– Это зависит от того, какое обвинение ей предъявят. Даже если ее сочтут виновной только в убийстве Орана, этого достаточно для смертного приговора. Не говоря уж о колдовстве и тому подобном.
– Короче, ты выясняешь подноготную благородного человека в затруднительных обстоятельствах, а я пробираюсь в кабинет Роуэна и обыскиваю его.
– Не так. Мы пробираемся и обыскиваем.
– Вот этого я понять не могу. Ты же знаешь, что из нас двоих я единственная способна проникнуть куда угодно, не подвергаясь особой опасности. И, когда нужно было, ты не стеснялся этим пользоваться. У Олленше…
– Там мы были вдвоем.
– А в Свантере? Ты сам посылал меня в контору.
– В Свантере было точно известно, где и что надо искать. В моем присутствии не было необходимости. Здесь все иначе.
Анкрен отодвинулась от подоконника, почти беззвучно пересекла комнату, села рядом с Мерсером.
– Но я уже была там, – упрямо сказала она, – знаю расположение комнат…
– А что искать в этих комнатах, ты знаешь? – Он помолчал. – Может быть, и да. Мне часто кажется, что ты гораздо больше знаешь о том, то происходит, о цели наших поисков, чем говоришь.
– Позволь напомнить – я ничего не ищу. Ищешь ты, а я тебя сопровождаю. Чего-то ищут Вендель, Роуэн и Форсети. Но я в этих играх не участвую. Я – из другого мира.
– Мы оба из другого мира, – отчетливо сказал Мерсер. И снова наступило молчание, напряженное, как взгляд из засады, чреватое опасными признаниями. Или так казалось Мерсеру. Однако Анкрен не собиралась это молчание нарушать. Он вздохнул. – Это правда, что ты способна на такое, чего ни я, и никто другой сделать не в силах. Но неужели все, на что ты готова употребить свой Дар, – это шастать по чужим домам и подглядывать? Неужели нет более достойного тебя и твоего Дара дела?
– Ты удивишься, но мне уже доводилось это слышать.
– От кого?
– От Форсети. А еще раньше – от убиенного в прошлом году старины Тобиаса. Полагаю, под «достойным делом» ты, капитан «красной бригады» и темный делец из Свантера подразумевали разные вещи, но всем почему-то не нравился мой образ действий. А пока ты не придумал ничего более подходящего, придется пробираться к Роуэну. Одной или вдвоем.
Отмычка сработала на диво. Анкрен удивилась. Она привыкла проникать куда ей нужно благодаря умению отводить глаза, и воспользоваться для этой цели иным способом, как правило, не приходило ей в голову. Подделывать ключи, переодеваться, опаивать охрану – весь этот лексикон старых как мир уловок был ей почти неизвестен. Но сегодня, из-за Мерсера и по его поручению, ей пришлось прибегнуть по меньшей мере к двум из них. Правда, не наведи она морок, это было бы невозможно.
Она отперла дверь в комнаты владельца особняка и едва удержалась, чтобы не чихнуть. Хотя здесь, несомненно, время от времени убирали и вытирали пыль, воздух был спертым, поскольку окна закрыты и занавешены. Как раз это ей предстояло поправить.
Пройдя внутрь, она не услышала собственных шагов. Здесь не то, что во дворце Убальдина, где либо клацаешь башмаками по полу, либо шлепаешь босыми пятками. У Роуэна полы были застланы пушистыми коврами. В темноте Анкрен не могла рассмотреть, местной ли они работы или завезены с Востока. Но она к этому и не стремилась. Окна первой комнаты выходили во двор, это Анкрен не устраивало, но следующая комната смотрела в сад. Анкрен отодвинула тяжелую занавесь из скельского бархата – вот где самая пыль-то копится! – и отперла оконную задвижку. Пахнуло свежестью, сырой зеленью. Давно она не бывала в странах, где зимой листья с деревьев не облетают… Анкрен отошла к секретеру, на котором стоял канделябр. Хотя Мерсер уверял, что хорошо видит в темноте, она предпочла выкресать огонь и зажечь свечу. Через мгновение в окно влетел крюк с привязанной к нему веревкой – Мерсер сумел так перезарядить свой балестр взамен свинцовых шариков. Самого Мерсера пришлось ждать несколько дольше.
– Все сошло гладко? – спросил он, перебравшись через подоконник.
– Они дрыхнут так, что сюда можно провести кавалерийский эскадрон. Ты мог бы спокойно пройти по лестнице.
– Я по ней выйду… – Мерсер убрал крюк, запер окно и задернул занавесь. Эти действия совершались быстро и отработанно. Анкрен наблюдала за ним прищурившись.
– Это зелье, которое я им подмешала в суп, то самое, которым ты собирался травить меня?
– Вовсе нет. Это просто снотворное. Завтра будут на ногах, разве что голова поболит.
Он забрал у Анкрен отмычку и подошел к секретеру.
– И как это ты наловчился, защитник законности и порядка, – заметила Анкрен, глядя, как он вскрывает дверку, – и по стенам лазить, и замки откупоривать?
– Я не учился. Я это умение унаследовал.
Непонятно было, шутит он или нет. Анкрен не стала уточнять, тем более что секретер открылся.
– Вряд ли Роуэн, уезжая надолго, оставляет в доме что-то откровенно криминальное, – сказал Мерсер, вынимая оттуда бумаги.
– Тогда зачем тебе это надо?
– Нужно уметь читать…
– Думаешь, здесь тайнопись?
– Так было бы легче. Я отчасти разбираюсь в шифрах, которыми пользуются в империи. Нет, нужно искать что-то необычное в обычном. Ты тоже смотри.
Анкрен обошла три обширные комнаты, объединенные анфиладой. Кабинет, спальня, библиотека. Насколько можно судить в полутьме – богато обставленные. Менее богато, чем в особняке Оранов, где она была вместе с Мерсером, но более уютно. Эти ковры, обитые атласом стены, за которые не проникает сквозняк, столь ощутимый зимой в приморских городах, удобная и красивая мебель… Мужчин обычно такие мелочи не заботят, во всяком случае холостых. Правда, судя по услышанным намекам, Роуэн холостым и останется.
Кабинет был средней из комнат; его, так же как и библиотеку, Анкрен решила оставить Мерсеру. Она осмотрит спальню. Там женский глаз скорее что-нибудь приметит. Хотя кто его знает, этого Роуэна, с такими-то привычками – вон у него зеркало стоит не в спальне, а в кабинете…
– Есть что-нибудь? – спросила она, прежде чем отойти.
– Счета, отчеты управителя и приказчиков… – Мерсер не отрывался от бумаг. – Галунная фабрика Роуэна приносит, как я и предвидел, приличные деньги. Еще у него есть виноградники в окрестностях города. Но помимо этого я нашел пару расписок от начальника тюрьмы. Похоже, Марсиаль Роуэн действительно перекупал в тюрьме осужденных на каторжные работы. Только имена, указанные в этих расписках, – мужские.
– Если то, что о нем говорят, правда, не удивительно.
– Вряд ли они были жертвами извращенного сладострастия… Вот, послушай: «Мати Валес, 42 лет, корабельный мастер. Осужден за разбойное нападение и грабеж в порту Нессы. Бит плетьми на четырех углах Графской площади, приговорен к семи годам работ, каковые должен отбыть на предприятиях Марсиаля Роуэна. При малейшем нарушении законности господин Роуэн обязуется возвратить Мати Валеса в крепость Нумелла, где он будет осужден как рецидивист».
– А сечь-то зачем?
– Так принято. Зато здесь меньше казнят смертью. И не увечат приговоренных.
– Иначе работать не смогут, ясно… Неясно другое. На кой черт на галунной фабрике корабельный мастер? Или у Роуэна есть еще верфи?
– Никогда не слышал. Но сдается мне, он использует этого Валеса и другого… как его… по кличке Копченый Глаз, на иных предприятиях… – Мерсер не стал уточнять на каких, полагая, что Анкрен догадается. Ей известно о нападении в Галвине. В бумагах Роуэна ничего не говорится о таких приметах каторжников, как татуировка на лице, но ведь в Галвине нападавших было четверо.
Однако ничего нового это не дает. Разумеется, Роуэн нарушил закон, и если бы Мерсер стремился засадить его в тюрьму, найденные бумаги могли бы помочь. А так они лишь подтверждали давнюю догадку, что убийцы прибыли в Открытые Земли с Южного побережья вместе с Роуэном. Во всем остальном ясности не было. В отличие от своей скельско-галвинской подруги, которая открыто демонстрировала свою приверженность язычеству и колдовским ритуалам, Роуэн в Нессе избрал другую линию поведения. В секретере – только деловые бумаги. Правда, мадам Эрмесен тоже открыто хранила в основном счета и расписки, но Мерсер не сомневался, что частную переписку Марсиаль Роуэн сжигает. Слишком здесь все аккуратно, слишком правильно. И никаких подозрительных статуй, картин, букетов из колдовских трав. На стенах лишь гравюры с какими-то старинными зданиями и руинами – Мерсеру показалось, что они изображают окрестности Нессы, затронутые землетрясением. Он осмотрел письменный стол – ничего особенного: серебряный прибор для чернил, стопка писчей бумаги под пресс-папье из дымчатого хрусталя. В ящике стола обнаружилась книга под названием «Monas Hierogluphia»,[8] изданная в Англии в конце прошлого века. Автором значился некий доктор Джон Ди, и, насколько мог судить Мерсер, в ней рассказывалось именно о том, о чем он сам недавно говорил Анкрен, – о шифрах и символах. Мерсер убрал книгу на место и прошел в библиотеку. О человеке многое может сказать то, что он читает. Мерсер знал тьму подобных случаев, последний на его памяти – с Магдалиной Бергамин. Но библиотека вдохновляла не больше, чем кабинет. Книгами были заняты три больших шкафа, некоторые Мерсеру были знакомы, в том числе – по дому мадам Эрмесен, но лишь те, что касались карнионской поэзии, особенно древней. Только здесь книг было больше – начиная от «Carmina» брата Ширы, антологии, которую можно было найти в доме любого образованного жителя Нессы. Но были и весьма редкие издания, вероятно выходившие очень малым тиражом, например пресловутый «Апокриф святого Хамдира». Мерсер немало слышал об этом древнем памятнике мистической поэзии, но не предполагал, чтоб тот когда-нибудь распространялся иначе чем в списках. «Лоция» преподобной Урсулы Скельской – полузапретный богословско-математический трактат – тоже здесь имелась. Было несколько переплетенных рукописей – их Мерсер просмотрел с особым вниманием. Такие, как «О старых семьях Карнионы» или «Фамильная хроника Роуэнов», он не отказался бы прочесть от корки до корки, если бы было время. Но интересы хозяина дома не ограничивались карнионскими древностями. Немало было книг иностранных авторов, среди них сочинения того же Джона Ди, некоего Роберта Фладда – этот был представлен больше всего. Такие имена, как Корнелий Агриппа, Джироламо Кардан, ничего не говорили Мерсеру, но, похоже, писали они об оккультной философии, алхимии, магии чисел, тайных знаниях, полученных от небесных ангелов и духов стихий, а также заклинаниях и ритуалах, с помощью коих надлежало их вызывать. О том же повествовали книги, где автор не был указан, – «Ключи Соломона», «Христианская каббала», «Fama».[9] Неизвестно, занимался ли Роуэн тайными науками, – доказательств тому не было, но он серьезно о них читал. Вероятно, он не притворялся в Галвине, когда говорил, будто женская магия заключена в действии, а мужская – в слове. Слов тут было написано более чем достаточно, и почти сплошь мужчинами.
