Пока Маунд говорил, Хорнблауэру вдруг пришла в голову мысль о возможном затруднении, которая раньше не приходила ему в голову:

— Как вы собираетесь ими рулить? — спросил он, — они же неуправляемые.

— Поставим дунайский руль, сэр, — моментально ответил Маунд, — как на речных баржах. Если сделать его достаточно большим, можно управлять чем угодно.

— Дайте мне точку опоры и я сдвину Землю, — процитировал Хорнблауэр.

— Точно, сэр. Останется только пробить отверстия для весел. Думаю, снос будет не больше, чем на плоту, сэр. Я пошлю людей работать, как только получу ваши приказы, сэр.

По возбуждению, прорывавшемуся в голосе Маунда, его скорее можно было принять за десятилетнего ребенка, чем за двадцатилетнего офицера. Все его напускное спокойствие было забыто.

— Я пошлю записку губернатору, — сказал Хорнблауэр, — с просьбой одолжить нам четыре лихтера. Может, на всякий случай, попрошу шесть. Приготовьте свои планы в течении часа. Можете послать на «Несравненный» и на шлюпы за всеми материалами и людьми, которые вам будут нужны.

— Есть, сэр!

Нужно было торопиться, потому что этим же вечером через бухту донесся зловещий гул тяжелых залпов — не ставшее уже привычным резкое тявкание полевых орудий, а глубокий, низкий рев осадной артиллерии; французы сделали несколько пробных выстрелов из первой тяжелой пушки, установленной на батарее. На следующее утро, как раз, когда Хорнблауэр вышел на шканцы, с берега неожиданно послышался грохот, подобный раскатам грома, возвещающий начало методического обстрела русских позиций. Эхо первых залпов еще не успело растаять, как его сменил грохот новых выстрелов, затем еще и еще, так что в воздухе стоял постоянный гул словно неподалеку гремел гром, от которого закладывало уши. Дозорный с салинга докладывал о длинной полосе дыма, которую бриз гнал через бухту со стороны неприятельских батарей.

— Вызовите мою барку, — приказал Хорнблауэр.

Шлюпка с «Несравненного» смешалась с шлюпками других кораблей эскадры, доверху наполненными различными припасами, которые были сняты с обоих бомбардирских кечей. Барка танцевала на воде, в лучах разгорающегося рассвета, продвигаясь туда, где стояли на якоре бомбардирские суда, с каждого борта которых было ошвартованы по лихтеру. Дункан, командир «Мотылька», как раз обходил всю группу кораблей на ялике. Поравнявшись с баркой, он дотронулся до шляпы.

— Доброе утро, сэр, — проговорил он и тут же вернулся к своим делам, подняв к губам рупор.

— Много слабины в носу. Выбирать носовой втугую.

Хорнблауэр приказал править к «Гарви» и, подойдя, спрыгнул с барки на лихтер, ошвартованный по правому борту шлюпа — прыгать пришлось с не слишком большой высоты, так как лихтер был наполнен балластом, зато не пришлось отвлекать от работы офицеров и матросов для отдачи почестей прибывающему на борт коммодору. Маунд стоял на крохотных шканцах, пробуя ногой натяжение толстого троса — одного из взятых на «Несравненном» — который был заведен с его корабля на оба лихтера.

— Левый борт, выгружай! — вопил он.

На каждом из лихтеров находилось по большой рабочей команде моряков, в большинстве своем вооруженных сколоченными на скорую руку деревянными лопатами. По команде Маунда, матросы на левом лихтере начали живо выбрасывать песок за борт. Туча песка, подхваченного ветром поднялась за кормой. Маунд вновь проверил натяжение.

— Правый борт, выгружай! — крикнул он снова и, заметив подходящего коммодора, замер, отдавая честь.

— Доброе утро, мистер Маунд, — поздоровался Хорнблауэр.

— Доброе утро, сэр. Мы должны выполнять эту операцию постепенно, как видите, сэр. Кеч у меня старый, так что чуть зазеваешься и он опрокинется в этой упряжке.

— Понимаю, мистер Маунд.

— Русские так быстро прислали нам эти лихтеры, сэр.

— Что в этом удивительного? — ответил Хорнблауэр, — вы слышали французские батареи?

Маунд прислушался и, наверное, впервые обратил внимание на отдаленную канонаду. До сих пор он был слишком был погружен в свою работу, чтобы придавать особое значение грохоту; его заросшее щетиной лицо посерело от усталости — он работал не покладая рук с прошлого вечера, как только Хорнблауэр поставил ему задачу. за истекшее время запасы с обоих кечей были сняты, тросы размотаны и протянуты через их палубы; лихтеры были получены и доставлены в полной темноте и каждая группа из трех судов была соединена в единое целое тросами, обтянутыми на кабестанах.

— Простите, сэр, — извинился Маунд и бросился вперед, чтобы проверить носовой швартов.

Освобождаясь от песка, который выбрасывали за борт сотни пар мускулистых рук, лихтеры поднимались в воде, поднимая закрепленный между ними кеч; тросы и дерево скрипели и было необходимо держать тросы постоянно натянутыми, так как постепенный подъем лихтеров ослаблял их напряжение. Хорнблауэр обернулся в корму, чтобы посмотреть, чем занята другая рабочая команда. Сзади торчала большая бочка, наполовину наполненная водой; от нее к обоим сторонам кормы кеча шли лини, заведенные через блоки в импровизированный брашпиль, установленный на палубе. Травя или выбирая эти лини можно было при помощи системы рычагов на ходу кеча регулировать наклон бочки в ту или иную сторону. Бочке было предназначено таким образом сыграть роль руля — обычный же руль настолько приподнялся над водой, что был практически бесполезен.

— Это всего лишь наше собственное изобретение, сэр, — объяснил вернувшийся Маунд, — я хотел было, как и говорил вам, оборудовать дунайский руль, а Уилсон предложил эту штуку. Я хотел бы обратить на него ваше внимание, сэр. Уверен, это будет гораздо эффективнее.

Уилсон взирал на дело рук своих, ухмыляясь во весь щербатый рот.

— Твое звание? — спросил Хорнблауэр.

— Помощник плотника, сэр.

— Лучший из тех, кого я знаю, сэр, — вставил Маунд.

— Сколько служишь?

— Две кампании на старине «Великолепном», сэр. Одну — на «Аретьюзе» и теперь здесь, сэр.

— Я назначу вас исполняющим обязанности плотника, — сказал Хорнблауэр.

— Спасибо, сэр, спасибо.

Маунд, если бы только захотел, легко мог бы приписать себе все заслуги по созданию этого руля. Оттого, что он этого не сделал, Маунд понравился Хорнблауэру еще больше. Для дисциплины и воодущевления команды очень важно, чтобы хорошая работа сразу же вознаграждалась.

— Очень хорошо, мистер Маунд. Продолжайте.

Хорнблауэр вернулся на свою барку и приказал грести к «Мотыльку». Здесь работа была уже на более продвинутой стадии; из лихтеров было выброшено уже столько песка, что матросы уже с трудом добирали остатки. Теперь, чтобы выбрасывать его за борт, им приходилось поднимать лопаты почти на высоту плеча. «Мотылек» поднялся уже настолько высоко, что была видна широкая полоса его медной обшивки.

— Следите за остойчивостью, мистер Дункан, — сказал Хорнблауэр, — он немного кренится на левый борт.

— Есть, сэр.

Для того, чтобы вновь поставить «Мотылька» на ровный киль, пришлось провести сложную операцию, травя и выбирая тросы.

— Когда мы закончим, осадка не будет превышать двух футов, сэр, — ликующе воскликнул Маунд.

— Отлично, — одобрительно произнес Хорнблауэр.

Дункан послал еще моряков для работы на лихтеры, чтобы они отгребали песок от середины трюма к бортам, чтобы облегчить работу тем, кто выбрасывал песок за борт.

— Еще два часа и мы их очистим, сэр, — доложил Дункан, — останется только прорубить порты в бортах для весел. Он глянул на солнце, которое все еще стояло низко над горизонтом.

— Мы сможеи приготовиться к бою за полчаса до полудня, сэр, — добавил он.

— Пошлите плотников сверлить борта прямо сейчас, — посоветовал Хорнблауэр, — тогда вы сможете дать остальным морякам передышку и возможность позавтракать. Когда они начнут снова, то смогут выбрасывать песок через новые порты и работа пойдет быстрее.

— Есть, сэр.

Закончить все работы по переделке за полчаса до полудня в принципе представлялось возможным, но даже если придется задержаться еще часа на два все равно придется ждать несколько долгих часов, пока не наступят сумерки и можно будет нанести удар. Когда в бортах лихтеров пробили порты, Хорнблауэр вызвал Дункана и Маунда и отдал им последние заключительные приказы.