Севелина посмотрела на стопку книжек с яркими картинками, лежащих на столике под лампой и подумала, что всех фантазирующих убивать все-таки не стоит. Тех, которые фантазируют интересно — не стоит.

— Может быть ты прочитаешь мне что-нибудь еще?

— Хорошо…

Маша устала, у нее болела голова и язык еле-еле ворочался во рту, но она не могла отказать ребенку, которому, возможно, жить осталось несколько часов. Не могла отказать в сказках.

— «Как-то вечером мама долго искала своего сынишку. Джоэля не было ни в доме, ни во дворе. Она услышала голоса в старой хижине дядюшки Римуса, заглянула в окно и увидела, что мальчик сидит рядом со стариком…»

Паша лежал на кровати, закинув руки за голову и слушал странный нечеловеческий язык, на который Маша переводила книжки. Он слушал и вспоминал тот невероятный полет над землей, к звездам… Перед его глазами простирались действительно красноватые пески Марса — совершенно безжизненного, между прочим — лунные кратеры, метеориты и спутники, которые, казалось, можно было потрогать рукой.

Невероятно, но все это действительно БЫЛО.

И Паша вот уже третий день пребывал в состоянии прострации.

Он был одновременно и счастлив и напуган. Напуган — потому что после этого полета все в его жизни было уже по другому… Паша не мог бы сказать, что изменилось, но на самом деле из человека Земли он вдруг превратился в человека Галактики. Только и всего.

Когда знаешь НАВЕРНЯКА, что во Вселенной ты не один, что она густо и разнообразно заселена, уже невозможно замкнуться только на собственной планете, и все пашины важные дела, которые еще третьего дня занимали его с утра до ночи, стали вдруг мелкими и незначительными, и он уже не мог думать о них — он думал об иных мирах.

…Вот девочка, с белыми волосами и невероятными глазами, которые могут быть нормальными, а могут быть совершенно нечеловеческими — она вроде бы и как все люди, эта девочка, а вроде бы и нет.

Она тот самый инопланетянин, которых ждут и которых боятся.

И этот инопланетянин, одетый в новенькую пижамку, сидит облокотившись на подушку — на диване в его квартире! — склонив головку и слушает сказки. Русские сказки в переводе на межгалактический.

Если думать об этом — можно сойти с ума.

Паша никогда не принадлежал к тем чокнутым гражданам, которые ездят на места якобы посадок НЛО, ищут следы, доказательства и представляют себе, как бы могла произойти их встреча с инопланетянами.

Паша никогда не представлял себе подобной встречи! Но если бы даже взбрела ему в голову подобная идея, он никогда бы не предположил, что однажды ранним весенним утром к нему домой явится девушка, которая какое-то время назад здорово ему понравилась и внезапно бесследно исчезла — явится с инопланетянкой за ручку и заявит, что сама она в действительности агент Службы Охраны Галактики!

Паша печально улыбнулся своим мыслям и отправился на кухню за баночкой пива. Что теперь остается делать? Пить пиво!

Прошло всего два дня, когда маленькое чудовище оттаяло и с ним можно стало по-человечески общаться. Чудовище изо всех сил пыталось оставаться чудовищем, но не смогло — может быть просто слишком интересно было все вокруг.

А когда оно принесло книжку и попросило рассказать что это такое, а потом почитать…. В общем, тут лед тронулся уже окончательно.

Это случилось утром после полета на катере, а к вечеру Маша накупила самых разнообразных детских книжек в близлежащем магазине, потому как у Паши имелась только пара страшно засаленных «новых русских детективов» в мягких обложках, которые и попали-то в его дом каким-то чудом, потому что Паша книжек вообще не читал.

Так вот, Маша не стала бы утверждать, что после прочтения с комментариями сказки «Теремок», они с Лин стали друзьями, но они уже встали на нужную тропинку, и теперь оставалось только постараться не сойти с нее.

«… — Здравствуй, Братец Енот! Как поживаешь?

Но Енот — руки в карманы, здороваться не хочет.

— Ты что это нос воротишь, Братец Енот? — спрашивает Опоссум.»

Маша сидела на краешке дивана, под лампой, она читала медленно и часто останавливалась, начиная быстро-быстро говорить на нечеловеческом языке, видимо объясняла что-то.

Паша видел, что книжка называется «Сказки дядюшки Римуса». Что-то знакомое, то ли из детства, то ли еще откуда. По крайней мере Паша хорошо помнил фразу: «Только не бросай меня в колючий терновник», и вроде как фраза была из этой оперы.

«Енот» и «опоссум» было произнесено по-русски, после чего Маша снова прервалась и принялась видимо объяснять, кто такие эти енот и опоссум.

Паша подумал, что сам не знает, как выглядит опоссум, где он живет и что из себя представляет. И в общем-то особенно об этом не жалеет.

А потом он подумал о том, как хороша Маша, когда сидит вот так с книжкой, под колпаком золотого света, когда прядка волос падает ей на глаза, когда она хмурится и закусывает нижнюю губу, подыскивая в нечеловеческом языке нужные слова.

Она очень красивая, очень! Но даже не в этом деле, мало ли на свете красивых баб, в ней что-то еще, чего нет ни у кого… И дело совсем не в том, что она какой-то там инопланетный агент, понравилась-то она ему раньше, до того, как он узнал.

— Маш… ребенку спать пора, — сказал Паша, и голос прозвучал взволнованно и хрипло.

Ну в конце концов, что они — дети? Третий день живут вместе, и спят на разных кроватях, как пионеры! Узнал бы кто, не поверил.

Маша бросила взгляд на часы.

— И правда… Лин, пора спать.

Лин кивнула, выходя из мира грез, и с готовностью упала на подушку. Конечно, сказка была интересной, и хотелось знать, чем она закончится, но лежать с закрытыми глазами в темноте и в тишине тоже оказалось очень неплохо.

Потому что сказку можно придумывать самой.

Можно допридумать ту, что читала Маша, можно придумать свою от начала и до конца, и сделать так, чтобы эта сказка закончилась именно так, как хотелось бы ей, Севелине. На самом деле это очень интересная игра!

Маша пожелала всем спокойной ночи и отправилась на кухню выпить чаю и подождать, пока Паша уйдет в свою комнату, чтобы она смогла лечь.

Однако Паша намека не понял, он догнал ее в темном коридоре, поймал за руку и притянул к себе.

— Марусь… Ну что ты как не родная? — улыбнулся он, — Чего ты все время убегаешь? Думаешь я что, железный?.. Или тебе противно?

Некоторое время Маша просто пребывала в замешательстве. Пашин порыв стал для нее неожиданностью, хотя на самом деле его, конечно, стоило ожидать…

Пашины глаза едва ли не светились в темноте, а рука уже скользила от машиного запястья к плечу, забираясь под рукав тонкого халатика.

— Ну, Маш…

Нет, на самом деле противно ей не было и, может быть, в другое время и при других обстоятельствах, она бы даже с удовольствием уступила ему. Почему бы, собственно, нет?

Но сейчас она просто не могла об этом думать. Это только в кино герои на грани гибели кидаются друг другу в объятия, позабыв обо всем. Не могла она позабыть обо всем! И не было у нее сейчас никаких «естественных человеческих желаний»! Слишком тягостно и мрачно было у нее на душе, чтобы устраивать пир во время чумы!

Она хотела сказать об этом, но не успела.

Паша закрыл ей рот поцелуем.

И почему-то это оказалось неожиданно приятно.

«Ну и пусть! — подумала Маша, — Пусть! Почему бы в конце концов, не доставить ему это удовольствие! А мне… мне все равно.»

Она позволила увлечь себя через комнату, где, отвернувшись к стенке, вроде бы спала уже Лин, она позволила увести себя в комнату Паши, который тихонечко притворил дверь и тут же, без всяких предисловий повалил ее на кровать…

И случился пир во время чумы.

Отчаянный, безумный и на удивление веселый.

Почему-то отвлечься от тягостных мыслей, оказалось неожиданно легко. Так легко, как будто она сама изо всех сил стремилась к этому, и радостно получала теперь то, что хотела.