Она кинулась туда, и только приблизившись практически вплотную увидела ребенка, сидящего на корточках, сжавшегося в комочек, прижимающего руки к животу, увидела бледное личико и темные глаза, широко раскрытые, застывшие, глядящие на нее.

— Что с тобой? — спросила Маша, опускаясь перед ребенком на колени. Ее голос дрожал и зубы едва не выстукивали дробь.

Мальчик судорожно сглотнул и ничего не ответил, то ли не мог говорить, то ли боялся произнести те ужасные слова, которые описали бы, что с ним приключилось.

Маше показалось, что этот мальчишка еще меньше, чем те, что попались ей на встречу, совсем маленький, совсем худенький.

Что же делать?!

Нет, Маша, конечно, знала, что следует делать — мальчика нужно отвезти в больницу и как можно скорее, только вот как подступиться к нему, как поднять, как понести, чтобы не повредить ему что-нибудь… еще больше.

Маша вскочила, жалобно огляделась по сторонам и закричала изо всех сил:

— Помогите!.. Кто-нибудь, помогите!

Ее голос эхом прокатился по утопающему в тишине двору, жалобный, несчастный голос… и только шелест листьев был ей ответом — здесь, в этом каменном колодце, не светилось ни одного окна, наверное, мальчишки не зря выбрали для своей опасной игры именно это место. Может быть, этот дом вовсе не был жилым… Наверняка не был! Маша отказывалась верить в то, что если бы то-то слышал ее, не поспешил бы на помощь.

Она снова склонилась над мальчиком.

— Ты сможешь идти?

Мальчик молчал, и Маше вдруг показалось, что его широко раскрытые глаза уже ничего не видят… Она мучительно застонала, снова опустилась на колени и попыталась разжать плотно прижатые к ране руки ребенка. Она должна была увидеть что там… И сделать что-то… Поскорее сделать что-то… Нельзя бояться, нельзя сомневаться, иначе ребенок умрет. Он уже умирает!

— Скажи что-нибудь, — бормотала Маша, отрывая руки мальчика от пропитанной горячим и темным куртки, и тут же ей в лицо ударила удушливая тяжелая волна запаха крови, ее руки, куртка, джинсы, и вся она в тот же момент была уже в крови. Крови было так много… Так много!

Запястья мальчика представляли собой сплошное кровавое месиво — обрубки с торчащими обломками костей. Пальцев не было. Ни одного.

— Мамочки, мамочки, — бормотала Маша, в ее глазах потемнело от ужаса и она сама едва не упала рядом с ребенком, — Малыш, не умирай… пожалуйста… Ты не молчи… Не молчи… Я очень тебя прошу!

Все, что она делала дальше прошло в каком-то полуосознанном бреду, как во сне, как будто кто-то вселился в Машу и действовал за нее, тогда как она сама безучастно наблюдала все это со стороны.

Агентам было предписано всегда носить с собой «регенерат», полностью заряженный и готовый к работе, чтобы суметь самим оказать себе помощь в случае ранения. Стальной узенький браслетик плотно облегал запястье машиной левой руки, включался он очень легко.

Девушка сорвала с себя прибор и закрепила его на окровавленной руке мальчика, прямо в жутком месиве… Чуть ли не на голой кости… В сущности, было все равно куда его прикреплять, уникальная машина во мгновение ока считывала генетическую информацию из организма, к которому была подключена, и начинала исправлять повреждения, восстанавливая нарушенные молекулярные структуры. В отличие от «HI-FI», препарата созданного исключительно для землян, и идеально подогнанного под особенности их организма, «регенерат» был машинкой универсальной, он мог восстановить любой биологический организм, причем, очень быстро — если, конечно, в этом биологическом организме еще теплилась жизнь. Вдохнуть в тело уже отлетевшую душу «регенерат», разумеется, не мог. До такого наука еще не дошла, да и вряд ли дойдет.

Маша включила чудесный прибор, и в тот же миг тело мальчика содрогнулось в жуткой конвульсии, как будто через него пропустили сильный электрический разряд. Его глаза грозили выскочить из орбит, а рот раскрылся в немом крике… К счастью, в немом, на время своего действия «регенерат» парализовывал некоторые функции организма.

Маша еще никогда не видела как работает дьявольская машинка, кроме разве что того памятного случая с Ксатсом, она только слышала пугающие рассказы тех, кто через это прошел — все говорили о нестерпимой боли, непереносимой, нечеловеческой боли, от которой можно сойти с ума. И многие говорили, что предпочли бы в следующий раз умереть, чем еще раз подвергнуться такой процедуре излечения.

Подобные заверения Маше казались явно преувеличенными, но она готова была поверить что без нужды к «регенерату» прибегать не стоит… Теперь особенно готова была поверить. Она изо всех сил прижимала к себе бьющееся в агонии тельце и чувствовала, как под серой пропитанной кровью курткой все содрогается и перекручивается… мышцы, внутренние органы, кости, все движется и пульсирует…

Ей казалось, что это не кончится никогда, она сама едва не двинулась рассудком, она хотела прервать «регенерат», сорвать браслет с тоненькой ручки, втоптать в грязь этот злой и жестокий механизм, такой безжалостный, она ненавидела его, ей казалось, что она выпустила на свободу самого жестокого из всех дьяволов ада…

И вдруг все закончилось, причем закончилось довольно быстро — всего лишь за пару минут. Ребенок повис на машиных руках, целый и невредимый, разве что еще не пришедший в сознание.

Боль уже отступила, от нее не осталось и следа, такой резкий переход от страдания к покою иногда вызывал у пациента шок и потерю сознания на какое-то время. Это состояние уже не вызывало опасений.

Мальчик был весь в крови, но его руки теперь были совершенно целы, все пальчики были на месте… Даже ноготки… Чудо… Это просто чудо!

Маша заплакала от переполняющих ее чувств и от облегчения и еще несколько минут сидела трясясь, хлюпая носом и судорожно прижимая к себе ребенка, а потом подскочила, пронзенная мыслью, что надо убираться с этого места и как можно скорее.

Что будет, если в этот чертов тихий дворик забредет какой-нибудь прохожий и увидит их тут?.. Или если кто-то из жильцов близлежащих домов вызвал милицию?

Перед внутренним машиным взором тут же предстало лицо координатора Петра — суровое, холодное лицо человека, лишенного каких бы то ни было эмоций — по крайней мере, такое впечатление осталось от единственной личной встречи с координатором, состоявшийся в день отъезда Вартана.

Если Петр прознает о том, что она сделала!.. Даже думать об этом страшно!

Как бы так добраться до машины, чтобы никого не встретить?

Маша поняла мальчика на руки, и чуть было не выронила его — ее часы вдруг пронзительно и громко запищали, будто внезапно включился будильник… В первый раз часы заиграли эту простенькую мелодию из пяти нот, которую Маша знала наизусть, которую ждала, которую боялась услышать… Инопланетное вторжение… Нет, только не сейчас! Только не сейчас!!!

Она побежала. Побежала вместе с мальчиком на руках, стараясь изо всех сил бежать быстро. Сил, прямо скажем, было маловато, девушка задыхалась, едва не падала, и все медленнее и медленнее бежала… Господи, как же далеко она оказывается ушла! Где же машина? Уж не украли ли ее?! Ну и чудесный же выдался вечерок!

Конечно, Маше не удалось избежать встреч с прохожими, к счастью, те хотя бы не пытались ей мешать. Оглядывались, удивленно провожали взглядами, но и только.

Девушка добежала до машины, уронила мальчика на заднее сидение, сама упала на водительское и завела мотор. Она никак не могла отдышаться, болело горло, болела голова, перед глазами плыли круги, и Маша с убийственной ясностью поняла, что не сможет сейчас вести машину, ей слишком плохо! Желудок свело жесточайшим спазмом, и она едва успела открыть дверцу и свеситься с сидения, когда на нее обрушился приступ рвоты.

Часы все наигрывали мерзкую мелодию из пяти нот, призывно пищал псевдорадиоприемник под приборной панелью автомобиля, высвечивая на крохотной карте точку, в которой было замечено вторжение.

Дорога каждая секунда, Маша почти физически чувствовала, как течет время. Некогда раздумывать! Кому какое дело, что она плохо себя чувствует в тот самый момент когда пришла пора выполнять свои обязанности?!