Коль скоро свобода полагается наивысшей политической целью, для ее достижения следует использовать наиболее эффективные средства, т.е. средства, которые позволят достигнуть ее наиболее быстро и полно. Это, в свою очередь означает, что либертарианец должен быть "аболиционистом", т.е. требовать наиболее быстрого достижения свободы. Если он отрицает аболиционизм, то он не считает свободу наивысшей политической целью. Либертарианец должен быть аболиционистом, который, если бы мог, сразу же отменил все вмешательства в свободу. Следуя за классическим либералом Леонардом Ридом, который выступал за мгновенную и полную отмену контроля за ценами и заработными платами сразу после Второй Мировой войны, мы должны придерживаться критерия «красной кнопки». Так, Рид заявлял, что «если бы на этой трибуне была красная кнопка, которая бы разом отменила все меры по контролю за заработной платой и ценами, я немедленно нажал бы ее!» Настоящий либертарианец, таким образом, должен быть человеком, который бы сразу же нажал гипотетическую кнопку, отменяющую все нарушения свободы – а не некоторые, как это, скорее всего, сделал бы любой утилитарист. [5]

Антилибертарианцы и антирадикалы обычно утверждают, что такой аболиционизм «нереалистичен»; делая такое заявление они безнадежно смешивают желаемую цель и стратегические наброски возможного пути к этой цели. Важно четко сформулировать различие между самой конечной целью и стратегическими планами ее достижения; говоря короче, цель должна быть сформулирована до выхода на сцену вопросов стратегии и «реализма». Тот факт, что волшебной красной кнопки, скорее всего не существует, не имеет отношения к желательности аболиционизма как такового. Мы должны, к примеру, согласовать цель свободы и желательности аболиционизма для ее достижения. Но это не значит, что мы верим, что отмена всех ограничений реально достижима в ближайшем или отдаленном будущем.

Либертарианские цели – включая немедленную отмену нарушений свободы – «реалистичны» в том смысле, что они могут быть достигнуты, если найдется достаточное число людей, согласных с ними и в том, что если они будут достигнуты, получившаяся либертарианская система будет жизнеспособна. Цель немедленной свободы не является нереалистичной или утопической – в отличие от таких, например, целей как «уничтожение бедности» - ее реализация зависит только от человеческой воли. Если, например, все люди неожиданно и одновременно согласятся с приоритетной целью достижения свободы, общая свобода будет немедленно достигнута. [6] Стратегический план того, как должно проходить движение к свободе – совершенно отдельный вопрос. [7]

Так, либертарианский аболиционист рабства, Вильям Ллойд Гаррисон не был «нереалистичным», когда в 1830е году заявил как цель немедленное освобождение рабов. Его цель была вполне моральной и либертарианской и не была связана с «реализмом» или возможностью ее скорого достижения. Действительно, стратегический реализм Гаррисона выражался именно тем фактом, что он не ожидал отмены рабства немедленно и мгновенно. Как он сам предупреждал: «Максимально твердо настаивая на немедленной отмене, мы можем, в конечном счете, добиться постепенной отмены. Мы никогда не говорили, что рабство будет отменено одним мановением руки; но мы всегда должны бороться за то, чтобы оно так и случилось» [8]. Иначе, как проницательно предупреждал Гаррисон, «постепенность в теории - это вечность на практике».

Постепенность в теории фактически полностью затмевает приоритетную цель свободы как таковой; принятие постепенности, таким образом, не просто стратегический прием, а противоречие цели самой по себе и, следовательно, недопустимо в качестве части стратегии достижения свободы. Причина этого – в том, что как только немедленный аболиционизм единожды отвергнут, цель свободы будет задвинута на второе или третье место, уступив первое антилибертарианским соображениям, так как эти соображения будут цениться выше свободы. Предположим, что аболиционист рабства сказал: «Я выступаю за отмену рабства за пять лет». Но это означает, что отмена рабства за три или четыре года будет неправильной, и что таким образом было бы хорошо, если бы рабство просуществовало еще немного. Но это бы означало, что соображения справедливости отвергнуты и что цель сама по себе не является наивысшей в шкале политических ценностей аболициониста (или либертарианца). Фактически, это бы означало, что либертарианец защищает продление преступления и несправедливости.

Следовательно, стратегия свободы не должна включать никаких методов, урезающих или противоречащих конечной цели, как это, несомненно, делает теория постепенности. Скажем ли мы затем что «цель оправдывает средства»? Это распространенное, но полностью ошибочное утверждение, часто приводят сторонники фундаментальных и радикальных изменений в обществе. Что еще кроме цели может оправдать какие-либо средства? Само значение слова «средства» подразумевает, что эти действия являются только инструментами достижения цели. Если человек голоден, он съедает сэндвич чтобы утолить голод, акт поедания сэндвича – это только средство достижения цели и его единственное оправдание происходит из его использования для достижения цели. Зачем еще человеку есть сэндвич или, заходя дальше – покупать для него ингредиенты. Выражение о том, что цель оправдывает средства, крайне далеко от зловещего смысла, который ему приписывают, и является обычным философским трюизмом, вытекающим из имплицитной связи «средств» и «целей».

Что на самом деле имеют в виду критики выражения «цель оправдывает средства», когда говорят, что «плохие средства» могут или приведут к «плохим целям»? На самом деле они имеют в виду, что обсуждаемые средства препятствуют достижению других целей, которые критики считают более приоритетными, чем критикуемые ими люди. Так, представьте себе, что коммунист утверждает, что убийство может быть оправданно, если оно ведет к диктатуре пролетариата. Критики такого убийства (или такого оправдания убийства) на самом деле доказывают не то, что «цель не оправдывает средства», а то, что убийство нарушает более значимую цель (по меньшей мере), а именно, цель «исключения убийства» или исключения агрессивности между людьми. И, безусловно, с либертарианской позиции эта критика будет корректной.

Итак, либертарианская цель - победа свободы – оправдывает наиболее быстрые средства в направлении достижения цели, но эти средства не могут противоречить цели и тем самым урезать ее. Мы уже убедились, что теория постепенного перехода – это средство, которое противоречит цели. Другим противоречивым средством будет совершение агрессивных действий (например, убийств или грабежей) против людей и их честно приобретенной собственности, так как одной из целей либертарианства является отсутствие агрессии, а агрессия при переходе к свободе прямо противоречит этой цели.

Если, таким образом, либертарианец должен призывать к немедленному упразднению государства, как организованного механизма насилия, и если теория постепенного перехода противоречит конечной цели, какую еще стратегическую позицию может занять либертарианец в мире, где государство явно продолжает существовать? Должен ли либертарианец ограничивать свои требования только немедленного упразднения? Являются ли тогда неверными практические шаги к свободе, планы и требования частичной трансформации? Очевидно, нет, так как в реальности нельзя мгновенно и сразу достичь конечной цели. Таким образом, либертарианец обязан, если желает достичь конечной цели максимально быстро, должен стремиться смещать политику в направлении этой цели. Конечно, такой путь сложнее, так как всегда существует опасность потери из виду или даже размывания главной цели свободы. Но этот путь - с учетом того, что государство существовало в прошлом, существует в настоящем, и будет существовать в обозримом будущем – остается единственным, если мы вообще хотим когда-либо достичь свободы. Частичные преобразования при этом должны формулироваться (а) с постоянным учетом свободы в качестве конечной цели процесса трансформаций; и (б) никогда не включать шагов или использовать средств, явно или скрыто противоречащих этой конечной цели.