Сильви сошла с поезда в Апте, на маленькой станции. На платформе не было никого, кроме контролера, и девушке вдруг стало страшно.

– Мне нужно в Руссильон, – сказала она контролеру.

Тот подозрительно уставился на нее, насупив мохнатые брови, и указал на единственное такси. Шофер дремал за рулем. Постучав в окошко, Сильви назвала адрес.

– Ну нет, сейчас уже слишком поздно, – ответил шофер. – Завтра.

– Что же мне делать? – в отчаянии спросила Сильви.

– Вон там гостиница. – Он показал направление. – Может, хозяева еще не спят.

Сильви увидела в отдалении мрачное двухэтажное здание с ржавой вывеской «Отель путников».

Она мысленно прикинула, сколько остается денег. Если провести ночь в гостинице да потом еще потратиться на такси, кошелек совсем опустеет. Сильви поникла головой.

– Я подожду здесь. – Она показала на деревянную скамью. – Когда будете готовы к поездке, позовите меня.

Шофер с изумлением наблюдал, как она устраивается на скамье.

– Ох уж эти парижане, – довольно громко пробормотал он, качая головой.

С первыми же лучами солнца Сильви вновь подошла к такси и увидела, что машина пуста. Ее вновь охватило отчаяние. Тело ныло после ночи, проведенной на жесткой скамейке. Сильви чувствовала себя грязной, несвежей. Снова ждать! Она ненавидела ожидание.

Тут ее внимание привлек стук и скрип. Обернувшись, она увидела, что возле маленькой гостиницы идет возня – на тротуаре расставляют столы, стулья, разноцветные зонты. Надо выпить кофе, с облегчением подумала Сильви и быстро направилась к маленькому бару.

– А вот и моя первая клиентка, – приветствовал ее таксист, мирно отхлебывавший кофе с молоком.

При свете дня Сильви рассмотрела этого человека получше. Невысокий, крепкий мужчина с загорелыми сильными руками. Синяя рубашка, белозубая дружелюбная улыбка. Сильви впилась зубами в горячий, хрустящий круассан. Все-таки она правильно сделала, что решила сюда приехать!

Такси ехало по узкой пыльной дороге мимо крошечных деревенек. На горизонте вырисовывались остроконечные силуэты прованских гор. Песчаные почвы сменились глинистыми, и шофер объявил:

– Подъезжаем к Руссильону.

Город, состоявший из домов красного кирпича, расположился на холме. На самой вершине высились стены и шпили замка. Дорога резко пошла в гору, петляя вокруг холма. По ту сторону возвышенности открылся вид на целое море виноградников, заполнивших всю долину.

Сильви велела остановить машину возле старого крестьянского дома, со всех сторон окруженного виноградниками. Окна были закрыты ставнями, изнутри не доносилось ни единого звука. Сильви неуверенно посмотрела на шофера.

– Может быть, они еще спят?

Тот пренебрежительно пожал плечами.

– Чего вы от них хотите? Художники, парижане. Мне рассказывали про них. Думаю, они просыпаются только к вечеру.

– Может быть, зайдете, выпьете? – щедро предложила Сильви, успокоившись.

Она постучала в массивную деревянную дверь, а шофер лишь скептически покачал головой.

Дверь открыл сам Мишель Сен-Лу – коренастый, побронзовевший от загара, с крепкими руками простолюдина.

– Сильви? – удивленно воззрился он на гостью. – Вот уж не думал, что ты к нам соберешься.

Он восхищенно распростер объятия и прижал ее к себе.

– Я тоже не думала, – ответила она, припадая к нему.

Жакоб вышел из такси перед отелем «Крийон», взглянул на часы и подождал, пока машина отъедет. По площади Согласия струился сплошной вечерний поток автомобилей. Миллионы огней еще более подчеркивали черноту деревьев аллеи, обрамлявшей Елисейские поля.

Жакоба вызвала принцесса. Записка, переданная в госпиталь, гласила: «Отель «Крийон», половина девятого». Не прийти Жардин не мог. Следовало собраться с мыслями перед этой встречей. Принцесса завтра уже уезжала, а он ни разу с ней так и не виделся наедине. После того ужасного дня в Фонтенбло Жакоб ни разу даже не позвонил Матильде. Он знал, что ведет себя как последний трус, но порадовать ее ему все равно было бы нечем. Не мог же он изливать перед Матильдой душу, жалуясь на Сильви и на свою горькую судьбу. А кроме исчезновения Сильви, Жакоба ничего больше не интересовало. Работа в госпитале позволяла хоть как-то держаться на плаву.

Нет ничего труднее, чем сказать женщине, которую глубоко уважаешь, что твое чувство к ней умерло. И это притом, что любовь принцессы все еще жива. Жакоб думал, что все было бы гораздо проще, если бы внутренние часы Матильды шли в том же темпе, что его собственные. Поддавшись порыву, он резко развернулся, вошел в дорогой магазин и купил простые, но очень изящные платиновые часики. Даже принцесса при всем своем богатстве была бы рада такому подарку. К часам Жакоб приложил карточку: «Время и его нехватка наша вечная проблема. С любовью, Жакоб». Затем он зашел в цветочную лавку и купил огромный букет бархатисто-красных и снежно-белых роз. Он распорядился, чтобы букет и часы немедленно доставили в гостиничный номер принцессы. Выждав пятнадцать минут, Жакоб вошел в отель.

– А я уже думала, что ты не придешь.

Принцесса открыла ему дверь сама.

– Я всегда прихожу, когда меня зовешь ты. Так будет и впредь, – просто сказал Жакоб. – Ты значишь для меня очень много. Думаю, тебе это известно.

Она смотрела на него с колебанием.

– Да, я это знаю. И благодарна. – Она подняла свою тонкую руку, на запястье блеснул его подарок. – Я буду хранить его.

– Да, время – вещь бесценная.

– У нас есть сегодняшний вечер. И вся ночь. Это само по себе бесценно, – прошептала она.

У Матильды был такой вид, словно она изо всех сил старается смириться с судьбой. Жакоб смотрел на нее почти с благоговением.

Они сели у окна и долго смотрели на сияющую огнями площадь Согласия, на длинную ленту Елисейских полей, упирающуюся в Триумфальную арку.

– Это наш город, – сказала принцесса.

Жакобу неудержимо захотелось обнять ее, прижать к себе. Нежное лицо принцессы, мягкие черты которого подчеркивал персиковый оттенок летнего платья, было грустным и в то же время каким-то замкнутым. Точно так же выглядели и великолепные покои – без вычурностей и мишуры, но в каждой детали ощутимо дыхание истории.

Матильда пригласила Жакоба к столу, накрытому в углу салона. В серебряном ведерке стояли две бутылки шампанского.

– Сегодня я буду обслуживать тебя сама. Думаю, ты не обидишься за то, что горячих блюд не будет. – По ее выразительному лицу скользнула улыбка. – У нас будет пикник, но с большим количеством столового серебра.

Жакоб налил шампанское, и они подняли бокалы.

– Итак, друг мой, – сказала принцесса. – У нас все кончено.

Жакоб пожал плечами:

– Кажется, так и есть.

Внезапно ему показалось, что эта комната, высоко вознесенная над ночным Парижем, представляет собой островок, не подвластный реке времени. Лишь ноющая боль в сердце напоминала о Сильви, о мучениях последних месяцев. Но эти воспоминания сейчас казались Жакобу бесконечно далекими. Он смотрел принцессе в глаза.

– Ты опять меня околдовываешь.

Матильда почувствовала его настроение.

– Всего лишь на одну ночь. Завтра я уезжаю.

Жакоб не стал спорить. Они некоторое время сидели молча, потом Матильда подняла крышку серебряного подноса, и Жардин увидел, что меж льда живописно разложены устрицы, омары и прочие морские деликатесы.

– Я знаю, я всегда требовала от тебя невозможного, – нарушила молчание Матильда. – Я была слишком эгоистична.

Жакоб энергично покачал головой.

– Нет, я сам принял эти условия игры. Ты не виновата в том, что произошло… – Он вскинул руки, не зная, как лучше объяснить. – Так уж сложилось, – неловко закончил он.

– А эта девочка, в которую ты влюблен… Сможет ли она сделать тебя счастливым?

Едва договорив, Матильда поняла, что сделала ошибку. Жакоб ведь ни в чем ей не признавался, не называл никакого имени. Он всего лишь сделал намек, а остальное – ее предположения. Лицо Жардина потемнело. Ему не хотелось конкретного разговора.