Лифт скрипел и дребезжал, испытывая беспредельное терпение Айхена, и полз так медленно, что казалось, вот-вот он остановится совсем. Принцу показалось, что минула целая вечность, прежде чем он застыл и открыл двери.

— Ждите меня здесь, — велел ему Армас и поковылял куда-то по коридору.

Девочку он нашел довольно быстро благодаря непрекращающемуся заунывному плачу. Малышка находилась на руках какой-то пожилой женщины, которая баюкала ее, методично прикладывая к обвислой груди, и капитану пришлось постараться, прежде чем удалось отобрать ребенка у старухи, та вцепилась в него мертвой хваткой, вероятно, уже считая своим.

Когда капитан вдруг появился у лифта с младенцем на руках, принц Айхен остолбенел, разинул рот и долго не мог найтись, что сказать.

— У вас есть оружие? — спросил пират, не давая ему опомниться.

Айхен почти машинально вытащил бластер.

— Вы хотите убить младенца? — удивился он, — Зачем?

— Уберите ваш пистолет! Мне нужно более эффективное оружие, чтобы уничтожить человек сорок-пятьдесят, всех, кто находятся здесь! Я не могу уйти и оставить их!

— Вы точно рехнулись! Маньяк-убийца… Оставьте младенца матери и немедленно убираемся отсюда!

— Нет времени объяснять! — воскликнул Армас, — Поверьте, необходимо сделать то, что я вам говорю!

— У меня нет никакого оружия, — обречено вздохнул принц, — Ни здесь, ни наверху. Мы почти не вооружены, я не предполагал, черт возьми, что вам понадобится бомба!

Армас на мгновение задумался, потом забрал у Айхена бластер, взамен передав ему девочку.

— Еще минутку!

И уковылял снова, провожаемый стенаниями несчастного принца.

Армас вернулся к роженице.

Она пребывала точно в том же состоянии, в каком он оставил ее несколько часов назад. Она то ли спала, то ли была без сознания, лицо ее было спокойно и умиротворенно, будто женщина видела сон… Сон о том, как в ослепительно белоснежной комнате на свет появляется ее дочка, как принимают ее на руки мудрые и добрые врачи, чтобы вымыть, осмотреть и через несколько минут положить рядом с ней…

Армас поднес к ее лицу руку с оружием, но никак не мог выстрелить, и понимал, что вряд ли сможет… Он наклонился, убрал с лица женщины грязную прядь спутанных волос, та улыбнулась сквозь сон, и Армас вдруг вздрогнул и отпрянул, потому что эта улыбка напомнила ему…

…Огромный бальный зал королевского дворца утопал в сиянии кружащихся под потолком разноцветных огней, из-за бесчисленных искусно расставленных зеркал казалось, что зал не имеет пределов, и Армас с двумя приятелями, мальчишками одних с ним лет, носился по этому залу, хватая огоньки, которые тот час же гасли в ладонях, а взрослые ворчали и пытались их утихомирить, но только для виду.

А потом появились король с королевой и двумя дочерьми, младшая из которых была почти ровесницей Армаса и его приятелей, и мальчики вдруг угомонились и приняли степенные позы, потому что гоняться за огоньками представилось им теперь жутко глупым занятием, достойным только малышей. Армас исподтишка рассматривал маленькую принцессу, а потом вдруг случайно поймал ее взгляд и покраснел самым позорнейшим образом, когда девочка ему улыбнулась…

Теперь оставалось только удивляться, почему он не узнал ее сразу. Как мог забыть лицо, которое знали все жители Эрайдана от мала до велика, лицо принцессы Севелины, младшей дочери короля… Нет, нет, конечно, он не мог и предположить, что эта, корчившаяся в муках безумная женщина — дочь короля!.. Он просто не посмел бы предположить! Никогда!

Армас опустился перед женщиной на колени, сраженный горем и отчаянием. Неужели все настолько безнадежно, ведь ее лицо, ее улыбка… они такие же, как прежде…

— Севелина… — Армас осторожно поднял руку женщины и прижал к своей груди.

— Принцесса, проснитесь… Я заберу вас отсюда, вы… Вы поправитесь!

И он засмеялся сквозь слезы, понимая безумие своих слов.

И принцесса действительно проснулась, она посмотрела на Армаса невидящими глазами, забрала из его рук свою ладонь и, подвывая от боли, поползла к кормушке, возле которой постоянно бродил кто-то из ее собратьев по несчастью в поисках лучшего кусочка.

Она приподнялась на колени и вдруг резким движением выхватила кусок мяса у какого-то старика. Завязалась короткая драка, в результате которой женщина все же успела проглотить добычу, а старик, жалобно бурча, принялся искать новую.

Армас смотрел на все это, чувствуя, что сердце его готово разорваться от боли, потом он поднял руку и выстрелил. Вспышка ослепительно белого пламени во мгновение ока превратила женщину в кровавое облако. Все существа, что бродили вокруг кормушки, с воплями бросились прочь, и Армасу пришлось расталкивать их, чтобы пробраться к выходу.

Когда он вернулся к принцу, тот просто кипел от ярости, но взглянув на лицо капитана ничего не сказал ему, молча повернулся и вошел в кабинку лифта.

…Они уже вернулись на базу и все было давно позади, когда Армас, прокручивая в голове прошедшие события, вспомнил одну странную деталь.

Они с Айхеном сидели в капитанских апартаментах и в целях приведения в порядок нервной системы распивали вино.

— Кто-то спустился в подземелье, когда вы захватили тюрьму. — сказал Армас принцу, — Спустился и остался там, вероятно, выжидать, пока все уляжется. А мы с вами в спешке его проворонили.

— Ну и что? — принц на мгновение оторвался от бокала красного вина и посмотрел удивленно, — Зачем этот кто-то нам нужен?

Армас печально улыбнулся.

— Есть у меня одно подозрение… — произнес он, — Не знаю уж, как вам и сказать…

Он посмотрел на принца, принц посмотрел на него.

— Сдается мне, что это был сам президент…

— Что?!

— Дело в том, что он как раз находился в подземелье и разговаривал со мной, когда явился комендант и доложил ему, что в тюрьме какие-то беспорядки. Они быстро покинули мою камеру, поднялись наверх, но видимо испугались за свою безопасность и спустились снова. Заперли мою дверь и — затаились.

Айхен расхохотался.

— А лифт уехал вверх, значит Генлои с комендантом так и остались в подземелье!.. Надо послушать новости, вдруг да скажут, что президент бесследно пропал!

И все же, к большому всеобщему сожалению ничего подобного в новостях не сообщили… Более того, президент Генлои вскоре сам выступил перед общественностью — целый и невредимый.

Нет справедливости на этом свете!

Саша не любил те дни, когда мама уходила на дежурство. Она работала медсестрой в больнице, и сутки через трое ее не было весь день и всю ночь.

Мама забегала в обед на полчасика проверить все ли у Саши в порядке и звонила каждый час, но все равно Саша остро чувствовал свое одиночество, особенно ночью, когда мамины звонки прекращались, и он оставался один с отцом.

Саша знал, что нельзя ненавидеть собственного отца, он хотел полюбить его, старался, как мог, но ничего не получалось. Каждый раз когда он видел как его пьяный папочка вваливается в квартиру невнятно матерясь, а потом громко храпит, мерзкий и вонючий, Саше хотелось его убить — накинуть на одутловатую синюшную рожу подушку и хорошенько прижать, он и сопротивляться-то не сможет в таком состоянии… Или перерезать ему горло острым лезвием…

В те редкие дни, когда отец был трезвым, Саша прощал его. Почему-то он каждый раз надеялся, что как раз сегодня отец решил бросить пить, и потому старался быть милым и ласковым, чтобы папа понял, как он, Саша, его любит, и что ради него, Саши, действительно стоило бы пойти на какие-то жертвы.

Впрочем, когда отец был трезвым, он целый день валялся на диване с сигаретой и смотрел телевизор, ему, судя по всему, было все равно, любит его Саша или нет.

Перед дежурствами мама слезно просила отца не пить «хотя бы сегодня», присматривать за мальчиком, пока ее нет дома. Иногда отец внимал ее мольбам и действительно не пил — валялся на диване и курил, а Саша кормил его обедом и рассказывал о школе.