Жуйживьом первым вскочил на ноги и бросился к телефону. Крюк тем временем возился, пытаясь вытащить голову из горшка, но принял пальму за собственную шею и что было сил тянул за ствол. Кончилось тем, что он встал вместе с горшком и тут только заметил, что ошибся, полому что вся земля высыпалась ему за шиворот.

Вернулся разъяренный Жуйживьом и потребовал выключить мотор, потому что за этим чертовым треском не слыхать ни слова. Крюк завинтил штифт, и мотор встал, издав сосущий звук сухого, недоброго поцелуя.

— Я пошел, — сказал профессор. — Меня больной требует.

— Кто-то из ваших клиентов?

— Да нет, но все равно надо идти.

— Тоска! — посочувствовал Крюк.

— Можете оставаться и заводить дальше, — сказал Жуйживьом.

— А, тогда все в порядке. Идите, идите себе, — оживился Крюк.

— Ну вы и хитрец, — сказал Жуйживьом. — Вам, в сущности, ни до чего нет дела.

— Ни малейшего, — подтвердил Крюк.

Он склонился над блестящим цилиндром, отвинтил штифт и отодвинулся, собираясь включить мотор. Тот заработал, когда Жуйживьом выходил из комнаты. Крюк сместил регулятор давления. И тут агрегат, свирепо рыча, оторвался от пола и, прихватив с собой стол, взмыл в воздух. Перемахнув через всю комнату, летящая громада врезалась в стену. На грохот прибежал профессор. Увидев страшную картину, он рухнул на колени и осенил себя крестом. Крюк уже истово молился.

Горничная Корнелиуса Шмонта провела Жуйживьома в комнату, где лежал больной. Чтобы убить время, тот вязал какую-то жаккардовую[16] композицию Поля Клоделя, которую высмотрел в одном из совместных номеров «Католической мысли» и «Пилигрима».

— Привет! — сказал Жуйживьом. — Вы оторвали меня от дела.

— Вот как? — удивился Корнелиус. — Я очень этим опечален.

— Заметно. Болит что-нибудь?

— У меня бедро расколото на пять кусков.

— Кто вас лечил?

— Доктор Неприведигос... Теперь, правда, все в порядке.

— Зачем же вы заставили меня притащиться? — спросил Жуйживьом.

— Хотел предложить вам кое-что.

— А идите вы... сами знаете куда.

— Хорошо, тогда я пошел, — сказал Корнелиус. Он попытался подняться, но едва коснулся ногой пола, как бедро его снова сломалось, и он самым натуральным образом упал в обморок. Жуйживьом вооружился телефоном и вызвал «скорую помощь», чтобы она перевезла больного в его клинику.

— Будете каждое утро колоть ему эвипан, — распорядился Жуйживьом, — и чтобы не просыпался, пока я в больнице. Он у меня уже в печенках со своими...

Он прикусил язык. Практикант внимательно смотрел на него.

— Впрочем, вас это не касается, — сказал профессор. — Как его бедро?

— Мы вживили ему болты, — сказал практикант. — Крупного калибра. Какой великолепный перелом!

— Вы не знаете, кто такой Килала? — спросил Жуйживьом.

— М-м-м... — ответил практикант.

— Если не знаете, то и не говорите. Это финский инженер, он придумал систему выпуска пара для паровозов.

— А-а, — сказал практикант.

— Позднее его открытие было усовершенствовано Шаплоном[17], — добавил Жуйживьом. — Впрочем, это тоже вас не касается.

Он отошел от кровати Корнелиуса и обернулся к соседней койке. Она была свободна, и санитарка водрузила на нее стул, чтобы прибраться.

— Что со стулом? — пошутил Жуйживьом.

— Горячка, — ответил практикант, подыгрывая.

— Поиздеваться надо мной решили? — спросил профессор. — Поставьте ему градусник, сейчас посмотрим.

Он сложил руки на груди и стал ждать. Практикант вышел и вернулся с дрелью и термометром. Потом он перевернул стул вверх ногами и принялся сверлить под сидением дырку, то и дело сдувая опилки.

— Поторопитесь, — сказал Жуйживьом. — Меня ждут.

— К обеду? — спросил практикант.

— Нет. Собирать авиамодель «Пинг-903». Вы сегодня, однако, любопытны.

Практикант закончил сверлить и вставил градусник в дырочку. Было видно, как ртуть сначала собралась в комочек, а потом стремительно поползла вверх по шкале и, раздуваясь как мыльный пузырь, зависла на конце термометра.

— Скорей вытаскивайте! — приказал Жуйживьом.

— Господи Иисусе!.. — охнул практикант.

Ртутный шар раздулся еще больше и лопнул у основания. Брызги кипящей ртути упали на кровать. В тех местах, где капнула ртуть, простыни в мгновение ока порыжели. На белой ткани проступили почти параллельные линии, сходившиеся в конце концов к ртутной кляксе.

— Переверните стул и уложите его как следует, — сказал Жуйживьом. — Позовите мадмуазель Курвандуй.

Старшая медсестра мгновенно прибежала на зов.

— Смерьте давление у этого стула, — велел Жуйживьом.

Практикант с предосторожностями взялся укладывать стул в постель.

— М-да, занятный случай, — строго заметил профессор, неотступно следя за действиями своего ассистента. — Да поосторожней же, не дергайте его так.

Практикант злился и действовал довольно грубо, отчего стул немилосердно скрипел. Поймав на себе взгляд профессора, молодой человек засуетился вокруг кровати с подчеркнутой аккуратностью профессионального яйцеглотателя.

— Надо, чтобы передняя кромка крыла была из того же материала, — сказал Крюк.

— Нет, лучше традиционная обшивка из бальзового дерева толщиной в полтора миллиметра. Тогда он будет легче.

— Если с таким мотором он на что-нибудь налетит — ему каюк, — предупредил Крюк.

— А мы найдем подходящее место, — сказал Жуйживьом.

Они разрабатывали проект крупногабаритной модели «Пинг-903», которую Жуйживьом специально подгонял к мотору.

— Это будет небезопасно, — заметил Крюк, — лучше держаться от него подальше.

— Какой же вы зануда, Крюк. Плюньте на все. В конце концов, я врач.

— Ну ладно. Я подберу запчасти, которых нам недостает.

— Не скупитесь. Я заплачу, сколько надо.

— Буду выбирать как для самого себя, — пообещал Крюк.

— Ни в коем случае! Выбирайте как для меня. Я так хочу. У вас отвратительный вкус. Идемте, я выхожу вместе с вами. Мне надо навестить больного.

— Идемте, — согласился Крюк. Они поднялись и пошли к выходу.

— Послушайте... — сказал Корнелиус Шмонт.

Он говорил еле слышным, сонным голосом; глаза его самопроизвольно закрывались. Жуйживьом устало вздохнул:

— Так, значит, эвипан вас уже не берет. И вы намерены снова донимать меня этими невообразимыми предложениями?

— Да вовсе нет! — сказал Корнелиус. — Но этот стул...

— Ну и что, что стул? Он болен, его лечат. Вы знаете, что такое больница?

— О Боже! — простонал Корнелиус. — Уберите его отсюда. Он скрипел всю ночь напролет...

Практикант, стоявший рядом, тоже, казалось, едва владел собой.

— Это правда? — спросил у него профессор. Тот кивнул в ответ.

— Можно было бы его выбросить, — сказал практикант. — Какой-то старый стул...

— Это стул эпохи Людовика XV, — назидательно сказал Жуйживьом. — И потом, кто из нас заявил, что у него горячка, вы или я?

— Я, — буркнул практикант. Его бесило, когда Жуйживьом начинал обхаживать стул.

— Ну так и лечите его.

— Я сойду с ума!.. — простонал Корнелиус.

— Тем лучше, — заметил Жуйживьом. — Наконец-то перестанете доставать меня своими дурацкими предложениями. Сделайте-ка ему еще один укол, — добавил он, обращаясь к практиканту.

— Ой, ой-ой-ой! — завопил Корнелиус. — Я уже не чувствую собственной ягодицы!

— Значит, дело идет на поправку.

В этот момент стул разразился целой очередью потрескиваний и похрустываний. Вокруг кровати распространился отвратительный запах.

— И так всю ночь, — устало пробормотал Корнелиус. — Переведите меня в другую палату.

— Вас и так положили в двухместную, а вы еще чем-то недовольны, — возразил практикант.