Осенью 1929 года на лекциях профессора Гаэтана Гайтана де Клерамбо, главного врача Парижского специального госпиталя, стала появляться молодая темноволосая женщина, вызвавшая среди студентов-медиков не меньший ажиотаж, чем биржевой крах, случившийся примерно в это же время на Уолл-стрит. Во-первых, женщины среди будущих психиатров в те времена встречались редко; во-вторых, профессор де Клерамбо был известен как ярый женоненавистник; в-третьих, в его лекциях, посвященных классификации психических заболеваний, весьма существенное место занимали описания эротомании, а эта тема считалась неподходящей для слуха «приличной» дамы. Еще большее любопытство вызывало то обстоятельство, что загадочная женщина, внимательно слушавшая лекции и старательно конспектировавшая их, по окончании занятий всякий раз самым таинственным образом исчезала. Никто не знал, как ее зовут и где она живет, хотя многие предпринимали попытки раскрыть ее инкогнито.

К Рождеству возбуждение студентов дошло до предела. Существовало несколько версий. Сторонники одной из них утверждали, что таинственная особа – любовница профессора де Клерамбо, которого до сих пор считали лютым врагом слабого пола. В пользу этой гипотезы говорило то, что профессора несколько раз видели о чем-то шушукающимся с темноволосой дамой. Один из особо предприимчивых студентов пораньше выскользнул из лекционного зала и подкараулил странную слушательницу у выхода. На его глазах она уселась в длиннющий лимузин серебристого цвета и укатила. Всем было известно, что старый профессор происходит из аристократического рода и одним из его предков является сам Декарт. Стоит ли удивляться, что у де Клерамбо такая шикарная любовница?

Приверженцы другой партии утверждали, что невозможно представить профессора нарушившим свое прославленное целомудрие. Эти студенты разработали гораздо более сложную гипотезу. Загадочная особа – бывшая пациентка Клерамбо, которую тот, снедаемый страстью запереть все человечество в сумасшедший дом, упек в психиатрическую лечебницу. Произошло это несколько лет назад, когда профессор выполнял обязанности дежурного психиатра при полицейской префектуре, производя экспертизу задержанных. Эта женщина ударила на улице полицейского. Ее объяснения своего поступка прекрасным образом сочетались с теорией профессора о галлюцинаторной паранойе, и поэтому он с удовольствием засадил бедняжку в узилище. Но женщина не была сумасшедшей и говорила чистую правду – тут студенты приводили друг другу множество примеров, из которых явствовало, как трудно порой отличить «нормальное» поведение от аномального. Прошло несколько недель, и родственники молодой женщины вызволили ее из заточения. Теперь же она решила разоблачить учение своего обидчика и посещает его лекции именно с этой целью – собирает материал для будущего судебного процесса.

Нечего и говорить, что к разряду фантазеров, разработавших эту версию, относились бунтари, мечтавшие свергнуть своего наставника. Среди них был и Жакоб Жардин. Он тоже был заинтригован этой женщиной, носившей элегантные, но неброские серые костюмы, сосредоточенно записывавшей лекции и столь мало похожей на представительниц прекрасного пола, с которыми Жакобу доводилось встречаться прежде. Впрочем, надо сказать, что молодого Жардина в этот период его жизни заинтриговать чем-либо было проще простого. Пройдя курс общего медицинского образования, он решил специализироваться в психиатрии – в этой области пока сделано было очень немного, к тому же занятия психиатрией обещали удовлетворить жадное любопытство, которое вызывали в Жакобе люди и их идеи.

Жак Бреннер, закончивший философский факультет, поступил на работу – впрочем, не слишком обременяя себя служебными обязанностями, – в фирму отца.

– Твое трудолюбие меня утомляет, – со смехом говорил он Жакобу.

Жардин улыбался в ответ, зная, что Жак не так ленив, как изображает. Эрудиция Бреннера поистине поражала: он мог остроумно и исчерпывающе раскритиковать последний роман Андре Жида, порассуждать о новом философском трактате или археологическом исследовании, а сразу вслед за этим обсудить положение дел на рынке акций. Всякий раз после беседы с ним Жакоб ночи напролет просиживал над книгами, чтобы не отставать от друга. Интересы Жардина лежали как в гуманитарной сфере, так и в сфере естественных наук, и он мечтал найти для себя область деятельности, где эти сферы пересекались бы.

Перед Новым годом мать Бреннера пригласила Жакоба на «маленькую вечеринку». Жак предупредил, что определение «маленькая», когда его употребляла мадам Бреннер, не следовало понимать слишком буквально. И действительно, перед особняком Бреннеров выстроилась длинная вереница шикарных автомобилей, возле которых топтались шоферы в ливреях. Увидев это зрелище, Жакоб вспомнил предупреждение друга и усмехнулся.

О прибытии месье Жакоба Жардина собравшимся объявил мажордом. В зале горели канделябры, в зеркалах отражались блеск хрусталя, сияние бриллиантов на обнаженных дамских плечах. Голоса сливались в нестройный гул. Между гостями сновали официанты, разливая коллекционное вино и шампанское. Длинный стол ломился от блюд с изысканными угощениями, аранжированными с безупречным вкусом. Потом Жакоб будет вспоминать празднество по случаю наступления нового, 1930 года как ослепительный символ недолгого межвоенного благополучия старой Европы. В воздухе витало наэлектризованное напряжение, словно собравшиеся предчувствовали, что в последующие тридцать лет подобных праздников уже не будет.

Первым делом Жакоб отправился поприветствовать леди Леонору, улыбнувшуюся молодому человеку своей обычной иронической улыбкой.

– Спасибо, что заглянули ко мне на вечеринку, – сказала она по-английски.

Леди Леонора была в длинном платье из легкой золотистой ткани.

– Последний раз Жака видели где-то там, – показала она в угол зала. Жакоб с удовольствием отправился путешествовать по залу, наблюдая за людьми и обмениваясь легкими, ничего не значащими фразами со знакомыми. Из большого зала он проследовал в соседнюю гостиную, где было несколько тише. Он обежал взглядом группки гостей и обратил внимание на одну из женщин. Она рассказывала что-то нескольким знакомым, грациозно жестикулируя руками в браслетах. Жакоб подошел поближе и стал наблюдать.

Женщина была одета в длинное переливающееся искрами платье, стянутое узлом на плече и у талии. Темные волосы обрамляли лицо, поражавшее не только тонкостью черт, но и живостью ума. Особенно хороши были блестящие черные глаза. Почувствовав на себе взгляд Жакоба, женщина обернулась, и он смущенно отвернулся. Но почти сразу же снова уставился на нее. Жакоб был почти уверен, что видит перед собой ту самую загадочную незнакомку, из-за которой хрипли в спорах его друзья.

Привлекшая его внимание особа заметила, с каким интересом ее разглядывает молодой человек, кажется, она тоже узнала его. Он выделялся среди студентов профессора Клерамбо умением задавать четко сформулированные вопросы, а также вполне корректными, но довольно едкими выпадами в адрес лектора. Чуть позже молодая женщина сама подошла к Жардину.

– Итак, вы меня разоблачили, – спокойно сказала она.

Несмотря на высокомерный тон, в глазах ее плясали веселые искорки.

Жакоб молча кивнул, не очень зная, как себя вести.

– Но вы ведь меня не выдадите? – полувопросительно проговорила она, наблюдая за его реакцией.

– При всем желании не смог бы, – начал улыбаться Жакоб. – Я до сих пор не знаю, кто вы.

– Может быть, это и к лучшему, – заколебалась незнакомка.

– Не знаю, к лучшему ли, но меня такое положение не устраивает.

Теперь, когда эта женщина стояла так близко, Жакоб находил ее еще более интригующей. Они внимательно смотрели друг на друга.

В этот момент к ним подошел Жак.

– Ах, вот ты где! Мне следовало догадаться, что ты крутишься подле самой очаровательной гостьи.

– Но мы еще не представлены друг другу, – поспешно пробормотал Жакоб.