— Простите, дон Эмилио, но Селестина решила, что вам нужен домашний питомец, — извинилась женщина, жестом показав свое бессилие перед детским натиском, продолжавшимся, видимо, с тех самых крестин. — Моя дочь — человек настойчивый, и уж если что-то решила…

— Мне знаком этот феномен, синьора Джулиани, — с неловкой вежливостью сказал Эмилио, вспомнив Аскаму — на сей раз лишь с любовью, без пронзительной боли.

— Для вас — Джина, — сказала мать Селестины, пытаясь с помощью сдержанного юмора преодолеть неловкость ситуации. — Поскольку мне предстоит сделаться вашей тещей, полагаю, мы можем обращаться друг к другу по имени. Согласны?

Подыгрывая, священник вскинул брови:

— Прощу прощения?

— Селестина вам не говорила?

Джина вынула изо рта прядь волос, заброшенную туда ветром, и машинально сделала то же самое для Селестины, пытаясь придать ерзающему, сопротивляющемуся ребенку презентабельный вид. Что было весьма неблагодарным занятием.

— Дон Эмилио, моя дочь намерена выйти за вас замуж.

— Я надену свое белое платье с именами, — сообщила Селестина. — И тогда оно станет моим навсегда. И ты тоже, — добавила она, спохватившись. — Навсегда.

На лице матери вдруг проступила боль, но Сандос сел на нижнюю ступеньку, чтобы смотреть прямо в глаза Селестины, чей курчавый нимб словно бы пылал в ярком солнце.

— Донна Селестина, я польщен вашим предложением. Однако должен вам указать на то, что я весьма пожилой джентльмен, — с герцогским достоинством сказал он. — Боюсь, я неподходящая партия для такой юной и прекрасной леди.

Дитя с подозрением уставилось на него:

— Это чего значит?

— Это значит, carissima, что тебя отвергают, — устало сказала Джина, уже сто раз это объяснявшая, причем только за сегодняшнее утро.

— Я слишком стар для тебя, cara, — с сожалением подтвердил Сандос.

— А сколько тебе?

И Скоро исполнится восемьдесят, — ответил он. Джина засмеялась, и он вскинул на нее взгляд — лицо серьезное, глаза светятся.

— Сколько это пальцев? — спросила Селестина. Выставив четыре своих, она сказала:

— Мне вот столько.

Подняв перед собой обе кисти, Сандос под жужжание скреп медленно расправил и сжал их восемь раз, считая для ребенка в десятках.

— Это много, — сказала впечатленная Селестина.

— Действительно, cara. Множество. Уйма.

Селестина долго обдумывала это» накручивая волосы на нежные пальцы; ее тонкое запястье все еще словно перетягивала нить, как у младенца.

— Все равно ты можешь взять морскую свинку, — решила она наконец.

Он рассмеялся с искренней теплотой, но затем посмотрел на Джину Джулиани и слегка покачал головой.

— Но, дон Эмилио, вы окажете мне большую услугу! — взмолилась Джина, смущенная, но полная решимости, поскольку эту идею Селестины поддержал отец Генерал — на том основании, что уход за животным станет для Сандоса физической и эмоциональной терапией. — А кроме того… — У Нас дома живут еще три. С тех пор, как моя золовка принесла из зоомагазина первую свинку, эти существа заполонили дом. Кармелла не подозревала, что та уже была беременна.

— Право же, синьора, у меня нет возможности содержать животное…

Сандос прикусил язык. Классическая ошибка! — подумал он, вспомнив совет Джорджа Эдвардса, данный Джимми Квинну на его свадьбе: никогда не приводи доводы, которые женщина может оспорить. Говори «нет» или готовься к разгрому.

— Мы принесли клетку, — сообщила Селестина, в свои четыре года уже усвоившая этот принцип. — И корм. И бутылку с водой.

— Они очень милые зверьки, — серьезно заверила Джина Джулиани, держа Селестину за плечи и прижимая к себе. Совсем никаких хлопот, пока их не становится слишком много. Эта свинка юная и невинная, но такой она не останется долго. Видя, что решимость Сандоса слабеет, Джина с безжалостным мелодраматизмом усилила натиск:

— Если вы не возьмете ее, дон Эмилио, она наверняка станет объектом ужасных действий, причем со стороны собственных братьев!

Повисла пауза, которую так и подмывало назвать чреватой.

— Вы беспощадны, синьора, — наконец сказал Сандос, сузив глаза. — Мне повезло, что вы не станете моей тещей.

Смеясь и торжествуя, Джина повела Сандоса к своей машине; за ними вприпрыжку бежала Селестина. Открыв заднюю дверцу, Джина сунулась в кабину и передала священнику увесистый пакет, не обращая внимания на его руки. Неловко покрутив мешок, Сандос ухитрился его ухватить, а Селестина тем временем щебетала о том, как содержать, кормить, поить зверька, и рассказывала ему, что мать свинки зовут Клеопатра.

— Названа в честь египетской традиций монаршего инцеста, — заметила Джина очень тихо, чтобы Селестина не услышала и не потребовала разъяснений, а затем подняла клетку с заднего сиденья.

— Вот как, — отозвался Сандос. — Тогда эта будет Елизаветой — в надежде, что пойдет по стопам королевы-девственницы.

Джина рассмеялась, но он предупредил:

— Синьора, если у нее будут дети, я не колеблясь верну всю династию к вашему порогу.

Поднявшись по ступеням, они вселили Елизавету в ее новый дом. Загончик для свинки представлял собой простенькое сооружение из реек и проволочной сетки, окружавшее оранжевый пластиковый ящик. Внутри находилась перевернутая корзинка для овощей, чтобы зверек мог там прятаться. Сверху клетка не закрывалась.

— А она не выберется? — спросил Сандос, присаживаясь рядом и разглядывая свинку: продолговатый ком золотистой шерсти с белыми пятнами на спине и на лбу — размером и формой несколько напоминавший булыжник, главное отличие передней части от задней заключалось в паре настороженных глаз, блестящих, как черные бусины.

— Вы скоро убедитесь, что морские свинки — неважные альпинисты, — ответила Джина, становясь на колени, чтобы прикрепить к клетке наполненную водой бутылку. На секунду подняв животное, она оглядела курьезные ножки, поддерживавшие упитанное тело, затем сходила на кухню за полотенцем. — Вы также убедитесь, что полотенце на коленях — это разумная предосторожность.

— Она будет на тебя писать, — пояснила Селестина, когда он принял зверька от ее матери. — И она…

— Спасибо, cara. Я уверена, что дон Эмилио сможет додумать остальное, — ровным голосом сказала Джина, усаживаясь в кресло.

— Они похожи на маленькие изюминки, — сообщила непреклонная Селестина.

— И совершенно безвредные, в отличие от моей дочери, — сказала Джина. — Морские свинки любят, когда их гладят, но эта пока не привыкла к человечьим рукам. Время от времени вынимайте ее на пять-десять минут. Селестина права, хотя и бестактна. Не полагайтесь на способность морской свинки сдерживать свои позывы. Если вы продержите королеву Елизавету на своих коленях слишком долго, она, вполне возможно, примет вас за англиканского неофита и окрестит.

Сандос опустил взгляд на свинку, которая инстинктивно старалась походить на камень и выглядеть решительно несъедобной — на случай, если в небе парит орел. Между небольшими ушами, формой напоминавшими створки раковины, лоб украшала маленькая черная метина в виде V.

— У меня никогда не было питомцев, — тихо сказал Сандос. На внешних краях кистей, где нервы не были рассечены, у него сохранилась чувствительность, и сейчас он использовал открытую поверхность мизинца, чтобы погладить спину свинки от тупоконечной головы до бесхвостого зада — короткая, но шелковистая дистанция.

— Я принимаю твой подарок, Селестина, но при одном условии, — строго произнес Сандос, глядя на ее мать. — Полагаю, синьора, мне понадобится агент по закупкам.

— Понимаю, — сказала Джина поспешно. — Каждую неделю я буду привозить корм и свежую подстилку. За мой счет, разумеется. Я очень благодарна, дон Эмилио, что вы ее берете.

— Да, это тоже понадобится. Но я о другом. Если вас не очень затруднит, мне нужна кое-какая одежда. У меня нет открытого кредита, и имеются некоторые… практические аспекты, с которыми я пока не умею справляться.

Осторожно подняв свинку, Сандос вернул ее в загончик на полу. Зверек метнулся под корзинку и там застыл.