Дрожь все еще пронзала израненную землю, как предсмертные конвульсии, слабая, нервная дрожь, но полуразрушенному зданию многого было и не надо, оно готово было развалиться на части от слабого ветерка… Как же не хотелось туда возвращаться!
Они спустились куда-то вниз по осыпавшимся полукруглым ступеням, Айхен все больше походил на зомби, Маше казалось, что он вообще не понимает куда идет. Зачем он ведет ее вниз? Хочет, чтобы их там завалило?
Они дошли до тупика, до огромной кучи мусора, перегораживающей проход, повернули налево, спустились еще ниже, забрались в какую-то маленькую каморку.
— Останемся здесь, — прохрипел принц, — Приятный сквознячок… авось, не задохнемся.
— Если не обрушится что-то еще…
— Обрушится… Зато огонь сюда не доберется.
Кряхтя и ругаясь, Айхен улегся, закрыл свой устрашающий красный глаз.
— Райский уголок… — пробормотала Маша, устраиваясь рядом.
— Великая планета. Самая удивительная…
Маша посмотрела на принца подозрительно. Бредит?
— Если звероноиды уже мертвы, у нас есть шанс. Все может кончиться так же быстро, как и началось.
— Что ты имеешь в виду?
— Не приставай… Мне больно говорить.
Маша поворочалась, изыскивая положение, при котором было бы не очень больно. Пол был теплым. И мягким. Даже здесь. Даже сейчас. Он тихонько вибрировал от затухающего подземного гула. Чудовище успокаивалось, засыпало, оно натворило достаточно…
Сверху что-то опять загрохотало.
Ей показалось или сквознячок и правда иссяк?..
Маша осторожно вздохнула, что ж, по крайней мере пока воздуха достаточно.
— Айхен, ты жив? — прошептала она.
Никогда, никогда больше не слышать этой тишины! Лучше шевелиться, громко дышать… начинает казаться, что темнота и тишина — единственное, что будет до конца… а конец придет, вероятно, не так уж скоро…
Маша вспомнила песенку, которую слышала как-то раз по радио в свое последнее посещение Земли. Она запела шепотом, потом громче:
— А над нами километры воды,
А над нами бьют хвостами киты,
И кислорода не хватит на двоих.
Я гляжу в темноту.
И слушаю наше дыхание…
Слушаю наше дыхание…
Я раньше и не знал, что у нас
На двоих с тобой одно лишь дыхание…
Наутилус-Помпилиус.
— Что за варварский язык? — прохрипел Айхен, — Родной?
— Родной… Я думала, ты помер.
— Нет еще… давай-ка, знаешь, свой «регенерат».
— Так плохо?
Она нащупала в темноте руку Айхена, закрепила браслет на его запястье. Включила.
И ничего не произошло.
— Ой, — сказала она.
Включила еще раз.
— Айхен!
— Понял…
Тьма была густая, почти живая, почти осязаемая… все гуще и гуще…
Айхен сначала молчал, потом заговорил — тихо и горячо на каком-то странном наречии.
Бредит что ли? Пусть. Только бы не молчал, если он замолчит, наверное, это будет означать то, что он умер.
Маша закрыла глаза только для того, чтобы не видеть темноты и не заметила как уснула. Сон ли это был или какое-то забытье… она не видела снов. Ей было жарко, душно и больно, мысли об этом не оставляли ее и во сне. А больше всего ей было страшно. Умереть от голода и жажды, задохнуться… рядом с разлагающимся трупом.
Маша не помнила, сколько прошло времени, прежде чем Айхен замолчал, время закончилось когда остановились ее часы, чудесный хронометр, маленький компьютер, хранящий в памяти временные характеристики большинства звездных миров, часы остановились еще на корабле, в тот самый момент, когда корабль умер… когда умер, как выяснилось, и «регенерат».
Она дышала все глубже, и плакала, понимая, что не должна этого делать, что воздуха осталось всего ничего, его надо беречь… но как его беречь, как заставить себя дышать поменьше? Невозможно…
— Айхен? — прошептала она, не услышала ответа.
Надо проверить жив ли он. Или лучше не стоит?
Девушка с трудом приподнялась на локте, от этого незамысловатого движения едва не потеряв сознание, ее качнуло, перед глазами поплыли круги, в ушах зазвенело.
— Нет-нет-нет, — пробормотала она и услышала свой слабенький голос как будто откуда-то издалека.
Она протянула руку, нашла принца, собрав силы подползла к нему, дрожащими пальцами пробежала по липким от крови лохмотьям одежды, коснулась щеки — еще теплая, скользнула по шее… ее пальцы были какими-то ватными, почти ничего не чувствовали, не могли нащупать пульс. Может быть ей показалось, что он еще теплый? Или он умер совсем недавно?
Она свернулась калачиком, слезы помимо воли потекли из глаз (нельзя плакать, нужно сохранять влагу), теплыми дорожками по переносице, по виску, капали на теплый мягкий пол, мгновенно впитывались.
Маша поняла, насколько было душно в их маленькой каменной тюрьме, только когда она отворилась. Когда поток свежего воздуха как цунами нахлынул и едва не утопил ее, когда ворвался свет, который едва не ослепил ее. Она вскрикнула и зажмурилась, перед глазами заплясали черные мушки и девушка, еще не разобравшись, что произошло, вдохнула полной грудью, глотнула воздух, как воду.
Что-то коснулось ее, чьи-то ловкие и гибкие пальцы пробежали по ее спине, по голове, по ногам… Маша решилась приоткрыть глаза и в ослепительном сиянии увидела призрачные тщедушные силуэты.
— Успокойтесь, вы в безопасности, — промурлыкал силуэт на общегалактическом милом сердцу языке.
«Ко-онцы…»- подумала Маша, и мир померк в ее глазах.
Когда она пришла в себя, то долго не могла понять где в ее воспоминаниях сон и где реальность, и что происходит сейчас.
Темно. Но воздух свежий. И не больно. Значит паниковать пока не следует. А принц?.. Где Айхен?..
Маша поднялась, выбравшись из какого-то плотного мягкого и влажного одеяла, которое окутывало ее всю, как упаковка. Села. Она увидела длинное помещение, утопающее во мраке, но мрак этот был даже приятным, в нем чувствовали себя очень комфортно глаза. Одеяло оказалось пористым, словно мох… Стены оказались из того же вещества и пол. Оно живое?.. Действительно, складывалось странное впечатление, что помещение (пещера или строение) живое. Оно… кажется, дышало?
Впечатление было жуткое, рождало в подсознании какие-то темные ассоциации. Маша поднялась со своего ложа с одним желанием — бежать. Куда-нибудь.
Она была раздета до гола, исчез и хронометр и «регенерат» и даже маленький оловянный крестик — последняя реликвия из дома. Она огляделась в надежде, что обнаружит все это где-нибудь поблизости.
— Куда вы? — услышала она.
Из полумрака выступил низкорослый печальный ко-онец, приблизился, взял ее за руку, посмотрел снизу вверх большими влажными глазами.
— Вы здоровы?
— Кажется, да.
Ее сердце колотилось и никак не могло успокоиться, в горле пересохло и пульсировало в висках. Это дурацкий, иррациональный и необоснованный мистический страх, но избавиться от него не так уж просто.
— Пойдемте, нам уже не стоит здесь находиться.
Маша не чувствовала стыда, находясь обнаженной перед ко-онцем, может быть, потому, что ко-онец сам был столь же неодет и ничуть этим не смущался, но выходить в таком виде на улицу ей не очень хотелось.
— Где моя одежда? — спросила она.
— У нас тепло, — сказал ко-онец, направляясь к выходу.
— Впрочем, — он остановился и снова печально посмотрел на нее, — Я знаю, что для вас это важно. Я принесу вам что-нибудь. Но позже.
«Позже, так позже, — подумала Маша, сделала глубокий вдох, и поспешила за ко-онцем — чем скорее она покинет это место, тем лучше. Пусть даже так, без ничего.
Они вышли из странной пещеры, отодвинув мягкий пористый полог, и Маша почувствовала большое облечение, когда оказалась на воздухе, увидела небо и травку. Так мило. Так приятно. Так обыденно.
И множество ко-онцев вокруг. И ни одного звероноида.
— А где мой… мой… мой товарищ?
Товарищ! Ну, а кто он, сослуживец?