— Господа, слово предоставляется нашему преданному секретарю.

— Господа, прежде чем сообщить вам свежеполученные сведения о ходе работ в первые недели строительства и ввиду отсутствия докладчика, я хотел бы зачитать доклад, присланный из Экзопотамии, который, к счастью, докладчик успел вовремя мне передать. Отдаю должное его осторожности, если не сказать предусмотрительности, ибо никто из нас не застрахован от неожиданностей.

— Полностью с вами согласен!

— А о чем речь?

— Сами прекрасно знаете.

— Ах, да! Вспомнил!

— Господа, итак — вышеупомянутый доклад.

— Несмотря на всеразличные трудности и благодаря стараниям и изобретательности нашего технического директора Амадиса Дюдю, все необходимое оборудование было доставлено на место, и нет нужды специально останавливаться на отменных профессиональных качествах, преданности и самоотверженности, а также беспримерной смелости технического директора Дюдю, так как огромные трудности, с которыми ему пришлось столкнуться, включая сознательное малодушие и хитрое коварство технических исполнителей, а также случайных элементов и инженеров вообще, за исключением старшего мастера Арлана, свидетельствуют о том, что трудноосуществимая задача, которую Амадис Дюдю взял на свои плечи, могла быть выполнена только им одним.

— Полностью с вами согласен.

— Блестящий доклад!

— Я что-то не очень понял. О чем речь?

— Да вы и так прекрасно все знаете.

— Ах, да! Передайте мне ваши карточки.

— Господа, существует одно обстоятельство, в отношении которого оказалось невозможным применение предупредительных или каких-либо иных устраняющих мер; я имею в виду существование посреди пустыни, а именно, на линии, определяющей направление нашей будущей дороги, некоего заведения под названием «Отель Баррицоне». Наш технический директор Дюдю внес предложение: экспроприировать, а затем частично разрушить упомянутое заведение, применив наиболее подходящие для этого средства.

— А вы знаете, что такое люмитка?

— Подобная ситуация просто ошарашивает!

— Мне кажется, мы должны одобрить.

— Господа, приступим к голосованию. Кто «за» — попрошу поднять...

— Совершенно ни к чему.

— Все полностью с вами согласны.

— Совершенно верно, Баррицоне надо экспроприировать.

— Итак, господа, Баррицоне будет экспроприирован. Наш секретарь возьмет на себя хлопоты по данному делу. Учитывая тот факт, что речь идет о заведении, представляющем общественный интерес, нет никаких сомнений в том, что урегулирование всех формальностей не может не потребовать кое-каких усилий.

— Господа, предлагаю устроить поздравительное голосование в адрес автора доклада, который был вам только что зачитан и которым является не кто иной, как наш технический директор господин Амадис Дюдю.

— Господа, полагаю, вы будете полностью согласны с тем, чтобы направить Дюдю, как только что предложил наш выдающийся коллега господин Марион, поздравительную ноту.

— Господа, опираясь на некоторые пункты доклада, можно утверждать, что поведение сотрудников, находящихся в подчинении Амадиса Дюдю, просто неслыханно. Думаю, мы не совершим ошибки, если урежем их оклад на двадцать процентов.

— А сэкономленную сумму можно будет перевести на счет господина Дюдю в качестве дополнения к подъемным.

— Господа, Дюдю, без сомнения, откажется от какого бы то ни было дополнительного вознаграждения.

— Полностью с вами согласен.

— Таким образом мы сэкономим дважды.

— Арлану мы тоже повышать не будем?

— Совершенно ни к чему. Этим людям все заменяет их безупречная совесть.

— Но остальным мы, разумеется, снизим.

— Господа, все решения будут зафиксированы секретарем в протоколе заседания. Надеюсь, повестка дня ни у кого не вызывает замечаний?

— Что вы скажете об этой ситуации?

— Она просто ошарашивает!

— Господа, заседание закрыто.

Держа Атанагора под руку, Бронза поднималась с ним по тропе, ведущей к отелю Баррицоне. В забое остались Брис и Бертиль, не желавшие прерывать работу, пока окончательно не расчистят огромную залу, обнаруженную несколько дней назад. Машины рыли без остановки, открывая доступ все в новые коридоры и залы, сообщающиеся между собой посредством подземных галерей с колоннами по обеим сторонам. Повсюду в изобилии были рассыпаны ценные находки, как-то: шпульки для волос, корабельные гребни, напёрстки и наперстники, пузырьки — мыльные и для духов, предметы культа и культуры, включая оккультные науки; а кроме того, горшки — в большом количестве. Молоток Атанагора не скучал без дела. Тем не менее археологу требовался отдых и перемена мыслей. Поэтому Бронза отправилась с ним.

Они поднимались и спускались по сгорбленным песчаным скатам, и солнце окутывало их золотым сиянием. С высоты дюны открывался вид на фасад отеля и красные цветы, а еще на стройку, где вокруг сложенных штабелями рельсов и шпал суетились технические исполнители. Издалека Бронза различила более хрупкие фигурки Олив и Дидиша, которые играли на сваленных в кучу бревнах. Не останавливаясь, женщина и археолог продолжали путь и вскоре очутились в баре отеля.

— Привет, Пипетка, — сказал Атанагор.

— Буон джорно, — ответил Пиппо. — Вы стригаре востра бородетта в шесть часов утром раньо?

— Не-а, — сказал Атанагор.

— Кобель паршивый наш гулящий Бенедетто!.. — воскликнул Пиппо. — И вам не стыдно, патрон?

— Нет, — ответил археолог. — Как продвигаются дела?

— Плохи наши дела, патрон, — вздохнул Пиппо. — Тоска кругом, запустенье, хоть волком вой. То ли дело было в Спаньи, где я командовал шеренгой землекопов! Э-э, надо было это видеть!.. А тут... Меррские пуррки!..

— Кто мерзкие? — переспросила Бронза.

— Пуррки! Свиньи значит!

— Налей-ка нам выпить, — сказал археолог.

— Я им такой дипломатический церемоний разведу, пурркам этим. Да катились бы они все куда подальше в Варршавию! — не унимался Пиппо, дополняя пожелание соответствующим обстоятельству жестом, который состоял в вытягивании вперед правой ладони с прижатым большим пальцем.

Атанагор улыбнулся.

— Налей нам, пожалуй, два «Турина».

— Пожалуйста, патрон, — сказал Пиппо.

— Что они вам сделали? — спросила Бронза.

— Э-э! — сказал Пиппо. — Громить они хотят мой лавочка к чертовой бабушке. Все, спета мой песенка! Финита! — И он затянул:

— Красивая песня, — сказал археолог.

— Я где-то это слышал, — сказал Атанагор.

Chi va sano va lontano. Chi va forte va alla morte. Evviva la liberta![44]

Бронза захлопала в ладоши. Пиппо голосил во все горло, напрягая хриплые остатки своего тенора. В потолок негромко постучали.

— Что это? — спросил археолог.

— Э-э, еще один пуррк! — прорычал Пиппо. Вид у него, как всегда, был яростный и вместе с тем ликующий. — Это Ампутис Дюдю. Он не нравится, как я петь.