Царь Итаки понятия не имел, сколько шпионов у Агамемнона в городе, но был уверен, что больше ему не удастся внедрить ни одного. Гектор, или другой человек, командующий обороной Трои, наверняка запечатает теперь последние ворота, чтобы не дать новым беженцам — и микенским шпионам — проникнуть в город.

Одиссей предвидел, что рано или поздно его союзники предложат взобраться на огромные стены. Он вспомнил, что было две ночи тому назад. Он и несколько его моряков с «Кровавого ястреба» устроились во дворе дворца, некогда принадлежавшего Антифону, а теперь ставшего домом мирмидонцев Ахилла. В тот день сражений не было, но появились новые торговцы вином, и настроение у людей было праздничным.

Щитоносец Ахилла Патрокл, стоя с кубком вина в одной руке и ломтем жареной баранины в другой, приводил доводы в пользу попытки взобраться на стены.

— Посмотри на них, — сказал Патрокл, слегка покачиваясь, и махнул кубком в сторону южной стены. — Даже ребенок мог бы на нее взобраться. Много зацепок для рук между камнями.

Он жадно сделал большой глоток вина.

— Мы подождем до темноты, потом мирмидонцы переберутся через западную стену, прежде чем троянцы увидят, что мы идем. Пробьемся к Скейским воротам — и город наш. Что скажешь, Одиссей?

— Скажу, что для меня дни карабканья на стены прошли, мальчик. И западная стена — скверный выбор. Потому что все знают: она ниже всех остальных стен, слабое звено в цепи, поэтому ее охраняют лучше остальных.

— А какую стену выбрал бы ты, Одиссей? — спросил Ахилл, который лежал на спине и смотрел на звезды.

— Я бы попытался на северной.

Патрокл насмешливо фыркнул.

— Вертикальный утес с крутой стеной наверху? Готов поспорить, туда не смог бы взобраться никто.

— А я готов поспорить, — ответил Одиссей, — что ты не смог бы взобраться на западную стену.

Патрокл никогда не мог воспротивиться искушению поспорить, это Уродливый Царь очень хорошо знал. Патрокл, Одиссей и Ахилл в сопровождении веселых, пьяных мирмидонцев и итакийцев оставили дворец и отправились к западной стене. В обрамлении звездного света стена парила высоко над ними.

— На что спорим, старый царь? — спросил Патрокл.

— Пять моих кораблей против нагрудника Ахилла.

Ахилл приподнял брови.

— Почему против моего? — спросил он.

— Потому что хорошо известно, что у Патрокла нет ни единого медного кольца, которое вызванивало бы его имя, и он никогда не отдает того, на что спорил. Ты же человек чести и заплатишь долги своего друга, как всегда.

Патрокл ухмыльнулся, не обескураженный, а Ахилл пожал плечами.

— Так тому и быть, — сказал он. — А если Патрокл заберется на стену и будет убит, когда окажется на ее вершине?

— Тогда условие останется в силе, и ты выиграешь пять итакийских кораблей.

Молодой воин завязал свои заплетенные в косу светлые волосы, притянув конец косы к шее, и, побежав к стене, вспрыгнул на первый высокий камень. Потом, легко находя опору для рук и ног, проворно взобрался туда, где стена становилась вертикальной. Там он помедлил, глядя вверх. Патрокл нашел зацепку справа, вытянулся, едва ухитрившись ухватиться за нее кончиками пальцев. Осторожно подтянул ноги, сперва одну, потом другую, и начал высматривать слева новую зацепку для руки. Там ее не было. Вершина огромного камня, за который он цеплялся, была далеко за пределами досягаемости его руки.

Видя, в какое трудное положение он попал, итакийцы начали насмешничать, но Одиссей заставил их замолчать. Царь посмотрел на вершину стены. Он не видел в темноте часовых, но знал, что они там.

Патрокл осторожно передвинул правую ногу к узкой щели в камне. Он ерзал босыми пальцами ноги до тех пор, пока не сумел укрепиться на этой жалкой опоре. Потом снова посмотрел вверх, чтобы проверить, куда собирается добраться.

Сделал глубокий вдох и прыгнул на вершину камня. Он едва-едва сумел допрыгнуть, вцепившись в верх кончиками пальцев.

Его правая нога соскользнула, но он умудрился забросить правую руку на верх камня и удержался, царапая ногами в поисках опоры.

Однако звук этот встревожил часовых.

Одиссей увидел, как над краем стены, высоко вверху, появился воин и, быстро отодвинувшись, что-то крикнул своим товарищам. Через стену перегнулся стрелок с луком; на тетиве лежала стрела. Патрокл был для него отличной мишенью.

Потом справа от себя Одиссей увидел какое-то мгновенное движение. Ахилл выхватил кинжал и метнул в лучника, стоявшего высоко вверху. Кинжал мелькнул в воздухе, вращаясь в лунном свете, и с глухим стуком ударил лучника в голову. Это было немыслимо: такая маленькая мишень, на такой высоте, всего лишь в свете звезд.

Ахилл рванулся вперед.

— Спускайся, Патрокл, быстро!

Его щитоносец проворно спустился со стены, и вдвоем они побежали обратно к мирмидонцам, которые прикрыли их отступление, стреляя вверх, в собравшихся троянских лучников.

Когда они подбежали к ожидающему Одиссею, Патрокл смеялся.

— Ну, старый царь, на что теперь поспорим? — спросил он.

— Ты не добрался до верха стены.

— Меня остановили действия врагов.

— Так действия врагов не принимались в расчет? Этот спор был недействительным.

Патрокл дружески пожал плечами, и все они вернулись во дворец.

Но до Агамемнона дошла весть о восхождении молодого воина, и на следующий день царь битв выдвинул гибельный план: взобраться на стены и взять Скейские ворота.

Сейчас, два дня спустя, Одиссей нехотя улыбнулся про себя, идя по освещенному солнцем городу. Ему нравился Патрокл. Патрокл нравился всем. Он всегда был жизнерадостен, часто валял дурака, чтобы позабавить царя, и был храбр, как лев.

«Странно, — подумал Одиссей, — оттого что Патроклу явно нравится Ахилл, воины стали лучше относиться к фессалийскому царю, часто мрачному и необщительному».

Патрокл развлекал людей долгими днями, а Одиссей, избегавший Агамемнона и западных царей, нуждался в развлечениях. Среди западных царей все время вспыхивали ссоры. Нестор и Идоменей редко разговаривали друг с другом, после того как Острозубый однажды внезапно оттянул своих лучников с поля битвы, оставив войска Нестора атаковать без прикрытия один из дворцов нижнего города. Острозубый избегал Одиссея, потому что царь Итаки не упускал случая напомнить ему, что тот обязан Одиссею своим золотым с серебром нагрудным доспехом, поставленным на кон в споре: продержится ли Банокл достаточно долго в кулачном бою. А Агамемнон и Ахилл теперь ненавидели друг друга и непрерывно из-за чего-нибудь ссорились, даже из-за того, кому будет принадлежать рабыня, дочь жреца.

Одиссей знал, что Агамемнона вполне устроит, если Ахилл погибнет у Трои. Когда они вернутся наконец в свои родные земли, Агамемнон не захочет иметь в соседях такого сильного царя и потенциального врага.

Идя через нижний город, Уродливый Царь печально осматривался по сторонам. В этой части Трои было немного дворцов. Здесь находились дома мастеровых — красильщиков, горшечников, текстильщиков — и многочисленных слуг огромных домов знати. До войны тут по улицам и переулкам бегали дети, на каждой площади были раскинуты яркие базары, торговцы заключали здесь сделки, спорили и смеялись, часто затевали свары. А теперь повсюду царило запустение и вонь смерти. Трупы с улиц убрали, но троянские семьи, убитые в их домах, все еще лежали там, и трупы разлагались в тепле раннего лета.

Вдалеке Одиссей слышал погребальный распев: «Услышь наши слова, о Аид, Господин Глубочайшего Мрака».

Убитые воины западных армий отправились на погребальный костер после почетного ритуала. Семьи, убитые ими, были оставлены гнить.

Глубоко задумавшись, Одиссей приблизился к лечебнице. Раньше тут находились казармы илионцев, потом — лечебницы для троянских раненых, которые были убиты до последнего человека после взятия нижнего города. Теперь здесь лежали раненые и умирающие воины Агамемнона.

Одиссей поколебался, прежде чем войти. Он собирался навестить своих раненых воинов, но выполнение этого долга не доставляло ему удовольствия. Пока он медлил у входа, наружу вышел молодой лекарь Ксандер. Мальчик выглядел смертельно усталым, его туника была покрыта кровью, и засохшей, и свежей. Даже среди веснушек на его лице виднелись кровавые брызги.