– Ничего не сказала?

– Да вроде ничего…

Мерсер был озадачен. Анкрен порой уходила в его отсутствие, но никогда не уезжала.

Он поднялся в ее комнату и обнаружил, что сумка с ее вещами исчезла, зато одежда Китцеринга, в которой она ездила в Стор-Бирену, была сложена аккуратной стопкой, а сапоги стояли на полу.

Может быть, она оставила записку? Мерсер спешно прошел к себе. Записки не было видно, но на столе, рядом с чернильницей, лежал томик Бергамина, почему-то раскрытый.

Мерсер придвинул книгу к себе. На ее титульном листе, перед названием романа, были приписаны две буквы:

«НЕ».

В середине октября Мерсер пересек границу герцогства Эрдского. Следовало бы выехать пораньше, но он задержался в Эрденоне. Выждал два дня сверх намеченного, надеясь, что бегство Анкрен – одна из ее внезапных выходок, о которых она потом жалеет, и, одумавшись, она вернется. Потом отложил отъезд еще на пять дней. И на исходе недели понял, что возвращения Анкрен не дождется.

Наверное, он сумел бы ее найти. Ведь нашел же он ее в Свантере, имея о ней самые поверхностные сведения и ни разу до того не видев. Но странное послание Анкрен ясно говорило: она не желает, чтоб ее искали.

И Мерсер предоставил ей поступать как хочет.

Не то чтобы он легко это перенес. Были тоска и обида: впервые за много лет он встретил женщину, с которой хотел бы остаться, а она поступила с ним, как он с той девицей в Аллеве: получила от него то, что ей было нужно, и исчезла без прощаний и обещаний.

Мерсер настаивал на том, что они с Анкрен похожи, – так они оказались слишком похожи. И он не успел узнать о ней самого главного: откуда она пришла, от кого унаследовала свои знания и умения.

Но какое право Мерсер имел обижаться? Он тоже не рассказал Анкрен о своем прошлом и не открыл настоящего имени. Может быть, если бы они дольше пробыли вместе… Но зачем рассуждать о том, что могло бы быть? Полезней заняться делом. Он не герой Бергамина, свершающий подвиги во имя неземной любви. И любовь, и подвиги – не его стезя.

Если у Роберта Китцеринга имелись соображения по поводу исчезновения несимпатичной ему постоялицы, он держал их при себе и не задавал вопросов. Мерсер тем временем приготовился к отъезду, благо это было недолго. Денег у него было в обрез, но искать какого-нибудь дела, чтобы обогатиться, Мерсер не стал. И не стал просить взаймы у Китцеринга – у всякой благодарности должны быть границы, и Мерсеру не хотелось испытывать судьбу.

Было еще одно обстоятельство, заставлявшее поторопиться. Неумолимо близилась зима. А она в Эрде долгая и снежная. Там, где родился Мерсер, морозных зим не бывало, и длительный холод представлялся ему каким-то природным извращением. И если ему приходилось зимовать в Эрдской провинции, виной тому были веские причины.

Пожалуй, до наступления холодов Мерсер успел бы съездить в Аллеву и потрясти хозяина «Полумесяца» на предмет знакомства с Венделем и его наемниками. Но он не любил возвращаться. К тому же не к месту вспомнилось ехидное замечание Анкрен о девице, которая по нему сохнет. И разве в Венделе дело? Если догадка Мерсера верна, искать его не придется, он явится сам.

В любом случае поездка в Открытые Земли будет занимательной. Прежде Мерсер там не бывал, лишь задевал границы по касательной, если приходилось путешествовать из Эрда в Карниону (или обратно) по суше.

И это было упущение. Открытые Земли претендовали нынче на лавры самого богатого владения империи, стяжав их у земель Древних. Правда, следует признать, что Карниона сама приложила к этому немало усилий.

Как известно тем, кто изучал историю империи Эрд-и-Карниона, обширные территории, прилегающие к южной границе Эрдского Вала, очень долго не были заселены, начиная с тех веков, когда на край пало Заклятие. В чем оно заключалось, теперь никто не помнил, и служило оно темой либо сказок для маленьких детей, либо насмешек. Даже Бергамин не воспользовался им в качестве сюжета, хоть и жил в самом сердце бывших Заклятых Земель. Но в те времена, когда было официально объявлено, что земли эти свободны и открыты (более двух с половиной столетий назад), в силу Заклятия очень даже верили, и страх перед ним был так силен, что поселенцы не спешили. В ту пору среди равнин и лесов Открытых Земель, кроме диких зверей, можно было встретить лишь изгоев с каторжным клеймом, для которых имперский закон был хуже любых Заклятий, да самых отчаянных купцов, искавших коротких путей через Эрдский Вал. Так продолжалось сто с лишним лет, пока во всем известном мире порох не вытеснил с полей сражений лучников и арбалетчиков, и ни один правитель не мог чувствовать себя спокойно, не обзаведясь собственной артиллерией. А это означало, что железо, медь, олово и прочие металлы следует добывать в количествах, многократно превышающих прежние. Предприимчивые люди бросились разведывать месторождения. И оказалось, что самые изобильные из них залегают именно с южной стороны Эрдского Вала. Кроме железной руды там обнаружились и цветные металлы, не было только золота, но золотых месторождений нет нигде в Европе, так что грех жаловаться. Никто и не жаловался. Некогда было. Месторождения нужно было осваивать.

Проблема состояла в том, что в Открытых Землях отсутствовала какая-либо власть. То есть, конечно, над ними властвовал император, но вот местной администрации, способной проводить в жизнь имперские законы, не было. А даже самый жадный промышленник понимает: законы необходимы хотя бы для того, чтобы их можно было нарушать.

Незадолго до того Карниона пережила волну мятежей городской бедноты (ткачей по преимуществу), подавленных большой кровью с помощью имперских войск. И хотя в Древней Земле снова установился мир, она, в политическом отношении и без того являвшая довольно рыхлый конгломерат, была значительно ослаблена.

А будущие шахты и рудники нельзя было оставлять без защиты: ведь как только они начнут приносить доход, в Открытые Земли, позабыв прежние страхи, ринется забубенная шваль со всей империи.

Нобилитат Карнионы, состоявший из аристократии родовой и аристократии финансовой (впрочем, разница была весьма условной), в отличие от эрдского дворянства, еще кричавшего в те времена по всякому поводу о «древних исконных вольностях», уже усвоил принцип: «Если насилие неизбежно – расслабься и получай удовольствие». Решено было снова просить военной помощи у императора. А самим скинуться деньгами.

Так возникла странная система управления Открытыми Землями, которая держалась по сей день и пока, похоже, всех устраивала.

Назначаемый из Тримейна военный губернатор Открытых Земель, в отличие от генерал-губернатора Эрда, ведал только вопросами обороны. По всей территории выстроилась цепь крепостей (на карнионские средства, разумеется), занятых вооруженными гарнизонами. Нельзя сказать, что они изнывали от безделья.

В первые годы по освоении земель стало ясно, что опасения карнионских толстосумов были не напрасны. Крепостей тогда еще не было, а лесов, где могли укрыться разбойники, имелось предостаточно, и новоприбывшим военным отрядам то и дело приходилось вступать в кровопролитные стычки. А в веке нынешнем гарнизонам нужно было подниматься по тревоге во время смуты в Эрде, когда северные беженцы норовили хлынуть во владения благополучных соседей. И за это заметный процент доходов со здешних рудников отчислялся в императорскую казну.

Прочие дела изначально должны были решаться парламентом карнионского нобилитата. Наверное, ничего иного во времена запустения и быть не могло. Однако за век с лишним в Открытых Землях появилось шесть городов, множество поселков, а общего органа самоуправления по-прежнему не было. Зачем, спрашивается? Военный губернатор и его солдаты обеспечивали порядок, а об остальном позаботятся господа промышленники. Владельцы шахт в какой-то мере играли ту же роль, что в Средневековье владельцы феодальных замков. Как у замковых стен лепились селения, так в Открытых Землях города вырастали вблизи рудников. Владельцы рудников могли меняться, но, как правило, каждый из них имел сторонников в парламенте, либо они сами заседали там и положение свое использовали, чтобы люди, работающие на них, были обеспечены всем необходимым. А производить необходимое на месте оказалось дешевле, чем ввозить, и в Открытые Земли потянулись те, кто не был связан напрямую с добычей и обработкой металлов.