Перед самым концом первой в этом семестре лекции Гаэтана де Клерамбо принцесса Матильда незаметно выскользнула из аудитории. В мрачном, тускло освещенном коридоре она остановилась. Почему бы, собственно, и нет? Жакоб Жардин не воспользовался ее приглашением и не посетил ни одной из ее сред, но сегодня он приветствовал ее легким поклоном. Было бы невежливо исчезнуть, не перекинувшись с ним парой слов. Матильда отошла подальше в темный угол, чтобы не попадаться на глаза молодым докторам, и, когда в дверях появился Жакоб, окончательно решилась.

– Не будете ли вы столь любезны проводить меня до дома? Мне хотелось бы обсудить с вами некоторые положения сегодняшней лекции господина де Клерамбо.

Жакоб обернулся к ней, чувствуя спиной любопытствующие взгляды друзей. Он заколебался. После первой встречи с принцессой – а с тех пор минуло уже четыре недели – он ни разу ее не видел. Приглашением Жакоб не воспользовался, и они с Жаком из-за этого даже поссорились.

– Я не собираюсь выступать в роли салонного фигляра, – бушевал Жардин, – развлекая великосветскую публику историями из жизни сумасшедших. Терпеть не могу, когда потешаются или сокрушаются из-за чужих несчастий!

Принцесса Матильда по-прежнему оставалась у него на подозрении, но отказать этой женщине, смотревшей ему прямо в глаза и улыбавшейся своей очаровательной улыбкой, у Жакоба не хватило сил – она была необычайно хороша в элегантном сером костюме, столь мало похожем на роскошное, осыпанное драгоценностями платье, в котором он видел принцессу на новогоднем балу. К тому же других дел в тот вечер у Жакоба не было.

Он сдержанно кивнул. Вскоре Жакоб пожалел об этом – это произошло, когда шофер в ливрее распахнул перед ним дверцу серебристого «даймлера» и склонился в низком поклоне. Но рабочий кабинет Матильды Жакобу понравился – удобный, с высокими светлыми окнами, по всем стенам книги. В этой обстановке Жардин почувствовал себя гораздо уютнее. Ему пришлась по душе ненавязчивая элегантность этой комнаты. Понравилось ему и то, как принцесса просто, без церемоний опустилась в глубокое кресло, скрестила длинные, стройные ноги и без всякого кокетства посмотрела ему в лицо своим серьезным, испытующим взглядом.

Она стала расспрашивать его о работе, о том, почему он занялся психиатрией, и Жакоб, к собственному удивлению, обнаружил, что может разговаривать с этой женщиной так же естественно, как с Жаком и другими своими приятелями. Очевидно, все дело было в том, как Матильда слушала – брови удивленно приподняты, лицо то и дело озаряется умной, иронической улыбкой. По ответным репликам Жардин чувствовал, что принцесса отлично понимает каждое сказанное слово и даже то, что оставалось непроизнесенным.

После второй чашки кофе, когда принцесса и ее гость перешли к вину, Матильда спросила:

– А месье де Клерамбо? Что вы думаете о нем?

Жакоб усмехнулся.

– Старик еще больший псих, чем пациенты, которым он ставит диагноз. Свихнулся на страсти к систематизации. Типичный подглядыватель в замочные скважины. Он вообще не слушает, что ему говорят больные. Просто вперяется в них своим орлиным взором, моментально запихивает в одну из своих категорий согласно строго регламентированной классификации, после чего бедняге пациенту уже никогда оттуда не выбраться. Ведь если верить профессору, психическое заболевание является врожденным, а стало быть, с ним ничего не поделаешь.

Посерьезнев, Жакоб неодобрительно покачал головой.

– Значит, вы нашли учителей, которые вам больше по вкусу? – с интересом выспрашивала принцесса. – Как вам, например, Анри Клод?

Жакоб поморщился:

– Только поймите меня правильно. Я считаю, что Клерамбо – гений. При всех своих недостатках он отлично понимает важность эротизма.

Глаза принцессы потемнели. Она на миг отвела взгляд, поправила юбку.

Жакоб заметил ее смущение.

– Но почему все эти материи заинтересовали вас? – спросил он, проникнувшись искренним любопытством.

Принцесса рассмеялась.

– Если говорить начистоту, во всем повинен мой отец.

Она никогда не рассказывала об этом никому, кроме старого доктора Пикара. Матильду удивило то, с какой легкостью она сумела произнести сейчас эту фразу.

– А что было с вашим отцом? – поинтересовался Жакоб.

Принцесса потянулась за сигаретой – с недавних пор она начала курить – и подождала, пока Жакоб поднесет ей огонь. Глубоко затянулась и стала рассказывать. С этим собеседником проблем в подборе слов не возникало.

– Незадолго перед смертью, в бреду, отец говорил только о сексе. – Матильда едва заметно покраснела. – Как вы можете себе представить, в повседневной жизни мы с ним подобных тем не обсуждали. Вот я и захотела понять, почему…

Жакоба ее слова ничуть не удивили.

– Когда цензура сознания не действует, подавляемые мысли и желания прорываются наружу. Это совершенно естественно. – Он внимательно посмотрел на Матильду, заметил ее волнение. – Естественно, люди предпочитают не разговаривать со своими детьми о таких вещах. Представляю, как вы были расстроены.

Жакоб говорил об этом так просто, так чисто, так разумно, что принцесса почувствовала, как давящее на нее бремя стыда становится легче. Ее мучили и другие вопросы, но обсуждать их с человеком, которого почти не знаешь, было бы странно. Вместо этого Матильда спросила:

– Скажите, а то, что человек говорит в таком состоянии – это все правда?

В темных глазах Жакоба вспыхнул огонек.

– Что есть истина? – с комической торжественностью процитировал он. – Существует ли хоть одно истинное утверждение в том, что касается работы подсознания, вообще человека как такового?

Принцесса задумалась над его словами, наступило молчание.

– Вы читали труды Фрейда? – спросил Жакоб.

Принцесса покачала головой.

– Я слышала это имя, хоть о нем и не всегда отзываются почтительно.

– Я принесу вам некоторые из его книг – вы сможете составить о них суждение сами. Фрейд показывает, как на нас воздействуют силы, о которых мы не имеем ни малейшего понятия. В основном эти мотивации связаны с человеческой сексуальностью. – Жакоб поднялся. – А теперь мне пора в госпиталь. Спасибо за приятно проведенное время.

– Нет, это мне было приятно, – ответила Матильда совершенно искренне. Она жестом попросила Жакоба задержаться еще на секунду. – Дело в том, что я обязательно должна в этом разобраться. Мне это очень нужно.

– Понимаю, – кивнул Жакоб. – Кажется, в этом мы с вами схожи.

Матильда стояла у окна и смотрела, как Жардин удаляется прочь вдоль улицы. В душе царило радостное возбуждение.

В течение следующих нескольких недель Жакоб и принцесса встречались после лекций довольно часто. Они сидели в ее просторном кабинете, разговаривали, охотно обменивались мыслями и впечатлениями. Поскольку Матильда читала по-немецки, Жакоб принес ей «Исследования истерии» и «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Матильда с интересом прочла эти работы, и Жакоба поразила острота и точность ее замечаний. Они часто спорили, во многом не соглашались друг с другом. Время от времени каждый рассказывал немного о себе, делился своими личными переживаниями – в качестве небольшой иллюстрации, забавного случая, подстрочного примечания. Однако о повседневной жизни разговоры не заходили. Жакоб знал о быте и привычках принцессы почти так же мало, как раньше. Матильда тоже смогла понять лишь одно: этот человек страстно увлечен своей работой.

Впервые в жизни Матильда чувствовала, что она не спит, а бодрствует. С ее глаз упала вечная пелена скуки. Она ожила, воспринимала все окружающее по-особому остро – и мартовское небо с бегущими по нему облаками, и пробивающиеся сквозь землю зеленые ростки, и звонкие голоса сыновей. Принцесса стала обнимать и целовать их гораздо чаще, чем раньше. Прижимая к себе маленькое, отчаянно брыкающееся тельце, она не могла сдержать слез. У принцессы было очень много дел, обязанностей, забот, но ее внутренние часы регулировались встречами с Жакобом Жардином. Не задумываясь об этом, Матильда черпала энергию в этих беседах. Раз в неделю принцесса и Жакоб встречались в ее кабинете, и казалось, что пространство их разговора вмещает весь мир человеческих идей и отношений.