– Расскажешь, расскажешь… – проговорила Томара, полуобнимая девушку за плечи и почти силой подталкивая ее к выходу. – Но потом. А сейчас нам поговорить надо.

Повела она девушку, однако, не в ординаторскую, а в кабинет завотделением. Кулау не было, но Томара, отмахнувшись от чоки-секретарши, ввела ее в кабинет и усадила на небольшой диванчик в углу. Сама она взяла стул и оседлала его, задумчиво теребя забрызганный кровью воротник операционной пижамы.

– Вот так оно и бывает, – задумчиво произнесла она. – Внезапно, среди ясного неба, такая вот беда. Умаялась?

– Нет, не очень, – покачала головой Карина. – Это ведь силы не отнимает. Просто… перенервничала.

– Понимаю. И пальцы не болят?

– Пальцами я только для уверенности ощупываю, – пояснила девушка. – Наноманипуляторы – часть силовых манипуляторов. Они… ну, как щупальца, что ли, от рук не зависят. Вообще руками касаться незачем, просто я так привыкла.

– Отвыкай, – посоветовала хирург. – Незачем руками лишний раз в рану лазить, если обойтись можно. М-да. Не думала я такой экзамен тебе устраивать. Хотела сначала на трупах в морге посмотреть, как это выглядит. Хотя… этот парень и так почти труп.

– Он не выживет?

– Большая кровопотеря. Очень большая, непонятно как сказавшаяся на мозге. Болевой шок. Что с кишками, ты сама видела. Частичная резекция поджелудки – она сама по себе весьма неприятна, а на данном фоне почти убийственна. Разрыв мочевого пузыря небольшой, сам по себе не опасен, но в общее состояние свой вклад внесет. Почти наверняка тромбы массово пойдут – если начнут отрываться, эмболия обеспечена. В общем, неблагоприятный прогноз. Если плохо на регенеранты среагирует, то, я бы сказала, девять шансов из десяти, что не выживет. Хотя то, что дышит сам хотя бы немного, обнадеживает. Ты заметила, как его аккуратно вскрыло? Ни грудная клетка не задета, ни таз не переломан, что при автокатастрофах сплошь и рядом. Только брюшная полость перепахана, причем очень локализованно. Будем надеяться, что он продержится хотя бы три-четыре дня. Тогда на вскрытии можно сделать срезы и посмотреть, как рубцевались раны после твоей обработки. И то польза.

Карина невольно вздрогнула от такого неприкрытого профессионального цинизма. Томара, правильно истолковав ее движение, вздохнула.

– Такова жизнь, Кара. Ты не сможешь спасти всех, кто попадает тебе в руки. Крайне неприятно терять пациентов, но с этим можно только смириться. Вообще хирург во время работы должен напрочь забывать о том, что перед ним живой человек. Ты работаешь с куском живого мяса, и твоя задача – как можно лучше и точнее выполнить свою работу. Любые эмоции и колебания лишь ухудшат дело, приведут к твоим ошибкам и бессмысленным страданиям пациента. Я знала одного хирурга – он оперировал девушку по поводу саркомы коленного сустава. Я смотрела потом историю болезни – по всем показаниям следовало отнимать бедро по самый пах. Но девица приходилась ему какой-то не очень дальней родственницей, и он решил попытаться спасти ей ногу, заменив сустав на эндопротез и прописав химиотерапию. Химиотерапия не помогла, дело кончилось метастазами в легких и неоперабельной опухолью. Девушка умерла, а он навсегда ушел из медицины, чуть самоубийством не покончил, так переживал. Началось с жалости, а кончилось ужасной смертью и искалеченной судьбой. Вот так…

Карина съежилась на диванчике. Все вокруг казалось серым и печальным. Да, люди умирают, и спасти можно не всех, Томара права. То же ей и папа говорил. Но все-таки как плохо, когда кто-то умирает у тебя на руках!

– Но сегодняшняя операция – так, пустяки, – продолжила Томара. – Кара, я хочу знать о твоем… как его? наноманипуляторе?… больше. И что там у тебя еще имеется, расскажи подробнее.

Карина нехотя начала рассказывать. Временами Томара перебивала ее, задавая вопросы. Особенно ее заинтересовало, что наноманипуляторы теоретически в состоянии работать даже с самыми мелкими капиллярами и могут проникать в любую точку тела, не повреждая окружающие ткани.

– Скажи, Кара, – осведомилась она, – а ты можешь только запаивать раны? А резать ткани, как это делает лазерный скальпель?

– Могу, – кивнула девушка. – Я могу резать и прижигать. Вернее, это не совсем разрезание, скорее, разрывание, но довольно точное, если сосредоточиться как следует.

– Понятно, – задумчиво проговорила хирург. – То есть, если резюмировать, ты можешь сжигать даже отдельные клетки?

– Да.

– А ты можешь отличать раковые клетки от обычных?

Карина насторожилась.

– Наверное, да, – осторожно сказала она. – Сканер может показывать в оттенках серого ткани, отличающиеся от окружающих. Травмированные, например. Или мертвые. Или переродившиеся Я пробовала смотреть на препараты у нас в университете, и я их отличала. Но их ведь специально обрабатывали.

– Но ведь попытка не пытка… – Томара явно обдумывала какую-то мысль. – Кара, мне нужно, чтобы у меня идея в голове поварилась немного. Обсудим на днях с тобой и Калу. Ну вот что. Ты тут полежи, расслабься немного, но особо не залеживайся. Катастрофы катастрофами, а обход никто не отменял, пусть и с опозданием. И подготовку – тоже. Так что я пошла оформлять историю болезни, а ты через полчаса подходи в ординаторскую. Пойдем по палатам.

Она поднялась со стула и устало потянулась.

– Два часа. А у меня ведь в пять еще и лекция, – пожаловалась она. – Максимум в четыре нужно убегать. Ох, ну и длинный же в этом году второй семестр выдался!

Она зевнула и тяжелой походкой вышла из кабинета. Когда Карина осталась одна, она откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Нельзя расслабляться, сказала она себе. Ни за что нельзя. Пусть ей плохо, но всегда найдется кто-то, кому еще хуже и кто нуждается в ее помощи. Сейчас она пойдет и посмотрит, не нужна ли медсестрам какая-нибудь помощь. Вот только посидит еще минуточку…

Открыв дверной замок, Карина потянула на себя входную дверь. Дверная пружина сегодня явно издевалась над ней – створку упорно тянуло назад, словно ее кто-то удерживал с той стороны. Справившись с непокорной створкой, Карина вошла внутрь и без сил привалилась к стене, с опозданием сообразив, что могла бы и манипулятором воспользоваться. Но почему она так вымоталась? Не кирпичи же таскала, в конце концов… Нажав слабо светящуюся клавишу таймера освещения, она медленно побрела вверх по лестнице. Третий этаж. Четыре пролета – словно четыре версты.

На площадке второго этажа она остановилась. Таймер успел отключить свет, и в кромешной темноте из-за приоткрытой двери квартиры Бикаты выбивался лучик света. Карина вздохнула. Ну нельзя же быть таким рассеянным! Опять дверь не закрыл!

Она постучала и заглянула внутрь. Биката сидел за столом, который в живописном беспорядке загромождали разнообразные загадочные приборы и приборчики. От одного из них тянулся кабель, который обвивался вокруг плеч стоящей рядом Калайи. Платье чоки было полурасстегнуто на спине, обнажая матово-белую кожу, и кабель торчал у нее прямо между лопаток. На дисплее перед Бикатой змеились непонятные графики и трехмерные диаграммы, висели столбцы цифр, и инженер казался полностью поглощенный их изучением.

Карина снова постучала по двери и громко откашлялась. Биката вздрогнул и повернул голову.

– А, Карина, – сказал он. – Вечер. Входи.

– Здравствуй, Карина, – произнесла Калайя, поворачивая голову. – Добрый вечер.

– Вечер. Я тут мимо проходила, а у вас дверь опять не закрыта, – пояснила девушка, переступая порог. – Ух ты! Биката, а чем ты занимаешься?

– Да мысль в голову пришла любопытная, – пояснил инженер. – Вернее, глупая, как оказалось. Уже час сижу, ничего не получается, так что глупая, конечно. Думал, что можно слегка подправить пластику кисти. Не выходит.

– Ой, а можно я поближе подойду? – с любопытством спросила Карина. – Я не помешаю?

– Уже нет, – вздохнул инженер. – Я, пожалуй, закончил. А я что, опять дверь не закрыл?

– Ага, – кивнула девушка, опуская на пол сумку, сбрасывая кроссовки и подходя к столу. – Настежь оставил. Биката, а что за графики такие?