В Бодваре, при его нынешнем состоянии, имелось несколько кабаков для рыбаков и матросов и одна гостиница для публики почище – у северной окраины города. Она была выстроена взамен сгоревшей довоенной и унаследовала от предшественницы название – «Слон и замок».
Здесь Анкрен спешилась и оставила Лешего у коновязи гостиницы. Лишний расход, но туда, куда она собиралась, верхом не добраться. Хотя раньше, говорят, к замку вела прекрасная дорога, равно пригодная для пешеходов, всадников и экипажей.
Да, Бодварский замок никуда от залива не делся. И в нем были обитатели.
Новым правителям Эрда, помимо разрушенных городов, сгоревших церквей и впавшей в кому торговли, досталось и другое наследство. Северный предел империи и при Йосселингах, во времена относительно мирные, славился своими ворами, мошенниками и контрабандистами, а за годы гражданской войны этой публики развелось видимо-невидимо. Вообще-то правление генерал-губернаторов на фоне действий некоторых претендентов на герцогский титул выглядело сравнительно мягким. Неминуемая казнь угрожала только грабителям и убийцам. Остальные могли отделаться галерами, ссылкой в Дальние Колонии и на принудительные работы. Но главные города провинции, в первую очередь Эрденон и Свантер, были основательно вычищены. Уцелевшие от облав преступники кинулись искать новое прибежище. Таким и стал брошенный на произвол судьбы Бодварский замок.
В то время Бодвар отстраивался заново, и жители его были уже не те, что до войны. Когда жулье, расположившееся в бывшей герцогской резиденции, попыталось поживиться за счет города, злодеям ясно дали понять: с ними поступят так же, как граф Рондинг поступил с людьми Шембарта, – перекроют все выходы и уморят голодом.
Итак, грабить горожан оказалось себе дороже, а работать подобно прежним новые обитатели замка не умели и не хотели. Нужно было искать какое-то иное решение. И оно нашлось.
Контрабанда всегда процветала на Северном побережье. Даже честнейшие среди моряков и рыбаков не брезговали побаловать себя беспошлинным табаком, а жен – обновками. В этом отношении беглецы могли предложить горожанам богатый опыт и знания по части потайных троп, укрытий, а также связей с другими провинциями. Это было весьма кстати, поскольку в Бодвар снова стали заходить корабли. Так с тех пор и повелось.
Хотя жизнь в больших городах вошла в спокойное русло, Бодварский замок не оставался без обитателей. Кто-то не поладил со своими беззаконными собратьями в других местах, кого-то влекли сюда деловые интересы. Благопристойный город и замок-притон превосходно уживались. Правительство в Эрденоне смотрело на местные развлечения сквозь пальцы. Имперские чиновники достаточно просидели в замиренной провинции, чтобы понять: окончательно искоренить контрабанду нельзя, а пар иногда выпускать необходимо.
Только однажды какой-то не в меру ретивый ландхевдинг (новая администрация поощряла исконно эрдскую терминологию, которой, в сущности, никто не помнил) решил единым наскоком уничтожить преступный очаг над Бодваром. Дело кончилось позорным провалом. Обитатели замка заблаговременно узнали о приближении конных жандармов и успели подготовиться к встрече гостей. Как раз тогда и уничтожили то, что оставалось от довоенной дороги, оснастив ее всеми пренеприятнейшими для кавалерии сюрпризами – ловушками, завалами, «чесноком». Жандармам пришлось спешиться, однако им приказано было идти на приступ. Последовавшая потом жалкая пародия на штурм закончилась бегством поборников закона. Карательной экспедиции в отместку за посрамление не случилось: то ли кто-то из больших людей в столице провинции имел свой процент с предприятий Бодварского замка, то ли там просто не любили дураков.
Произошла эта история лет пятнадцать назад – уже на памяти Анкрен, но не в ее присутствии. В Бодварский замок она впервые попала гораздо позже – чтобы увидеться с человеком, на встречу с которым нынче направлялась.
С Прокопом Гейстером, больше известным как Волчья Пасть, Анкрен познакомилась, когда стояла на той грани, что отделяла ее прошлую жизнь от нынешней. Он был одним из немногих людей в провинции – и единственным в Бодваре, знавшим, что она собой представляет. И способным понять, что обеспечивать Анкрен работой и получать с этого постоянный процент выгоднее, чем выдать ее кому бы то ни было. Раньше Прокоп жил в Свантере, но уже лет семь, как перебрался в Бодварский замок. Деловые люди побережья по-разному оценивали этот поступок. Одни считали это тонким ходом: в Бодваре старине Волчьей Пасти удобней держать в руках концы всех нитей. Контрабандой его интересы никогда не исчерпывались. Другие, наоборот, полагали, что Прокоп с возрастом теряет хватку и удалился, пока его не сожрали конкуренты. И только Анкрен, пожалуй, догадывалась об истинной причине.
Прозвище Волчья Пасть Гейстер получил не за душевные качества. Его лицо с детства было изуродовано волчанкой. И выжил он потому, что появился на свет в благословенные довоенные времена, когда денег в Эрде водилось достаточно, а у матерей хватало времени и сил выхаживать даже увечных детей. А потом… в кругах, где вращался Прокоп, мужчина считался мужчиной, если мог прикончить противника, переспать с бабой и в кошельке у него звенело – пусть даже он горбатый, кривой, прокаженный или вовсе безногий. Прокоп Волчья Пасть пользовался полным уважением, и никто не догадывался, что он страдает из-за своего уродства. Анкрен тоже, пока однажды уже здесь, в замке, Прокоп, будучи крепко пьян, не сказал ей:
– И зачем тебе этот Дар? К чему личность переменять, когда у тебя рожа и так чистая? Прожила бы как-нибудь. Несправедливо это. Вот если бы тому, кому оно взаправду нужно…
Тогда она поняла, что Прокоп убрался сюда затем, что здесь его видит меньше народа и в безумной местной обстановке его наружность не так бросается в глаза.
Анкрен не подала виду, что запомнила его слова, Прокоп тоже никогда не возвращался к этому разговору. А нынешней весной, еще до Пасхи, она, наведавшись в Бодварский замок, услышала:
– Ищет тебя один человек. То есть не тебя, а кого-нибудь с твоим талантом. Я не знал, где тебя носит, и поэтому холуя его в Свантер перенаправил. Ты знаешь, с кем там встретиться…
Она последовала совету Прокопа… и все закончилось нападением в Аллеве.
Зависть к умению как угодно изменять свой внешний вид – могла ли она служить достаточным основанием для предательства?
Анкрен пока не знала, как вытрясет из Прокопа признание. В одном она была уверена: угрожать Волчьей Пасти не станет. Этим от старика ничего не добьешься. Он такого в жизни навидался, что ни ножа, ни пули не боялся.
Навидался… Это мысль. Вот где его слабость… соблазн видимости. Анкрен не любила тратить свой Дар без особой надобности, но, может, стоит показать Прокопу что-нибудь этакое… поиграть с его внешним видом?
Во всем остальном она полагалась на вдохновение.
За размышлениями она успела подняться на вершину замковой горы и оказалась перед распахнутыми створками ворот. Подлинные ворота замка, те, что были при Йосселингах, дубовые, обитые бронзой, пропали вскоре после войны, и никто не мог сказать, что за умелец их вывез. Анкрен не спрашивала, были ли нынешние ворота теми, что пережили атаку жандармов, но похоже было на то. Створки дверей сколачивались безо всякой оглядки на красоту, они должны были только защищать дверной проем. Сверху донизу их покрывали вмятины, выщербины, следы огня. Кое-где светлели заплаты.
Ворота, сколько помнила Анкрен, были открыты почти всегда. Сейчас тоже, и Анкрен спокойно прошла под навеки приржавевшей к арочному проему решеткой. Ее никто не окликнул, при том что за ней, возможно, наблюдали. Но в Бодварском замке не стали бы поднимать тревогу из-за одинокого путника, тем более – путницы. К тому же Анкрен шла не торопясь, а значит, никаких опасных вестей не несла.
Как выглядел замок, будучи воинской твердыней или дворцом, Анкрен не представляла, да и не пыталась. Действительность же превосходила всяческое воображение. Если основа – стены и главные башни, – несмотря ни на что, сохранила свой прежний вид, то все постройки последних столетий – оранжереи, висячие башенки, лестницы, балконы – сильно пострадали, разрушенные случайно или преднамеренно. Когда беглецы из портовых городов пришли в замок, они поначалу держались кучно, ночевали вповалку в большом зале дворца, разводя костры прямо на мраморном полу. Со временем они расползлись по всему замку, захватывая помещения по своему вкусу, благо места хватало. Сейчас, пожалуй, хватило бы у них и денег, чтобы привести замок в порядок, но об этом никто не заботился. Жили как хотели и где хотели: в башнях и погребах, кухнях и бывших господских покоях. Перекрытия и лестницы чинили подручными средствами либо, наоборот, рушили. Делалось это не столько для удобства, сколько для безопасности – временами между жителями замка вспыхивали стычки, и каждый старался, чтоб его жилье было в недосягаемости. Прокоп в этом отношении не стал исключением. Вместе со своей сожительницей Калли он облюбовал башенку на северной стороне, нависавшую над морем. Каменный переход к ней вдоль крепостной стены обрушился черт знает когда, и его заменили дощатым настилом, а доски, говаривал Волчья Пасть, всегда легко убрать.
