Саманта застонала во сне. Она знала, что должна проснуться, – и не могла. В который раз она видела одно и то же! Сколько же ей еще терпеть? Каждую ночь этот сон возвращался, и ей не было спасения.

Вот они стоят друг против друга. Она отчетливо видит его прекрасные глаза, серпик шрама на щеке, четко очерченный рот. Они не касаются друг друга, но и без того она отлично чувствует жар его такого сильного, крепкого тела.

Взгляд его манит с неудержимой силой, завораживает. Сердце бешено колотится у нее в груди. Вспыхнувшее желание постепенно перерастает в пылающий костер, наполняет ее пьянящей радостью. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Ее давнее влечение к Валентайну или Каспару Рейнхарту кажется детской забавой в сравнении с этим безжалостным огненным вихрем. «Но ведь это же Каллен! – твердит она себе. – Он друг моего детства, меня не может так тянуть к нему!»

Однако все это мало помогает. Саманта беспомощно оглядывается в поисках защиты, и ее взгляд задерживается на Уитни. «Я просто помогаю подруге выйти замуж», – пытается она убедить себя, снова и снова повторяя эти слова, как заклинание. А в это время пальцы Каллена касаются ее волос. Боже, как безумно приятно ей это прикосновение!

– Ты самая очаровательная из женщин, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Однако в этот момент Саманта подняла голову, губы его скользнули ниже, и она почувствовала, что погибла.

Она не была готова ни к чему подобному и оказалась совершенно беззащитной перед неумолимой силой, которая затягивала ее в губительную воронку смерча, все теснее прижимавшего ее к Каллену. Стены комнаты как будто растворились, исчезли пол и потолок. Осталась только безумная радость, когда Каллен с жадностью приник к ее губам, как изголодавшийся путник, попавший на роскошный пир. Саманта попала в плен окончательно и бесповоротно. Он, казалось, был не в силах оторваться от нее, и она не могла насытиться этим томительным и туманящим разум поцелуем. Вся жизнь сейчас сосредоточилась для нее в Каллене.

Звон разбившегося бокала привел ее в чувство, оттолкнул от мужчины, обнимать которого было для нее так удивительно естественно и легко.

Саманта проснулась. Губы ее горели, груди болезненно налились, кровь пульсировала сильными толчками.

– О, черт! – застонала она, неистово колотя кулаками по подушке.

Почти каждую ночь одно и то же! Неужто она обречена всю жизнь видеть во сне этот несчастный поцелуй? Он превращал сон в мучительный кошмар, а днем она никак не могла сосредоточиться. Ей все труднее становилось оставаться благоразумной, когда рядом находился Каллен.

– Но ведь это был всего лишь один поцелуй! – вслух сказала Саманта.

Да, это был просто поцелуй, но какой! От него замерло сердце, затуманился разум, тело пронзила дрожь. Никогда еще ее так не целовали…

– Ну хватит!

Саманта с досадой отбросила одеяло и выскользнула из постели. Часы показывали половину пятого. В ее распоряжении оставалось полчаса, чтобы принять душ и попытаться погасить настойчиво заявлявшее о себе желание. А потом она займется работой, успокоится и возьмет себя в руки. Нужно успеть спрятаться под привычной маской, до того как появится Каллен, чтобы помочь ей с тренировками.

Саманта чувствовала, что эти совместные утренние занятия разрывают ее душу на части. С одной стороны, она нуждалась в его помощи и была благодарна ему за нее. Но день за днем ее все неудержимее влекло к нему. Страсть жила в ней и крепла, методично подтачивая маску безразличия, которая должна была скрыть от Каллена разгорающееся в ее сердце пламя. Он должен быть уверен, что для нее тот поцелуй был всего лишь частью их Грандиозного Плана, что за ним не стояло ничего серьезного.

Стоя под струями душа, Саманта изо всех сил гнала от себя мысли о Каллене. Но стоило ей подумать о лошадях, сердце сжалось от других тревог и забот. Приближался сентябрь, а с ним и соревнования. И постепенно прежняя уверенность начала уступать место сомнениям и страху.

Она излишне форсирует тренировки, требует от Чародея, Флоры, Несси и Центрального слишком много. Что, если они провалятся на соревнованиях, и никто не оценит их красоты, силы и возможностей? Ранчо пойдет с молотка, и ей не останется ничего другого, как довольствоваться местом у конвейера или в какой-нибудь конторе. Никто из уважающих себя владельцев конеферм не доверит ей тренировать своих лошадей, если она с треском провалится на осенних соревнованиях…

Одеваясь и причесываясь, Саманта старалась выбросить из головы мрачные мысли, но у нее ничего не получалось. Очень уж уязвим был ее план. Возможно, она допускала ошибки, о которых и не догадывалась. Сейчас ей казалось, что она вообще ничего не знает и ни на что не способна. А это было хуже всего.

Саманта осторожно прошла через полутемный дом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Эрин, и вышла во двор. Занимался рассвет, и прозрачная небесная лазурь наполнила ее душу светлой радостью. Так бывало всегда – даже тогда, когда ее угнетали тяжелые думы.

С Крейгом и Мигелем Саманта обошла все ранчо. Они побывали на полях, осмотрели изгороди, выгулы и, конечно, каждую из шестидесяти трех лошадей, в том числе и Зигфреду с ее непоседливым жеребенком.

Потом приехал Каллен. Его светлые волосы поблескивали на солнце, он улыбнулся Саманте, и улыбка сделала незаметным шрам на его лице. В вырезе ворота его плотно облегавшей грудь темно-бордовой рубашки виднелись светлые завитки, которые, казалось, только и ждали, чтобы их коснулись пальцы Саманты…

«Ну почему Уитни не сдается?! Они бы поженились – и конец моим мучениям!» – с тоской подумала Саманта.

– Ну что, готова потрудиться? – спросил Каллен.

– Как всегда, – неестественно бодро ответила она, стараясь не смотреть на неудержимо манивший ее рот. – Хочу начать с пятилеток, а шестилетками займемся ближе к полудню, когда станет жарче и будет выше влажность. Они должны привыкнуть к любым условиям.

– Ты права, – согласился Каллен и пошел с Самантой к главной конюшне, приноравливаясь к ее шагу.

Саманта остро ощущала исходящее от него тепло, слышала его дыхание. «Спасите!» – беззвучно взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому.

Как всегда, спасительной соломинкой для нее оказалась работа с лошадьми. Ей приходилось отдавать им все свое внимание, и другим мыслям места просто не оставалось – даже мысли о Каллене. И когда они скакали рядом по склону, дружно брали барьеры, она думала только о препятствии, которое предстояло преодолеть, о правильной посадке в седле, о состоянии грунта. В эти минуты она испытывала облегчение. Как все-таки хорошо, что у нее такая тяжелая работа!

Когда после полудня они вместе отправились в дом, обсуждая результаты утренних занятий, Саманта чувствовала себя почти спокойно, ведь на этот раз им предстояло обойтись без общества Уитни. Семейство Шеридан устраивало званый обед, на котором должны были присутствовать некоторые из наиболее влиятельных сторонников сенатора. К счастью, по субботам у Эрин не было репетиций в оркестре, и она обедала дома. Саманта надеялась, что ей удастся расслабиться: ведь в отсутствие Уитни не было необходимости постоянно помнить о Грандиозном Плане. Ей не придется кокетничать с Калленом, он не будет прикасаться к ней, бросать взгляды, от которых кружилась голова и замирало сердце…

Можно рассчитывать на спокойный обед без ненужных переживаний и волнений, что для разнообразия было совсем неплохо.

Но, к несчастью, о покое ей мечтать не приходилось: было предостаточно других оснований для беспокойства. Гора счетов неумолимо росла, состав соперников на соревнованиях внушал все большие опасения, упряжь износилась и требовала замены. На следующей неделе предстояло внести в банк очередную часть ссуды. Ко всему этому, внезапно захромала одна из наиболее перспективных четырехлеток…

Саманта тряхнула головой и прислушалась к тому, о чем рассказывала сидящая напротив Эрин. На ней был коротенький полосатый комбинезончик, темные волосы собраны в хвост.