Жаль, но Джудит и папа решили расстаться – правда, по-хорошему. Она собрала свои вещи. Интересно, что между ними произошло? Джудит говорит, что он никогда не позволял ей по-настоящему к себе приблизиться. Когда я задала этот вопрос папе, он улыбнулся и сказал только: жизнь идет своим чередом. Кажется, на его работе их разрыв никак не отразился. На ней, похоже, вообще ничто не отражается. Ладно, мне пора, урок начинается.

Держа в руке письмо, Джилл стояла у окна. Утреннее солнце слепило ей глаза. Дэвид, просунув голову в дверь, сказал, что уходит. Вернется к семи. Напомнил, что надо сменить масло в машине. Она услышала, как хлопнула входная дверь, потом увидела в окно, как муж прошел по аллее, не без труда на сильном ветру открыл дверцу автомобиля, сел, закрыл дверь и завел мотор. Наконец отъехал. Она обвела взглядом поля, молодые побеги, прибитые инеем и сверкающие под ярким холодным солнцем. Поднимающаяся в гору за их владениями овечья тропа была прочерчена так четко, словно выхвачена из темноты прожектором. «Днем можно пойти погулять», – сказала Джилл себе, положила письмо на стол и почесала тыльную сторону ладони, которая на самом деле вовсе не чесалась. Снова посмотрела в окно и поежилась: несмотря на май, все еще холодно. Надо предупредить Маргарет, чтобы не забыла взять свои теплые вещи, подумала она, и его тоже. Набрала номер подруги, но тут же положила трубку. Нет, пока ей не хотелось разговаривать с Маргарет. Она должна была привыкнуть. Тон письма невольно выдавал с трудом сдерживаемое восторженное волнение – будто оно написано человеком, который мог бы сказать гораздо больше, но не смеет. И сама содержащаяся в нем информация одновременно и сдержанна, и откровенна. «Я познакомилась с ним совсем недавно, – писала Маргарет, – и полагаю, что он Удачная Находка. Думаю, тебе понравится. И Дэвиду тоже. Да, забыла сказать: мы спим вместе! Это просто чтобы избавить тебя от необходимости задавать вопрос. Я подумала было, не поставлю ли я тебя в неловкое положение, но это было бы нечестно по отношению к нему. Ну, старый ты мой романтик, что скажешь? Надеюсь, его ты наконец одобришь. По сравнению с ним Роджер – то, что выделяется из водопроводного крана, когда стирается прокладка…»

Застегивая молнию на куртке и надевая резиновые сапоги, Джилл размышляла над этой странной последней фразой. Ей не хотелось выходить сегодня из дому, совсем не хотелось, но подвигаться полезно, это всегда помогает думать и, может быть, поможет примириться. «О боги, – задумалась она, шагая через поле туда, где трудились ее работники, – с чем я должна примириться? Это ведь моя подруга, подруга, которая всегда была одинока, придавлена, которая всегда жертвовала собой и чего-то боялась. И вот наконец в ее жизни появилось нечто волнующее. Так почему же мне надо заставлять себя с этим примириться? Я должна радоваться. Просто это оказалось слишком неожиданно, вот и все… Какими чистыми вылезают из земли эти морковные ростки!» Низко склонясь и двигаясь вдоль грядки, тихо разговаривая сама с собой и испытывая облегчение от работы, Джилл изо всех сил старалась выбросить из головы мысли об одиночестве, самопожертвовании и придавленности…

Постепенно, по-крестьянски сноровисто продвигаясь вперед, она догнала Сидни.

– Влаги как раз достаточно. В земле, – сказал он.

Она, взглянув на его огромные грубые руки, которые так ловко работали, подумала: будь он более решительным и не таким деревенщиной, можно было бы пофантазировать на его счет. Согласилась, что сегодня земля действительно податливая, а потом, все еще озадаченная сравнением подруги, вдруг спросила:

– А что выходит из крана, когда стирается прокладка?

Он поднял голову, не переставая сосать трубку. «Очередная женская глупость» – так и читалось на лице Сидни. Приходится потакать капризам хозяйки. Он бы предпочел работать на мужчину. Он подумал. Потом медленно, весомо, будто соломоново решение, изрек:

– Капли.

Джилл была потрясена. Ну конечно! Капли! До чего же забавно. Она выпрямилась и громко рассмеялась, на сей раз не собираясь ничего перед ними изображать – пусть думают что хотят. Это действительно было смешно. Точное определение для Роджера – капля. Джилл снова склонилась к грядке: интересно, а на что похож этот?

Позднее, после ужина, когда Дэвид, развалясь, устроился в диване – она намеренно говорит «в», а не «на» диване, потому что он утопает в нем так, что становится естественным продолжением мебели, – она сообщила ему новости от Маргарет. Первый и единственный вопрос, который задал Дэвид: «Чем он занимается?» Услышав – «архитектор», заключил: «Хорошо. Можно будет спросить совета насчет крыши твоего сарая». Он выглядел довольным. Джилл пришло в голову, что, пока мужчины будут заниматься своими мужскими делами, она успеет обсудить с подругой этот новый интересный феномен. От мысли предварительно поговорить с Маргарет по телефону, что вообще-то было бы вполне естественно, она отказалась, потому что нужно было бы демонстрировать энтузиазм и горячее одобрение, а она чувствовала, что к этому пока не готова.

– Они спят вместе, – сообщила она, обращаясь к развернутой газете.

Дэвид поднял голову и добродушно усмехнулся, но газету не свернул, он просто смотрел поверх нее.

– Другого я, черт возьми, и не предполагал. Посели их в комнате рядом с комнатой Джайлса, а то по ночам нам спать не дадут. – Ухмыльнулся и сложил газету так, чтобы удобно было разгадывать кроссворд.

– Они совсем недавно познакомились.

– Тогда понадобятся беруши.

«Он хороший, – подумала Джилл. – Мой муж очень хороший человек, я его люблю». Она села рядом, и они приступили к кроссворду.

– Начинается на «ф» и кончается на «к» – предмет, располагающий к домашним заботам.

– Фартук. Ну, разве я не умница?

Он одобрительно похлопал ее по-плечу:

– Это женское слово.

Она оценила выражение его лица. Почти невинно.

– Пойду лучше приготовлю комнату для них.

– Для кого?

– Для Маргарет и… для… него.

– Не рановато? Впереди еще целая неделя. А имя его нам известно?

– Саймон. Хотя она, кажется, называет его Оксфордом. Не поднимая головы, Дэвид с проницательностью, за которую тут же получил подзатыльник, сказал:

– Судя по интонации, ты его заранее не одобряешь. Но знаешь, кто угодно будет лучше, чем тот тип.

– Роджер?

– Никогда не поверил бы, что он может.

– Может – что?

– «Роджера»[46] плясать. – Дэвид самодовольно ухмыльнулся.

– Он тебе не понравился только потому, что не выказал никакого интереса к твоему «Флаймо».[47]

– Чушь. Кроме того, все любят на чем-нибудь кататься. А если средство передвижения при этом еще и подстригает траву, тем лучше. Нечего язвить. Высокопоставленный овощ?

– «Регент» – сорт огурцов.

– Что бы я без тебя делал?!

Но Джилл уже не слышала мужа, она топала по лестнице в большую гостевую спальню в задней части дома, окна которой были наполовину закрыты робко распускающимися глициниями, шевелящими на ветру своими усиками. В комнате пахло сухими розовыми лепестками, лежащими в блюде возле кровати. Кровать гладко застелена розовым шелковым покрывалом, какие привозят из Китая, – оно досталось Дэвиду в наследство от бабушки. Это было их первое покрывало для двуспальной кровати, теперь оно отправилось сюда в ссылку, уступив место в хозяйской спальне новому итальянскому, из набивной ткани. Она скользнула пальцами по его прохладной поверхности. Ощущение бесконечно чувственное. Склонила голову, коснулась покрывала щекой. Интересная особенность этого шелка заключалась в том, что на нем не оставалось следов страсти. Стоило его встряхнуть, оно вздымалось, словно плащ фокусника, и снова ложилось на постель гладко и безмятежно. Джилл уже и забыла об этом. Она вышла на площадку, позвала мужа: