— Так вы говорите, это лимемы? — спросил аббат Грыжан, указывая на траву.

— Нет, это не лимемы, — ответил археолог. — Но лимемы тоже есть.

— Абсолютно бесполезная вещь, — заметил аббат. — Зачем нужно название, если и так знаешь, о чем речь?

— Чтобы удобней было обсуждать.

— В таком случае можно дать предмету и другое имя.

— Конечно, можно, — согласился археолог. — Но тогда все предметы будут называться по-разному, в зависимости от того, к кому обратишься.

— То, что вы говорите, — солецизм, неправильность. Не «к кому обратишься», а «кого хочешь обратить».

— Вовсе нет, — сказал археолог. — Во-первых, это типичный варваризм; во-вторых, это совершенно не то, что я хотел сказать.

Они шли по направлению к отелю Баррицоне. Аббат без церемоний взял Атанагора под руку.

— Я очень хочу вам верить... — сказал он. — Но это меня удивляет.

— Всему причиной ваша конфессиональная дезориентация.

— Отвлекитесь от этой темы и расскажите, как ваши дела с раскопками.

— Мы очень быстро продвигаемся вперед и следуем курсовой линии.

— По каким ориентирам она проходит?

— М-м... — промычал археолог. — Затрудняюсь сказать... Погодите-ка... — он остановился, соображая. — Линия проходит где-то недалеко от отеля.

— А мумий уже нашли?

— Мы едим их всякий раз, как садимся за стол. Вполне съедобно. Они, в принципе, недурно приготовлены, только специй другой раз многовато.

— Я пробовал однажды мумий. В Долине Царей[50], — сказал аббат. — Это было у них фирменное блюдо.

— Они их там производят. А наши — натуральные.

— Терпеть не могу мясо мумий, — сказал аббат. — Кажется, даже ваша нефть мне больше по вкусу. — Он отпустил руку Атанагора. — Простите, одну минуточку.

Грыжан взял разбег, подпрыгнул и произвел в воздухе двойное сальто. Он приземлился на руки и тут же пустился колесом. Сутана, развеваясь, липла к ногам и обрисовывала круглые бугристые икры. Проделав с дюжину кульбитов, аббат замер в стойке на руках и неожиданно встал на ноги.

— Я воспитывался у эвдистов[51], — объяснил Грыжан. — Они мне дали суровое, но бесспорно благотворное для души и тела образование.

— Ужасно жалею, что отказался от религиозной карьеры, — сказал Атанагор. — Глядя на вас, я начинаю понимать, чего лишился.

— Вы и так неплохо преуспели, — сказал аббат.

— Откопать курсовую линию в моем возрасте... Поздновато.

— Вашей находкой воспользуются молодые поколения.

— Да уж.

С возвышенности, на которую они взобрались, открывался вид на отель Баррицоне. Перед отелем, блестящая и новая, сверкала в солнечных лучах поднятая на сваи железная дорога. Слева и справа от нее громоздились песчаные насыпи, а начало дороги терялось в дюнах. Технические исполнители загоняли в шпалы последние скобы; каждому удару молота предшествовала вспышка, и только немного спустя издали доносился звук.

— Они же собираются резать гостиницу! — воскликнул Грыжан.

— Да... Расчеты показали, что это необходимо.

— Глупость какая! — сказал аббат. — В этих краях не так много гостиниц.

— Я подумал то же самое, — сказал археолог. — Это инициатива Дюдю.

— Я легко бы мог скаламбурить по поводу его имени, — сказал аббат, — но создается впечатление, что он не случайно его носит. Кроме того, с моей достаточно высокой позиции я вижу, что делать этого не стоит.

Они замолчали, потому что грохот молотов сделался оглушительным. Желто-черное такси слегка посторонилось, пропуская железную дорогу. Гепатроли на окнах буйствовали с прежней силой. Над плоской крышей отеля, как всегда, играла зыбь. И песок был все таким же песком — сухим, желтым, рассыпчатым и притягательным. Солнце, оно тоже ничуть не изменилось и сверкало с обычным своим постоянством, пряча за гостиницей холодную черную зону, которая мертво и неподвижно раскинулась на подступах к горизонту.

Карло с Мареном перестали стучать, чтобы дать пройти аббату и археологу; кроме того, на этот день работа была кончена. Прежде чем продолжать строительство, надо было разрушить часть отеля, но сначала все же вынести тело Баррицоне.

Уронив тяжелые кувалды, рабочие медленно побрели к сложенным в штабеля рельсам и шпалам, чтобы подготовить монтаж следующего участка. Хрупкие и грациозные подъемные механизмы, состоявшие из стальных перекладин, вырисовывались над складом материалов и расчерчивали небо черными треугольниками.

Рабочие взобрались на насыпь, помогая себе руками, где подъем был слишком крут, и, спустившись по противоположному склону, исчезли с глаз аббата и его спутника.

Грыжан и Атанагор вошли в залу гостиницы и прикрыли за собой стеклянную дверь. Внутри стояла духота; запах лекарств струился с лестницы вниз, скапливался у пола, забирался в пустые углы и закоулки. И нигде ни души.

Они подняли головы и услышали над потолком приглушенные шаги. Аббат направился к лестнице, собираясь осуществить восхождение; археолог последовал за ним. Тошнотворный запах бил в нос. Атанагор старался не дышать. Они поднялись на второй этаж и, очутившись в коридоре, пошли на голос. Он привел их к комнате, где лежало тело. Аббат и Атанагор постучали и получили разрешение войти.

То, что осталось от Баррицоне, лежало в ящике; оно помещалось там без труда, поскольку несчастный случай укоротил итальянца. Макушка прикрывала ему лицо, пряча черты под черной кудрявой шапкой волос. В комнате находился Анжель. Он говорил вслух и замолчал, когда вошли посторонние.

— Здравствуйте! — сказал аббат. — Как идут дела?

— Да так... — сказал Анжель, пожимая руку археологу.

— Мне показалось, вы разговаривали, — сказал аббат.

— Я боюсь, что ему скучно, — сказал Анжель. — Вот я и говорю с ним. Может, он не слышит, но все равно ему от этого спокойнее. Он был хорошим парнем.

— Прескверная с ним вышла история, — сказал Атанагор. — Вконец обескураживающая.

— Да, — сказал Анжель. — Профессор Жуйживьом тоже так считает. Он сжег свой самолет.

— Фу-ты ну-ты, эка жалость! — сказал аббат. — А я-то надеялся посмотреть, как он летает.

— Это довольно страшное зрелище, — сказал Анжель. — Так, во всяком случае, кажется...

— Почему это?

— Потому что, в сущности, ничего не видно. Он слишком быстро летает, слышен только звук.

— А где профессор? — спросил Атанагор.

— Наверху. Он ждет, когда за ним придут.

— Зачем придут?

— Список больных сравнялся, — объяснил Анжель. — Профессор опасается, что практикант уже не встанет. Сейчас, должно быть, он отрезает ему руку.

— Опять какая-нибудь авиамодель? — спросил Грыжан.

— Его мотор укусил. В рану сразу попала инфекция, и руку теперь придется отрезать.

— Нет, так дело не пойдет, — сказал аббат. — Готов биться об заклад, никто из вас до сих пор не был у отшельника.

— Вы правы, — согласился Анжель.

— И как же вы намерены жить в таких условиях? Вам предлагают увидеть своими глазами первоклассное святое деяние, которое придаст вам сил, — и никто не хочет на него смотреть...

— Просто мы неверующие, — сказал Анжель. — Лично я вообще могу думать только о Рошель.

— Я нахожу ее отвратительной, — сказал аббат. — Вот если бы вам удалось заарканить подружку Атанагора!.. А вы тут достаете всех с вашей рыхлой, дебелой бабенкой.

Археолог смотрел в окно и не принимал участия в споре.

— Я хочу спать с Рошель. Очень хочу, — сказал Анжель. — Я люблю ее с силой, упорством и отчаяньем. Можете смеяться, если вам смешно, но это так.

— Да начхать она на вас хотела! — вскричал аббат. — К черту, к дьяволу! Эх, будь я на вашем месте!..