Они остановились около дома номер шесть. Это был старый трёхэтажный кирпичный особняк. Видимо, недавно его капитально отремонтировали: краска на стенах была свежая, а окна нового образца без переплётов.

— Смотрите, Горбоносый сошёл вон там — всего в пятидесяти метрах от этого дома.

— Но, может быть, это случайность? — сказал Тарков. — Представьте себе, что у него здесь живёт какой-нибудь приятель!

— Всё может быть, — согласился Рублёв. — Это мы уточним. Прежде всего надо убедиться, что Горбоносый, слонявшийся у памятника на Новодевичьем, и Горбоносый, которого знает Кухонцев, одно, и то же лицо. Если одно и то же, то почему он крутится около людей, так или иначе связанных со Смеляковым?

В тот же день за домом номер шесть было установлено наблюдение. Уже — на следующий день камера оперативного работника зафиксировала высокого человека — горбоносый, крупная родинка на левой щеке. Тревожно оглядываясь, он входил в подъезд кирпичного особняка. Взглянув на фото, Максимов сказал:

— Похож. Да, по-моему, тот самый…

А Кухонцев даже не колебался:

— Он!

— Посмотрите лучше — не ошибаетесь? — переспросил его Рублёв.

— Да нет. Ошибки быть не может. — И с любопытством посмотрел на Рублёва. — Но как вы его нашли?

— Это уже секрет фирмы!

— Ах да! Пардон за нескромный вопрос. Ведь у вас сплошные секреты.

— Ну, если у вас их нет, то скажите: он больше не звонил вам?

— Нет.

— Надеюсь, вас не надо предупреждать ни о чём?

— Ну, что вы? Я, знаете, терпеть не могу неприятностей.

— На это мы и рассчитываем.

Вскоре сотрудники отдела Рублёва, приставленные наблюдать за Горбоносым, установили и его место работы. Это был один из гаражей дипломатического корпуса.

— Теперь, — говорил Петраков, — надо выяснить главное — чем интересуется Горбоносый и для кого старается?

Гоша Максимов был в ярости:

— Ну, прохвост, погоди, добегаешься ты у меня!

Эта угроза относилась к Руднику, который только что ушёл от преследования. И сейчас они с Тарковым сидели в служебной машине, не зная что им делать.

По тому, как Рудник осторожничал, они сразу догадались, что их Клиент идёт на какую-то важную встречу: он ехал сначала на такси, потом нырнул в метро «Парк культуры». Выйдя на «Фрунзенской», сел в троллейбус и сошёл у магазина «Синтетика». Вот тут-то они его и потеряли. Главная причина срыва заключалась, конечно, в том, что они боялись — Клиент их обнаружит.

Максимов соединился по рации с Рублёвым, ожидая неприятного разговора. Но Рублёв отнёсся к их неудаче спокойно.

— Никуда не денется. Возвращайтесь в управление.

А Рудник между тем в одной из аллей парка перед университетом на Ленинских горах беседовал с Кушницем.

— Послушайте, Ганс, по-моему, я свою задачу выполнил. Пора нам расстаться друзьями.

— Вы так считаете? — Ганс посмотрел, как его собеседник покусывает тонкие губы. — Боюсь, что там, наверху, не поймут вашего настроения. Операция, можно сказать, только началась.

— Но я сделал всё, что вы просили… Фамилию учёного я установил. Адрес института тоже… Я честно отработал, вознаграждение…

— Я передам вашу просьбу. Но скажите откровенно, что вас заставило прийти к этому выводу?

— У меня сдают нервы… Мне ведь уже под пятьдесят.

— Нервы?.. Это плохо. Надеюсь, вы не наделаете глупостей?

— Если только вы меня не доведёте до точки.

— О… Это уже звучит как угроза!

— Я никому не хочу угрожать. Я только прошу меня оставить в покое.

— Повторяю, я передам вашу просьбу. Но ведь это может повлиять на вашу карьеру!

— К чёрту карьеру!

— Вы, насколько мне известно, собирались на Запад?

— У меня изменились обстоятельства.

— Что случилось?

Рудник ответил не сразу. Достал сигарету, помял её с руках. Кушниц поднёс ему горящую зажигалку.

— У меня появилась женщина, которую я не хочу потерять. К тому же у нас будет ребёнок…

— Ах, эти женщины! — вздохнул Кушниц. — Сколько прекрасных умов они погубили!

— Можете смеяться. Но для меня это важно. Важней всего на свете.

С минуту они шли молча. Рудник жадно курил. Вид у него был мрачный.

— Вы, Павел, — заговорил наконец Кушниц, — нарушаете правила игры. Тот, кто однажды впрягся в нашу повозку, тянет её всю жизнь.

— С меня хватит! Я устал!

— Будьте благоразумны. От вас не так много требуется. Ещё месяц, другой, и всё окончится. Стоит ли поднимать бунт на корабле.

— Нет. Я выхожу из игры.

— Ваше дело. Смотрите. Только без глупостей. Это может плохо кончиться…

— Не только для меня…

Взгляды их встретились. Кушниц добродушно рассмеялся и похлопал своего собеседника по спине.

— Хорошо, я попытаюсь всё устроить. Договоримся о связи…

…Рудник возвращался на квартиру Матвеевой усталый, опустошённый. Он не мог вспоминать без злобы самодовольное лицо Кушница, его снисходительный тон. «Сопляк! Неужели этот юнец не понимает, что он у меня в руках. КГБ простило бы мне кое-какие грехи, выведи я его на чистую воду!»

Они его, конечно, будут шантажировать. Напомнят о прошлом. Что ж, он возьмёт в руки то же оружие. И посмотрим, кто кого!

Нет, не всё ещё потеряно. Есть ещё выход. Но он воспользуется им только в крайнем случае!

Вот уже полтора месяца как Кларк приехал в Москву.

Прежде ему никогда не приходилось бывать в советской столице. Поэтому первые дни Кларк посвятил знакомству с городом. Он объездил на машине и исходил все интересные исторические места. Город понравился ему сочетанием древности и современной архитектуры с её панелями из стекла и бетона.

Решив во что бы то ни стало изучить русский, нанял себе преподавателя из числа русских служащих посольства, накупил книг по истории России, по истории искусства и архитектуры. Кларк рассматривал новое назначение как значительный шаг вверх по служебной лестнице, как вершину своей тридцатилетней карьеры и поэтому устраивался в Москве прочно и надолго.

Дня через два после приезда он встретился с Маккензи. Первую беседу они провели в специальной «тёмной» комнате, которая опечатывалась после рабочего дня и куда посторонним вход был воспрещён. Маккензи проинформировал Кларка о том, как идёт операция «Феникс».

В глубине души Маккензи относился к этому мурлыкающему толстяку снисходительно. Странно, думал он, что этого типа прислали сюда, чтобы руководить операцией. Что он понимает в России? Вот он, Маккензи, прожил здесь семь лет и то не посмел бы сказать, что он специалист по этой стране. Но одно Маккензи усвоил твёрдо: все эти разглагольствования политиков об агрессивности Советской России, о военной угрозе с её стороны Западу не соответствовали истине. Он пришёл к этому выводу на основе личных впечатлений. Пришёл не сразу. Первое время мешало предубеждение. Но потом у него была возможность поездить по стране. Маккензи побывал в Сибири и в Средней Азии, в Серпухове и Дубне. Страна была занята гигантским мирным строительством. Зачем ей война? Мир — вот что ей нужно в первую очередь. И она действительно делала всё, чтобы над её городами и полями сияло мирное солнце.

Но, разумеется, все эти мысли Джозеф Маккензи хранил при себе. Он послушно выполнял то, что ему поручили, и с нетерпением ждал, когда окончится срок его пребывания и он сможет вернуться в свой чистенький уютный коттедж в пригороде Лондона, чтобы выращивать розы и стричь газоны.

Кларк пришёлся Маккензи не по душе: он много курил, хлестал виски и, как показалось ему, был абсолютно лишён чувства юмора — качества, которое Джозеф Маккензи считал первым признаком истинного джентльмена.

— Как Ганс? — спросил англичанин, покончив с приветствиями и приготовлением виски. — Обжился?

— Да, его встретили неплохо. Едва не угодил в лапы русской контрразведки.