О том, что произошло в последующие дни, Жакоб вспоминать и тем более говорить не любил.

Когда ему стало ясно, что французская армия отныне станет союзницей Гитлера, Жакоб снова сбежал. Он направился в Париж, который превратился в город привидений. По пустым улицам грохотали сапоги фашистов; над Эйфелевой башней и Триумфальной аркой развевались знамена со свастиками.

К счастью, в венсенском доме никого не оказалось. Было видно, что люди, жившие здесь, уехали в большой спешке.

Зато Жак Бреннер был у себя. Когда Жакоб появился у него на пороге, Бреннер хлопнул пробкой заранее приготовленного шампанского.

– Последняя бутылка, – сообщил он, любуясь игрой света в высоком бокале. – Берег до твоего возвращения. Теперь все шампанское Франции достанется немцам.

Он горестно вздохнул.

Жакоб отпил вина, обнял друга.

– Глядя на тебя, можно подумать, что в нашей жизни все осталось по-прежнему, – улыбнулся он. Взгляд у него затуманился. – Но, как ты знаешь, изменилось многое.

– Да, изменилось все, – усмехнулся Жак. – Наконец-то в моей жизни появилась цель.

Жакоб вопросительно посмотрел на своего друга.

– Сегодня я отведу тебя в одно место. Мы встречаемся в Музее Человека.

Больше Жак, большой любитель мистификации, не сказал ни слова.

В одной из пыльных служебных комнат Музея Человека сидели и тихо беседовали несколько мужчин. По их бледным лицам, седым вискам и чопорной осанке Жакоб сразу понял, что это крупные государственные чиновники. Он чувствовал на себе их подозрительные взгляды, но после того, как Жак Бреннер представил своего друга, собравшиеся приветствовали его вежливыми кивками.

Старший из них поднялся и негромким, но властным голосом заговорил:

– Сегодня нас здесь немного, и удивляться этому не приходится. Но я знаю, что в нашей стране множество людей, которых заботят те же проблемы, что и нас. Мы должны защитить нечто более важное, чем наши жизни, семьи – дух французского народа. Я имею в виду нравственную свободу, в которой и состоит суть наших ценностей, нашей жизни. Мы еще не разработали конкретный план действий, однако, если мы будем бдительны и наблюдательны, круг задач определится сам собой. Где бы каждый из нас ни работал, чем бы ни занимался, главное – противодействовать оккупационным властям, создавать сеть сопротивления, вести подрывную работу. И тогда, в конце концов, мы победим.

Он сел, и участники встречи стали все так же негромко обмениваться соображениями и предложениями. Жакоб тоже внес свою лепту. Он сказал, что необходимо наладить систему выпуска фальшивых официальных бланков, штампов и печатей. Страна наводнена беглецами, которым понадобятся документы. Это британские военные, эмигранты с Востока и многие, многие другие.

Предложение было немедленно принято. Прозвучали имена нужных людей, возможные контакты и явки. Затем, договорившись соблюдать строжайшую конспирацию, члены группы поодиночке стали расходится.

Когда настала очередь Жакоба, Бреннер слегка кивнул ему, и Жардин вышел из музея. Он шел по улицам, с которых практически исчезли автомобили. В одном из дворов увидел группу эсэсовцев и поспешно свернул в сторону. Перед тем, как вернуться в квартиру Жака, решил зайти в соседнее кафе – одно из немногих, продолжавших работать при оккупации. Жакоб сидел и рассеянно смотрел в окно, когда перед подъездом остановился длинный автомобиль. Оттуда вышла женщина, и Жакоб уставился на нее, не веря собственным глазам. Он вскочил на ноги и бросился на улицу.

– Матильда…

Он произнес это имя совсем тихо, остановившись у принцессы за спиной. В форме Красного Креста она выглядела так неприступно, что он не осмелился ее обнять.

– Жакоб, я очень надеялась, что найду тебя здесь, – вежливым тоном ответила она, словно встретила случайного знакомого. Но ее темные глаза светились счастьем.

Лишь войдя в квартиру, они обнялись. Почувствовав, что объятия затягиваются дольше, чем приличествовало бы старым друзьям, Жакоб высвободился.

Лицо принцессы приняло озорное выражение.

– Вижу, друг мой, вы вполне живы и здоровы.

– Вполне, – признал Жакоб со слегка виноватым видом.

– С Сильви тоже все в порядке. Насколько мне удалось выяснить, она здорова, а маленький Лео находится у бабушки и дедушки.

Глядя на изумленное лицо Жакоба, Матильда расхохоталась. – Не нужно так удивляться, друг мой. Да, мне многое известно. У меня бездна друзей, знакомых. Некоторые из них довольно влиятельные люди. Благодаря им я тебя и нашла.

Принцесса сделала паузу и, предвидя следующий вопрос, сказала, что Фиалка находится в Швейцарии. Покончив с делами в Париже, принцесса вернется к дочери.

Потом Матильда изучающе посмотрела на Жакоба. Она увидела, что он похудел, на лице появились новые морщины, взгляд сделался суровым. Матильда без труда могла догадаться, сколько горя повидали эти глаза в последние месяцы. Она и сама достаточно насмотрелась на разрушения, искалеченные тела, искаженные страхом лица. Видела она кое-что и похуже: безнадежность поражения, ставший реальностью кошмар – победу нацистов со всеми вытекающими последствиями.

Принцесса знала, что может всецело полагаться на Жакоба – он отнесется к ее предложению с величайшей серьезностью. Однако начинать разговор было непросто – ведь эту тему между собой они никогда не затрагивали.

– Жакоб, – решительно начала она. – Очевидно, ты собираешься отправиться на юг, чтобы отыскать Сильви.

Жардин кивнул.

Откашлявшись, Матильда продолжила:

– По-моему, этого делать не следует. Ты подвергнешь опасности вас обоих. Скоро здесь будут изданы законы, аналогичные тем, которые уже существуют в Германии. Это законы…

Она запнулась, и Жакоб договорил за нее:

– Законы против евреев, да? Война с обрезанием, знаю.

Принцесса слегка покраснела и кивнула.

– Я знаю, что это неизбежно, – сказала она. – Ты поставишь под угрозу вас обоих…

Неожиданно Жакоб рассмеялся. В его глазах зажглись веселые огоньки – совсем как в прежние времена. Он взял Матильду за руку и потянул за собой.

– Как ты сейчас увидишь, я об этом уже подумал.

Он выдвинул ящик в одном из шкафов и достал из-под белья удостоверение личности.

Принцесса прочла:

– «Жюль Леметр». – Она улыбнулась. – Как мы с тобой похожи!

С загадочным видом она порылась в сумочке и показала ему другое удостоверение:

– А вот еще одно имя – господин Марсель Дерэн.

Жакоб взглянул ей в глаза и с неожиданным легкомыслием, столь свойственным ему в далекой юности, подхватил принцессу на руки и закружился с ней по комнате.

– Так кем же мне быть, ваше высочество?

– Ну что ж, – столь же весело ответила Матильда, – поскольку ты когда-то был моим мэтром, зовись отныне Жюль Леметр.

Эти игривые слова в устах представительницы Красного Креста звучали странновато. Но Жакоб уже снова посерьезнел:

– Я хорошо знал Жюля, мы работали с ним бок о бок, и он умер у меня на руках. Родных у него нет.

Оба замолчали, вспоминая недавние утраты – каждый из них лишился в последние месяцы кого-то из близких. Потом разговор принял деловой характер, поскольку времени было мало. Принцесса рассказала, что один врач из Монпелье создал подпольную организацию, занимавшуюся размещением еврейских детей по отдаленным деревням. Если Жакоб хочет, он может подключиться к этой работе. Достаточно будет сослаться на принцессу Матильду. Она намерена наладить канал связи между Монпелье и Швейцарией. Деньги подпольщикам не помешают, и их можно будет получить сколько угодно. Жакоб внимательно выслушал, потом, в свою очередь, рассказал принцессе о группе Жака Бреннера. Напоследок он оставил ей ключи от своей квартиры и консультационного кабинета – эти помещения могли пригодиться.

Матильда встала.

– Завтра утром один из моих друзей, секретарь американского посла, едет в Бордо на официальном автомобиле. Я договорилась, чтобы он захватил тебя с собой.

Деловитым тоном Матильда пыталась замаскировать беспокойство, с которым думала об этой поездке.