Прежде чем засунутый между дверью и стеной клинок поддел задвижку, она в чем была, подхватив пояс с пристегнутыми кинжалом и кошельком, вылезла в окно. Хорошо, что из-за проклятых холодов, навалившихся на Эрдскую провинцию посреди лета, она улеглась в постель одетой. А вот башмаки, увы, пришлось оставить.

Затаившись на карнизе, она сумела разглядеть тех, кто, обнаружив ее отсутствие, выбежал на крыльцо, и похвалила себя за предусмотрительность. Их было не меньше десятка. Наемники, и наверняка не местные. Из Эрденона, может даже из Тримейна. Они не растерялись и действовали довольно слаженно. Двое вернулись в гостиницу, один полез на крышу (но ее на карнизе не увидел, вернее, увидел не ее, а кошку, подбиравшуюся к голубю); остальные рассыпались по окрестным улицам.

И сегодня – те двое еще ждали в засаде, предполагая, что она может вернуться в гостиницу за вещами (напрасно: жизнь она ценила больше, чем барахло). Другие искали ее по улицам и притаились у ворот, пытаясь определить, чей облик она сумела принять. Да, ребятам явно рассказали о ее даре. Но они не знали всех ее возможностей, иначе не приглядывались бы исключительно к одиноким пешеходам…

Черт, а может, она погорячилась, поспешив вырваться из Аллевы? Учила ведь ее матушка в детстве уму-разуму: «Сперва думай, а потом уж делай». А она, как нарочно, действовала не размышляя, а потом сердилась и думала: что, собственно, я натворила?

Так что же на этот раз? И почему тот сукин сын попытался ее убить? Или сукина дочь – только сейчас до нее дошло, что она понятия не имеет, кем в действительности был клиент, – они всегда общались через посредника. А дело-то представлялось вполне чистым. Не безопасным – иначе к ней не стали бы и обращаться, – но, в сущности, безобидным и совершенно бескровным. И она в точности выполнила все условия договора. В этом она была уверена. Так где же промахнулась?

А может, наплевать на все? Скрыться не составит труда, а денег она в любой стране заработает. Уехать куда-нибудь подальше… от этой сырости и слякоти, гнетущего низкого неба, долгих морозных зим… Что бы там ни говорили, Эрд – не ее родина.

В задумчивости она нарисовала пальцем на мокром песке цветок, никогда не произраставший в империи Эрд-и-Карниона. Похожий не то на взлохмаченную голову, не то на распушившийся клубок шерсти.

Плюнуть на все и уехать, хотя ярость диктует иное. Однажды она поступила, повинуясь порыву, и это дорого обошлось и ей, и тем, кто был ей близок.

Ну уж нет! Нечего вспоминать прошлое. А если и вспоминать, то лишь для того, чтоб усвоить: никто не смеет обидеть ее и остаться в живых.

Она стерла рисунок на песке и подняла голову. Солнце давно провалилось за деревья, и багровые полосы заката размазались по набрякшему небу. Наступила ночь.

Велика ли важность, что ей неизвестен убийца? Это нетрудно узнать.

– Ты у меня черными слезами зальешься! – пробормотала она в пространство. Потом встала и побрела через лес.

Каждый из двоих мужчин был по-своему неприметен. Но первый, осознав всю мощь и опасность оружия, каковым может быть неприметность, употребил для ее достижения немало времени и сил. А поскольку он был еще молод и привлекателен, это далось не без труда. Он не становился ни уродливее, ни ниже ростом, но каким-то образом научился уходить в тень, всегда предоставляя собеседнику возможность блеснуть во всей красе. Однако с этим собеседником ему явно не повезло. Тому дар незаметности дан был от природы. Сух, сер, среднего роста и сложения. Без возраста. Слуга, о каком мечтает каждый господин. Верный, исполнительный, ненавязчивый. Вполне способный благоденствовать по нынешним временам, но никогда не поднимающийся выше управляющего в замке либо старшего приказчика в торговом доме. Впрочем, именно он начал разговор.

– Господин Мерсер? – осведомился он, прикрыв за собой дверь.

– Он самый. С кем имею честь?..

– Мое имя вам ничего не скажет. Впрочем, извольте – Стефан Вендель. Но я – всего лишь посланец некоей особы, которая желает прибегнуть к вашим услугам.

– И откуда эта особа узнала о моем существовании?

– Мой господин вхож в круги, в которых обсуждалась история с наследством канониссы из Менца… вы понимаете, о чем я. И там было названо ваше имя. А то, как вы раскрыли похищение в Камби, – это, по словам моего господина, просто чудо.

– Ну уж и чудо. Однако садитесь, господин Вендель. Хотите выпить?

– Не стоит беспокоиться. Может быть, потом, когда обсудим дело…

Помимо кресла, в котором расположился хозяин, в комнате был только один стул. Гость отодвинул его подальше от окна и лишь потом сел. Хотя, возможно, он просто боялся сквозняков. Да и вид из окна особой живописностью не отличался: Вальграм – город торговый, промышленный и красотой не блещет. Единственной отрадой была синева над черепичными крышами домов. Лето, казалось бы захлебнувшееся дождями, снова вернулось в Эрд, и не верилось, что ненадолго.

Комната, в которой они находились, не ласкала и не оскорбляла взора. Выцветшие обои, костяное распятие и круглое зеркало на стене, на столе – старомодная оловянная посуда. Безликая чистота сдаваемой внаем квартиры для приличных одиноких жильцов.

– Так в чем же состоит ваше дело?

– Прежде всего… Мой господин получил сведения, будто вы беретесь за некоторые деликатные поручения, к которым избегают привлекать императорскую полицию либо службу генерал-губернатора. Что, действуя против преступников, вы не боитесь немного нарушить закон. И что вы не смеетесь над предположениями, которые некоторым людям кажутся странными и дикими.

– Допустим, вашего господина не обманули. Тогда что?

– Мой господин предлагает вам сумму вдвое больше той, что вы получили в Камби, – это за вычетом расходов. Аванс выплачивается сразу же по достижении устной договоренности.

– Щедро. Но в чем, собственно, заключается поручение?

– От вас требуется разыскать некую женщину. К месту, которое вам назовут, вы доставите ее живой, но связанной по рукам и ногам, с завязанными глазами и кляпом во рту.

– Фу, как некрасиво, – протянул Мерсер. – Женщин можно убивать, но зачем же при этом обращаться с ними грубо?

– Если б это была обычная преступница, мой господин нашел бы ловкого и небрезгливого полицейского чиновника и не стал бы затруднять вас. А эта женщина… в прежние годы ее назвали бы колдуньей, но теперь времена просвещенные. Тех, кто верит в магию, высмеивают… поэтому просто скажем, что она обладает умением заставлять видеть то, чего нет. И не дай бог ей заподозрить, что вы ее ищете. Она может явиться кем угодно: братом, лучшим другом, женой или старенькой матушкой.

При всей сдержанности, за этими словами крылось живое чувство – но какое? Гнев, страх, обида?

– Оборотень? – иронически уточнил Мерсер.

Но Стефан Вендель был невозмутим.

– Отнюдь. Это все наваждение, обман зрения. Представьте себе огонь, который не жжется, но выглядит как настоящий… Впрочем, вы, возможно, относитесь к подобным вещам как к сказкам суеверного простонародья, недостойным внимания образованного человека.

– Вовсе нет. Я, как вы догадываетесь, не домосед. И в своих странствиях сталкивался с явлениями, которые не объяснишь иначе, как вмешательством сил… мне не хотелось бы употреблять выражение «сверхъестественных», ибо кто из нас, грешных, возьмется определить границы естества? Но существование того, о чем вы рассказывали, готов допустить. И здесь позволю себе встречный вопрос. Если все обстоит именно так, почему вы не прибегли к помощи Церкви? У нее свои методы выявления людей с подобными талантами.

– О, да, и весьма эффективные. Но в наше время боязнь показаться смешным в глазах окружающих сильней страха перед вечными муками, и яд скептицизма поразил уже многих служителей Церкви. А кто не поддался ему, те впали в другую крайность.

Взгляд Венделя лишь на мгновение переместился в сторону окна, но Мерсер это заметил.