— Сэр?

— Во сколько сегодня восход солнца?

— Э-э… Что-то около пяти тридцати, сэр.

— Мне не интересно, около скольки это должно произойти. Я спросил: «Во сколько сегодня восход?»

Последовала секундная пауза, — удрученный Буш переваривал полученный выговор, — а затем уже другой голос ответил:

— Пять тридцать четыре, сэр!

Это был розовощекий Кэрлин, второй лейтенант «Несравненного». Хорнблауэру было любопытно, действительно ли Кэрлин знал точное время восхода солнца или попросту сказал наугад, в надежде, что коммодор не будет проверять его вычисления. Что же касается Буша, то ему, конечно, не повезло: получил выговор при подчиненном, но как капитан он должен был знать точное время восхода, особенно если учесть, что прошлой ночью они вместе строили планы, во многом основанные именно на этой детали. Да и слух о том, что коммодор в делах службы не дает спуску никому — даже капитану линейного корабля и своему лучшему другу, — дисциплинирует остальных.

Хорнблауэр раз и другой прошелся по шканцам. Семь дней, как они покинули Даунс — и никаких новостей. При постоянных западных ветрах новостей вполне может и не быть — ни одно судно не может выбраться из мешка Балтийского моря или даже из Гетеборга. Он не видел ни одного паруса со вчерашнего дня, с тех пор как они обогнули Скоу и подошли к проливу Каттегат. Последние новости из Швеции Хорнблауэр получил пятнадцать дней назад, а за пятнадцать дней многое могло измениться. Например, Швеция вполне могла перейти от враждебного нейтралитета к открытому противостоянию. Теперь перед ними лежало узкое горло Зунда — три мили в самом узком месте. По правому борту — Дания. Оккупированная Бонапартом, она, хочет того или нет, несомненно, враждебна Англии. По левому борту — Швеция, а основной судоходный фарватер Зунда пролегает под пушками Хельсинборга. Если шведы — враги англичан, то пушки Дании и Швеции, — Эльсинора и Хельсинборга — могут с легкостью разгромить эскадру, едва та подойдет на дистанцию выстрела, а отступление будет опасным и сложным, если вообще реальным. Может, лучше задержаться, выслать вперед шлюпку, чтобы выяснить, на чьей стороне шведы в настоящий момент. Но выслать шлюпку — значит дать шведам знать о своем присутствии. Если же эскадра войдет в узость прямо сейчас, когда уже достаточно светло, чтобы видеть пролив, то она имеет шансы проскочить без потерь — даже если Швеция теперь враг, в пользу англичан будет фактор внезапности. Конечно, его корабли могут получить повреждения, но с ветром от норд-веста, идя в почти полный бакштаг, даже искалеченный корабль сможет продержаться достаточно долго, пока Зунд не начнет расширяться, что позволит выйти из-под обстрела. Если же шведы все еще сохраняют свой зыбкий нейтралитет, то не будет большого вреда от того, что они увидят британскую эскадру, которая гордо и смело проходит мимо их берегов; это, кстати, напомнит Стокгольму, что Британия чувствует себя на Балтике вполне уверенно и способна, при необходимости, угрожать ее берегам и блокировать торговое мореплавание. Если даже Швеция перейдет во вражеский лагерь, он так или иначе сможет продержаться в Балтийском море до лета — а за лето многое может случиться — и, при доле везения, пробьется обратно через проливы осенью. Итак, были веские причины для того, чтобы повременить с проходом эскадры и разведать обстановку, однако еще более решительные аргументы подталкивали к немедленным действиям.

Корабельный колокол ударил один раз; до рассвета оставалось не более часа и с подветренного борта небо уже серело. Хорнблауэр открыл было рот, но сдержался. Он уже ощущал, что его пульс участился и готов был отдать соответствующий приближающемуся напряженному моменту короткий приказ, но… все же он поступит не так. Пока есть время все обдумать и приготовиться, он будет вести себя как человек, лишенный нервов.

— Капитан Буш! — Хорнблауэр старался заставить себя произносить слова с подчеркнутой медлительностью, как будто суть отдаваемого приказа ничуть не волновала его, — Сигнал для всех кораблей: приготовиться к бою!

— Есть, сэр!

Два красных огня на грота-рее и один пушечный выстрел, — таков был ночной сигнал на случай опасности, угрожающей со стороны неприятеля, по которому на кораблях эскадры объявлялась тревога. Несколько секунд ушло на то, чтобы зажечь фонари; к тому времени, как сигнал стал виден, на «Несравненном» уже вовсю шли приготовления к бою — боцмана свистали всех наверх, палубы были посыпаны песком, матросы готовили помпы, выдвигали и убирали легкие переборки. Команда была сыровата — Бог знает, каких адских мук стоило Бушу найти матросов — но результат мог бы быть и хуже. Серый рассвет робко подкрадывался с востока и остальные корабли эскадры один за другим вырисовывались из ускользающего мрака. Но все же свет был еще недостаточен для того, чтобы рискнуть на проход Зундом. Хорнблауэр повернулся к Бушу и Харсту — его первому лейтенанту.

— Будьте любезны, — протянул он, выговаривая каждое слово настолько бесстрастно, насколько мог себя заставить: — Я хотел бы, чтобы подготовили к подъему сигнал: «Спускаться под ветер в боевом порядке.»

— Есть, сэр!

Теперь было сделано все. Эти последние две минуты ожидания в полном бездействии были особенно мучительными. Хорнблауэр хотел было пройтись по шканцам, но вовремя вспомнил, что должен стоять на месте, если хочет сохранить вид полной бесстрастности. Быть может, на береговых батареях уже растоплены печи, чтобы калить ядра и быть может, уже через несколько минут вся эскадра, которой он так гордится, превратится в жалкую кучку догорающих корабельных остовов. Теперь уже самое время.

— Поднять сигнал! — приказал Хорнблауэр, — капитан Буш, я попрошу вас следовать за эскадрой.

— Есть, сэр! — ответил Буш.

В голосе Буша cлышалось сдерживаемое возбуждение; и до Хорнблауэра вдруг дошло — вся его игра в бесстрастного коммодора абсолютна бесполезна перед Бушем. За долгие годы совместной службы лейтенант, а теперь — капитан Буш, — уже привык, что когда Хорнблауэр стоит как вкопанный, вместо того, чтобы как обычно прогуливаться по палубе, и растягивает слова, как сейчас, — значит, приближается опасность. Это было интересное открытие, но времени, чтобы размышлять о нем уже не оставалось — эскадра входила в Зунд.

«Лотос» шел головным. Викери, командир шлюпа, был избран Хорнблауэром из всех капитанов эскадры как человек с самыми крепкими нервами; можно было не сомневаться, что он пойдет вперед, не дрогнув перед опасностью. Конечно, Хорнблауэр предпочел бы сам идти впереди, но в этой операции находиться в тылу было опаснее — передние корабли могли проскочить, пока артиллеристы на берегу добрались бы до своих пушек и успели бы навести их на цель — а «Несравненный», как самый крупное судно эскадры, с толстой обшивкой, менее уязвимый для огня береговых батарей, пойдет последним, в готовности оказать помощь любому подбитому кораблю, а если придется — и взять его на буксир. Хорнблауэр увидел, как на «Лотосе» поставили марселя, шлюп подвернул и начал удаляться. Следующим шел тендер «Клэм» — самый хрупкий из всех. Одного-единственного меткого ядра достаточно, чтобы пустить его ко дну, а значит, именно «Клэм» должен иметь максимальные шансы проскочить благополучно. За тендером тяжело переваливались на волнах два бомбардирских судна и, наконец, второй шлюп, «Ворон», — как раз перед «Несравненным». Хорнблауэр с удовольствием бы посмотрел, как его командир, Коул, будет вести себя в бою. «Несравненный» замыкал строй эскадры, подгоняемый сильным бризом с правой раковины. Хорнблауэр наблюдал, как Буш обстенил бизань-марсель, чтобы удержать четкую позицию по корме «Ворона». На фоне грациозных элегантных маленьких шлюпов, громоздкий двухдечный линейный корабль казался особенно неуклюжим.

Вот уже показалась и Швеция — мыс Каллен слева по курсу.

— Прикажите бросить лаг, мистер Харст.

— Есть, сэр!

Хорнблауэр заметил, что Харст поглядывает на него несколько искоса; очевидно, он никак не мог сообразить, для чего человеку, находящемуся в здравом уме, понадобилось бросать лаг, когда через несколько минут корабль может попасть под обстрел. Однако Хорнлауэр хотел знать, сколько еще придется находиться в напряжении и, к тому же, какой смысл быть коммодором, если нельзя позволить себе некоторые причуды? Мичман с парой старшин побежали на корму с лагом и песочными часами; скорость корабля была достаточно велика, чтобы руки старшин, удерживающие лаглинь подрагивали от напряжения.