– Но вы ведь попытаетесь перерасти свои идеи, дорогая? Они так не идут женщине. Посмотрите на леди Уорвик! Ее близости с королем настал конец в тот момент, когда она стала социалисткой, хотя, признаю, они остались друзьями. Его величество всегда лоялен к своим женщинам, даже после того, как расстается с ними.

Я рассмеялась и поцеловала ее. Какое счастье, что мы любили друг друга! Иначе ее нетерпимость могла бы сделать меня несчастной.

– Обещаю, – заверила я ее, – держать мои возмутительные идеи при себе. Я не опозорю вас публично. Я хочу, чтобы вы мною гордились.

Она обняла меня и притянула к себе:

– Я и так горжусь вами, Оливия. Вас почти нечему учить. Оставайтесь такой же очаровательной, какая вы есть, и все полюбят вас так же, как и я.

Молодую герцогиню Квинсфордскую поспешили представить свету. Началось все с небольших приемов, домашних вечеров, неофициальных ужинов в обществе короля, которые проходили вполне непринужденно. Нас приглашали на балы, каждый из которых обходился в тысячи фунтов, на пышные обеды в «Савое» или «Карлтоне». Меня вела уверенная рука свекрови, которая особо следила за тем, чтобы в первую неделю нашего пребывания в Лондоне мы нигде не сталкивались с Хитами. Всем внушалось, будто наша свадьба стала кульминацией долгого тайного романа, который разворачивался в то самое время, когда лорд Хит подозревал жену в неверности.

Гарри хорошо играл свою роль. На публике он был гордым мужем, наедине – внимательным компаньоном, но ни разу больше не приходил ко мне в спальню.

Вдовствующая герцогиня осталась вполне довольна. Я всегда была великолепно одета, на мне были драгоценности. Но куда бы мы ни ходили, мы всюду натыкались на одни и те же лица, и чем чаще я их видела, тем меньше они мне нравились. Наверное, даже через пятьдесят лет высший свет останется странным калейдоскопом одних и тех же имен, наделенных фальшивым блеском. Мне было не по себе из-за того, что я не просто вошла в ряды избранных, но вознеслась на самый верх.

Прошло две-три недели с нашего приезда в Лондон, и город наполнился слухами о молодой герцогине Квинсфордской. Мы постоянно были на публике, и скоро я затосковала. Мира и покоя Фэрмайла особенно недоставало во время верховых прогулок среди множества карет и автобусов, которые катили во всех направлениях.

Насколько проще жизнь в Фэрмайле! Одна мысль о замке вызывала у меня тоску по дому. Однажды я отважилась спросить Гарри, когда мы вернемся.

– Мы здесь всего несколько недель, – удивился он: – Неужели тебе скучно?

– Не то чтобы скучно, просто немного не по себе.

– А по-моему, ты прекрасно приспособилась к столичной жизни.

– Но разве мы не добились своего? Ты женился на мне, чтобы избежать скандала и сплетен и чтобы спасти свою любовницу от кары мужа. Сейчас обе цели достигнуты.

Он ответил мне улыбкой.

Один гость, который часто приходил в Квинсфорд-Хаус, не был похож на остальных. Я всегда радовалась доктору Райнхарту, с которым могла вести долгие беседы на его родном языке. Мои лингвистические способности очень пригодились в моей новой роли. Свекровь гордилась тем, что я способна разговаривать с французским послом по-французски, с немецким – по-немецки, а с итальянским – по-итальянски. Доктор Райнхарт приходил к Гарри, чтобы обсудить проблемы его больницы. Он создал в ней новое отделение психотерапии и добился значительных успехов. Однако в целом нашу лондонскую жизнь заполняли развлечения, и я понимала: рано или поздно мы встретимся с Хитами. Следуя этикету, я послала Джозефине приглашение на домашний прием, которое она вежливо отклонила. Ответ принесли из их дома на Керзон-стрит: по-видимому, женитьба Квинсфорда убедила Юстаса в ее невиновности. И все же мы встретились. Случай представился блестящий: роскошный ужин в «Савое». Его устроили во дворе, заполненном водой и превращенном в миниатюрную копию Венеции. По «каналам» плавали гондолы, в которых гости наслаждались изысканными блюдами, сидя на шелковых подушках. Тот ужин стал одним из самых дорогих и пышных, о нем должны были вспоминать долгое время спустя. Но мне он запомнился двумя вещами, моей встречей с Джозефиной и потрясением при виде ее мужа.

Мы с Гарри отправились в «Савой» одни. Обычно мы присоединялись к группе друзей, но в тот вечер мы заняли отдельную гондолу и ужинали в одиночестве, наслаждаясь мягким светом и тихой музыкой. На мне было платье золотистого цвета, которое выбирал сам Гарри, на шее и в ушах сверкали изумруды.

– Золотое платье для золотой девушки, – заявил мой муж. – По-моему, очень уместно.

– Значит, ты одобряешь мой внешний вид? – уточнила я.

– В высшей степени. Моя жена сегодня выглядит настоящей красавицей.

Его слова выражали восхищение красотой, и не более того, однако они согрели мне душу. Я вдруг уверилась в том, что все пройдет замечательно. Как прекрасно провести целый вечер наедине с мужем!

Оглянувшись, я увидела, что к нам приближается еще одна гондола. В ней сидела женщина в платье с низким вырезом из розового атласа. На шее у нее было ожерелье с изумрудами и рубинами. В темно-каштановых волосах также сверкали рубины.

Я сразу узнала ее, и у меня пересохло в горле. Видимо, у меня изменилось выражение лица, потому что Гарри спросил:

– В чем дело, Оливия?

Потом он проследил за моим взглядом.

Гондолы приблизились друг к другу. Мы обменялись приветствиями. Леди Хит лучезарно улыбнулась мне, поздравила Гарри, затем обернулась к мужу и проворковала:

– Юстас, дорогой, кажется, ты еще незнаком с молодой герцогиней Квинсфордской!

Однако престарелый супруг не слышал ее: видимо, он так устал, что попросту заснул. Голова его упала на грудь. Юстас показался мне еще старше, чем тогда, в Фэрмайле: он выглядел почти трупом, которого насильно подняли из гроба и оживили. Вряд ли он проживет долго, особенно если молодая жена будет повсюду таскать его за собой.

Словно ледяная рука прикоснулась к моему горлу. Как только очаровательная Джозефина овдовеет, она снова станет любовницей моего мужа, а я, вступившая в брак по расчету, должна буду смотреть на их интрижку сквозь пальцы.

Я протянула руку лорду Хиту:

– Мы с вами встречались, хотя вы меня, скорее всего, не помните. Мы с вашей женой сплетничали как-то вечером в Фэрмайле.

Лорд Хит поморгал в добродушном замешательстве и склонился над моей рукой. Очевидно, он меня не помнил, но также очевидно, что я ему понравилась.

– Это произошло в тот день, когда мы с Гарри тайно обручились. – Я обернулась к мужу с улыбкой и добавила: – Помнишь, дорогой?

Джозефина очаровательно надула губки.

– Несправедливо было делать из ваших отношений тайну. Правда, Юстас? – громко сказала она.

– Мы хотели сыграть тихую, спокойную свадьбу, – весело возразил Гарри. – Никакой суеты.

– Прекрасная мысль, дорогой. Так удобно! Ты очень ловко все предусмотрел, – понизив голос, ответила ему Джозефина.

Лорд Хит ее не услышал, зато я слышала все и поняла, что она имела в виду.

– Поздравляю, Квинсфорд! – прошамкал лорд Хит. – У вас красавица жена. Не удивляюсь, что вы ото всех ее скрывали.

Гондолы разъехались. Издали до нас донесся визгливый голос Джозефины:

– Вы непременно должны прийти к нам на ужин, не забудьте! А вас, герцогиня, я жду на своем следующем домашнем приеме. Мы должны были уехать в Девон, но Юстас, слава богу, передумал.

Они уплыли. По лицу Гарри, когда он смотрел на меня, невозможно было понять, о чем он думает.

– Спасибо, Оливия, – только и сказал он.

Я не могла говорить, меня душили слезы. Я видела, какой взгляд метнула она на моего мужа – интимный, тайный взгляд, какой дарят любовнику, и сердце подсказывало мне: недалек тот час, когда она потребует свое.