал, схватившись за ее юбку. Лицо женщины было разбито в кровь. Перед ней стоял узколицый офицер с ледяными серыми глазами.

– Я врач, – ровным голосом сказал Жакоб. – Мне передали, что в этой квартире больной ребенок.

Немцы втащили его в комнату и бесцеремонно отшвырнули в угол.

– Если мадам Штейн не назовет нам кое-какие имена, здесь сейчас будет не один больной ребенок, а сразу два, – угрожающе процедил гестаповец.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, – пробормотала Софи.

Яростным рывком немец выхватил у матери девочку и швырнул ее на пол. Та ударилась головкой о ножку стола и осталась лежать без движения. Жакоб бросился вперед.

– В нашей стране с детьми так себя не ведут! – крикнул он и с размаху двинул эсэсовца под дых. Тот сложился в три погибели, а в следующую секунду на затылок Жакоба обрушился мощный удар. Последнее, что он увидел прежде, чем потерять сознание, – слезы, текшие по лицу черноглазого мальчугана.

Когда Жакоб пришел в себя, он находился в тюремной камере. Почти сразу же начались допросы. Да, он действительно доктор Жюль Леметр. Нет, в этом доме он никогда раньше не бывал. Нет, к немцам он относится не хуже, чем все остальные, но гестаповец вел себя поистине безобразно.

Жакоба снова заперли в камеру, отобрали медицинские инструменты, одежду. Откуда-то доносились истошные вопли, не затихая ни на минуту.

Новый допрос. Нет, он не еврей. Господин офицер, должно быть, знает, что лишь двум процентам еврейских врачей дозволено заниматься медициной. Поэтому он, Леметр, просто не может быть евреем. В это время в комнату вошел офицер-француз, но допрос не прекратился. Однако доктор Леметр обрезан, не правда ли? Это выяснилось во время личного досмотра. Да, но обрезание никоим образом не связано с религией. Жакоб заготовил это объяснение заранее. В восемнадцатилетнем возрасте у него была инфекция, в результате чего пришлось сделать небольшую операцию. В истории болезни сохранилась соответствующая запись – можно проверить в больнице. Жакоб назвал время и место операции, а затем, обращаясь к французскому офицеру, потребовал вызвать адвоката, известить коллег и родных о его задержании. Ведь он не сделал ничего ужасного – просто на миг потерял контроль над собой. В конце концов Жакобу разрешили сделать один телефонный звонок, и он позвонил Жаку Бреннеру. Через два часа его освободили. А еще два часа спустя выяснилось, что Софи Штейн и ее дети исчезли.

Жакоб покинул Париж на следующий день. Он знал, что ему повезло. Связи Бреннера помогли выбраться из тюрьмы, но во второй раз этот номер не пройдет. Жардин крыл себя последними словами. Что ему стоило зайти к Софи чуть раньше! Зачем он бросился на гестаповца? Если бы не его импульсивность, возможно, Софи и ее детей еще удалось бы выручить. И в то же время Жакоб понимал, что его поступок мало что изменил. Гонения на евреев становились все более жестокими, распространялись все шире и шире.

Очутившись в Гренобле, у принцессы Матильды, Жакоб продолжал клокотать от бессильной ярости. Когда он закончил свой рассказ, Матильда сказала:

– Мы должны продолжать то, что делаем. И наш день наступит. Пока же мы с тобой помогаем несчастным испуганным детям.

Она грустно покачала головой и погладила Жакоба по руке, стараясь передать ему частицу своего тепла.

Он припал к ней так, словно от этого зависела его жизнь, словно в ее объятиях можно было забыть о страданиях и муках, заговорах и хитроумных планах, фальшивых именах и постоянной неудовлетворенности собой, о неизменной близости смерти. Они провели ночь вместе, занимаясь любовью медленно и обстоятельно, как старые, добрые друзья. Сон был глубоким и спокойным, словно мирная пауза в вихре военных невзгод.

Теперь, четыре месяца спустя, глядя друг на друга, Жакоб и Матильда вспоминали предыдущую встречу. То был миг, украденный у жизни. Миг, которому не суждено повториться. На сей раз у Жакоба было очень мало времени – его ожидали еще две важные встречи в горах, назначенные на тот же вечер. Матильда достала из чемодана деньги, которые надо было передать проводникам, ведущим беглецов опасными горными тропами. С каждым разом проводники требовали за свои услуги все больше и больше. Потом Матильда и Жакоб молча обнялись, и он исчез в морозной ночи.

Два дня спустя доктор Дерэн вновь прибыл в лагерь Шамбаррен на рутинную проверку. Еще у ворот стало ясно, что в лагере произошло ЧП. Охранников стало гораздо больше, и врача повели не в лазарет, а к коменданту, предварительно обыскав одежду и саквояж. Жакоб прекрасно понял, в чем дело. Под маской растерянно-вялого простофили он скрывал нервное возбуждение. Судя по всему, побег состоялся. Оставалось надеяться, что он увенчался успехом. Во всяком случае, охрана лагеря увеличилась по меньшей мере втрое.

Глядя на вывернутый наизнанку саквояж доктора, комендант недовольно скривился.

– Доктор Дерэн, после вашего последнего визита в лазарет оттуда сбежали двое заключенных. Что вам об этом известно?

Пухлое лицо коменданта приняло угрожающее выражение. Он прощупал своими толстыми пальцами стенки саквояжа и отшвырнул его в угол.

Жакоб изобразил на лице изумление и с опаской поглядел на офицера.

– Кому, мне? Я ничего об этом не знаю. Какое кошмарное происшествие. Очень вам сочувствую, господин комендант.

Он съежился в своем мешковатом костюме. Потом похлопал глазами, глядя на коменданта через толстые очки.

– Господин комендант, неужели вы думаете, что такой человек, как я, вернулся бы в лагерь, если был бы причастен к побегу?

На губах доктора Дерэна появилась заискивающая улыбка.

Комендант вперился в него свирепым взглядом, потом буркнул:

– Пусть занимается своими обязанностями.

Теперь каждый шаг Жакоба был под наблюдением охранников. Шаркающей походкой доктор Дерэн направился в лазарет и произвел обычный осмотр. Канадцев на месте не было. Ответная услуга Жану Болье была оказана.

После лагеря врач кружным путем направился в университет. Там он заглянул в гардероб, взял чемоданчик и проследовал на вокзал. Поезд на Тулузу прибыл вовремя. Жакоб сел в третий вагон, а незадолго до первой остановки заковылял в туалет. Там он скинул нелепый наряд доктора Дерэна и переоделся в ладно скроенный костюм. Стер с волос помаду, вернул им естественный вид. Сменил нелепые очки с толстыми стеклами на свои обычные, в роговой оправе. Документы Дерэна убрал в потайное отделение, достал оттуда удостоверение Леметра. В довершение маскарада надел мягкую серую шляпу. Когда поезд остановился на станции, Жакоб вышел вместе с другими пассажирами на перрон и поднялся в следующий вагон, двигаясь быстрой и решительной походкой делового человека.