– Жди меня, милый. Пожалуйста. – Матильда посмотрела в его искаженное мукой лицо. – Разлука будет недолгой. Я вырвусь к тебе как только сумею.

В ее голосе звучала неизъяснимая печаль. Жакоб кивнул. Потом улыбнулся и нежно поцеловал ее.

– Принцессам приходится повиноваться, – вздохнул он.

Жакоб знал, что не сможет поступить иначе. Не сейчас, когда их любовь переживает пору расцвета.

Теннисный мяч звонко отлетел от ракетки Сильви Ковальской и приземлился именно в той точке корта, где следовало. Жерар бросился туда со всех ног, но поскользнулся и чуть не упал. Сильви жизнерадостно захохотала.

– 30:0! Еще один гейм, и сет мой. Давай-ка, просыпайся!

Игрок из Жерара был неважный, в остальном же этот юноша с милым щенячьим лицом ей очень нравился.

Стояло раннее лето 1935 года. Над загородным домом Поля и Жюли Эзаров в Фонтенбло сияло яркое солнце. Оно освещало теннисные корты, яркие газоны, тенистые рощи, согревало душу многочисленных гостей, съехавшихся сюда на выходные. Небо на горизонте клубилось грозовыми облаками, но никто не обращал на них внимания. Вокруг корта собралась небольшая компания. Там была ближайшая подруга Сильви Ковальской Каролин, отец Жерара, пузатый Эмиль Талейран, известный газетный магнат, хозяйка дома – Жюли Эзар и госпожа Талейран. Взрослые оживленно обсуждали намерение госпожи Эзар переделать сад по-новому. Один лишь Жакоб Жардин сидел чуть поодаль и молча наблюдал за игрой.

Сильви изготовилась к подаче, нанесла удар, отбила, выбежала к сетке, ударила еще раз. Короткая белая юбка обвевалась вокруг ее стройных ног, распущенные волосы золотистым нимбом светились над головой. Сильви чувствовала взгляд Жакоба, но избегала смотреть в ту сторону. За последние несколько недель она стала особенно чувствительна к этим взглядам, но продолжала проявлять непреклонность. Он сам во всем виноват. Ведь она просила его не знакомиться с Эзарами. Теперь ей приходится расплачиваться за его нетерпение. Не надеется же он, что она будет приходить к нему в комнату прямо в доме крестных родителей? С той самой ночи, когда Жакоб вручил ей кольцо с изумрудом, Сильви почти перестала у него появляться. Кольцо и в самом деле было великолепно. Она спрятала его в ящике секретера и время от времени любовалась сиянием изумруда. Однако носить кольцо отказывалась – оно лишало ее чувства свободы.

Сильви высоко подпрыгнула и резко ударила по мячу.

– Гейм проигран, – констатировал Жерар. – Мне никогда с тобой не справиться.

Сильви торжествующе оглянулась на Жакоба и увидела, что скамейка пуста. Она нахмурилась. Значит, поиграть с Жакобом не удастся. Хоть он всякий раз выигрывал, Сильви все равно любила состязаться с ним. Глядя, как ловко он движется по корту, как стремительно посылает мяч, она ощущала особую магнетическую близость, действовавшую на нее возбуждающе. Зачем он ушел?

– Где Жакоб? – спросила Сильви, подбегая к Каролин, которая загорала на траве. – Я хотела сыграть еще один гейм перед обедом.

Каролин показала в сторону. Размахивая ракеткой, Сильви быстро зашагала по тропинке, окутанной густым ароматом цветущего боярышника. Тропинка привела ее в небольшую рощицу, заросшую мхом, папоротником и лесными цветами. Ступая по мягкой земле, глядя на освещенные солнцем ветви, вдыхая пьянящий запах влажной зелени, Сильви вдруг вспомнила. Что же она вспомнила? Польшу, дом бабушки. Нахмурившись, Сильви с размаху ударила ракеткой по кустику папоротника и прогнала воспоминания прочь.

А вот и беседка. Из нее доносились голоса. Жакоб? Да, это его баритон. Жардин быстро что-то говорил. Сильви подкралась к незастекленному окну, намереваясь напугать Жакоба своим неожиданным появлением. Но в этот миг раздался еще один голос, женский. Сильви замерла. Принцесса Матильда! Тетя Жюли говорила, что принцесса должна сегодня приехать. Эта молодая женщина нравилась Сильви Ковальской гораздо больше, чем другие знакомые дамы. Принцесса была женщиной со стилем – гордая осанка, экстравагантные наряды. К тому же она никогда не говорила банальностей, как бесчисленные подруги крестной матери.

Сильви заглянула в окно и тут же отшатнулась, прижавшись к деревянной стене. Жакоб и принцесса стояли, взявшись за руки, и смотрели друг другу в глаза. Сильви затаила дыхание и прислушалась.

– Я и не знал, что ты вернулась в Париж.

– Да, несколько дней назад. Скоро уезжаю.

– Давно тебя не видел. Мне тебя не хватало.

Дальше Сильви слушать не стала. Она попятилась назад, взмахнула ракеткой и послала теннисный мяч прямо в принцессу. Потом, развернувшись, бросилась бежать. Она мчалась, не разбирая пути, через рощу. Задыхаясь, бросилась лицом в мягкий мох. Листья папоротника щекотали ее голые ноги. Сильви лежала и смотрела в землю. Она знала – здесь ее не найдут. Гости ходят только по тропинкам, в чащу не заглядывают. Когда-то бабушка говорила, что ее, несносную девчонку, невозможно найти, сколько ни ищи. Бывало, взрослые разыскивали ее и в лесу, и среди лугов, звали, кричали, но все тщетно. У маленькой Сильви было немало тайных убежищ.

Сильви так и не знала, действительно ли сердится на нее бабушка или только притворяется. Бабушка – так она называла свою старую няню – часто говорила вещи, понять которые было непросто. Старушка очень любила поболтать. Сильви обожала ее – особенно когда бабушка расчесывала ей волосы и рассказывала свои страшные сказки. Больше, чем бабушку, она любила, пожалуй, только Тадеуша. Мать, отец и гувернантки в счет не шли. Бабушка была уже совсем старенькая, в господский дом она приходила нечасто – лишь когда нужно было приготовить какое-нибудь особенное блюдо для гостей. Сильви помогала бабушке печь торты, лепить клецки. Бабушка выдавала ей в награду толстые куски хлеба, густо намазанного вишневым вареньем. Сильви и сейчас еще помнила этот необыкновенный вкус.

Девочкой она часто бегала через поле к бабушкиной избушке. Там пахло деревом, печной золой, капустой с изюмом. Они сидели на крыльце рядом – бабушка в кресле-качалке, Сильви на ступеньке. Старушка вязала и говорила, говорила, говорила. Особенно она любила сказку про пана, егеря и зайца.

– Мне нравятся егери, – однажды заявила Сильви.

– Ох уж эти мужчины, – вдохнула бабушка. – Всем им грош цена. Сначала они морочат нам голову сладкими словами, а потом растравят душу, наделают мальцов, и ищи-свищи. Больше всего они терпеть не могут сыновей.

– А папуш любит Тадеуша, – возразила Сильви.

– Твой папуш – дело другое. Он пан, не простой мужик.

Сильви стала спорить, и бабушка продолжила:

– У меня было пять ребятишек. Сначала девочка. Мой ничего, стерпел. А как пошли мальчики – четверо, один за другим, тут-то он и смылся. – Она воткнула длинную спицу в клубок шерсти. Двое мальчиков умерли. Представляешь, Сильвечка, двое моих сыночков?

Сильви заплакала.

Летний салон Эзаров был обставлен плетеной мебелью и китайскими безделушками – черными лакированными столиками с изображением цветов и птиц, шкафчиками эбенового дерева, тонкогорлыми вазами, мирно уживавшимися с ямайскими пальмами в кадках и тростниковыми креслами. Высокие окна выходили на террасу, где благоухала жимолость. Откуда-то доносились звуки сонаты Дебюсси, приковывая внимание собравшихся гостей.

Внезапно соната оборвалась. Шум голосов стал слышнее, потом, как по команде, затих. Принцесса Матильда и Жакоб, сидевшие в разных концах салона, обменялись взглядами.

Появившаяся в дверях Жюли Эзар с явным смущением объявила:

– Кажется, можно приступать к ужину. Извините за опоздание, но не хотелось садиться за стол без Сильви, а она никак не желала отрываться от рояля.

Жюли неуверенно улыбнулась. Остальные и не подозревали, чего ей стоило уговорить Сильви присоединиться к гостям – на это понадобилось добрых полтора часа. Чего это девочка так раскапризничалась? Особенно сегодня, когда здесь присутствует Жакоб Жардин.