He одне только трагическія актрисы поднимаются по темной лестнице и въ сопровожденіи Констана или Рустама проникаютъ, пройдя мрачный коридоръ, день и ночь освещаемый лампами, въ антресоли, которыя занималъ некогда Бурьеннъ и которыя посредствомъ потайной лестницы сообщаются съ оффиціальными апартаментами. Каждое утро г-жа Бернаръ, придворная цветочница, доставляетъ букетъ для секретнаго кабинета. Это – подрядъ въ 600 франковъ въ годъ. Но цветы, возобновляемые ежедневно, вянутъ медленнее, чемъ чувство, внушаемое визитерами.

По мере того, какъ усиливается могущество Бонаиарта, всякихъ просительницъ, честолюбивыхъ интриганокъ набирается столько, что всехъ не перечесть. Къ каждому человеку, достигшему вершины власти, льнутъ всегда корыстолюбивыя поклонницы, ожидающія только знака, чтобы отдаться. Стараясь всегда съ нимъ встречаться, быть постоянно у него на глазахъ, оне, какъ милостыни, просятъ его взгляда, молятъ подороже купить ихъ позоръ.

Наполеону – не следуетъ этого забывать – въ 1800 г. – тридцать одинъ годъ, въ 1810 г. – сорокъ одинъ; 1800–1810 г.г. для него – время, когда его силы достигаютъ наиболее полнаго расцвета и наиболее сильно проявляется его темпераментъ. Онъ не ищетъ приключеній, но и не избегаетъ ихъ. He считая Жозефины, две женщины во всякомъ случае внушили ему страстное чувство, заставивъ его изменить своему характеру; вообще же онъ мало думаетъ о женщинахъ, Ни одна изъ нихъ не можетъ помешать ему работать, отвлечь отъ интересующихъ его мыслей, заставитъ отложить осуществленіе его плановъ, изменить образъ действій. Но то что онъ находитъ подъ рукой, онъ берегь совершенно просто.

Для него это нечто въ роде еды, которую на всякій случай готовятъ ему на ночь. Онъ не сделалъ бы для этого самъ ни единаго усилія; съ его стороны – никакихъ подготовительныхъ шаговъ, никакихъ хлопотъ, ни малейшаго безпокойства; и тотчасъже после этого онъ или принимаетъ ванну или садится за рабочій столъ. Безнравственно ли это? Какой мужчина не делалъ бы того же, будучи на его месте? Какой государь не делаетъ хуже этого? Важно не то, что какія то дамы подъ вуалью таинственно пробираются ночью въ тайный апартаментъ; важво, чтобы ни одна женщина – ни супруга, ни любовница – не имела привычки бывать въ рабочемъ кабинете или въ министерскомъ салоне. Въ противномъ случае и изъ наилучшаго мужа волучится никуда негодный государь.

Если бы речь шла не о Наполеоне, если бы иныя изъ этихъ мимолетныхъ увлеченій не были сознательно разсказаны въ искаженномъ виде; если бы некоторыя изъ техъ, кому улыбнулась удача, не вздумали превратиться въ писательницъ, чтобы зарабогать на мемуарахъ или приписать себе роль, которой никогда не играли, или обмануть относительно роли, которая была имъ дана на какомъ-нибудь экстраординарномъ представленіи, – на этомъ не стоило бы, пожалуй, и останавливаться. Но нареканія были слишкомъ резки; клевета – слишкомъ ядовита, чтобы не попытаться здесь, какъ и въ другихъ случаяхъ, возстановить истину.

Одну изъ этихъ женщинъ, безъ сомненія, наиболее известную въ качестве писательницы, наиболее облагодетельствованную Консуломъ и императоромъ, мы, пока что, еще не можемъ разоблачить, потому что, какъ бы ни были серьезвы подозренія, они не могутъ заменить матеріальныхъ доказательствъ; но знакомство съ личностями, подобными ей, позволитъ, безъ сомненія, и ее поставить на то место, которое она должна была бы занимать.

Другая, гораздо менее известная, но до последняго времени больше всехъ другихъ оказывавшая услуги всякимъ памфлетистамъ, – это г-жа Водей, которая при провозглашеніи Имперіи была назначена придворной дамой по настоятелыюй рекомендаціи г-на Лекутель де Кантелэ.

Хорошаго происхожденія, – дочь замечательнаго военнаго, Мишо д'Арсона, который при осаде Гибралтара изобрелъ непотопляемыя батареи, выработалъ планъ Голландской кампаніи 1793 г., взялъ безъ единаго ружейнаго выстрела Бреда и былъ однимъ изъ первыхъ сенаторовъ при Консульстве, – она хорошо вышла замужъ: ея мужъ, г. Барберо де Веллексонъ, владетельный сеньёръ Водей, наместкикъ Бургундіи, принадлежалъ къ старинной эльзасской фамиліи, поселившейся въ Грей въ XV столетіи. Къ тому же, она обладала очень красивой наружностью, блестящимъ умомъ, была большой интриганкой, прелестно пела и еще лучше писала. Она была назначена статсъ-дамой въ іюле 1804 г., попавъ какъ-разъ въ первую очередь, въ которой оказалась вместе со своими подругами и г-жа Ремюза, бывшая компаньонка; и такъ какъ Императрица ехала на воды въ Эксъ-ля-Шапель, то она сопровождала ее туда.

Когда Наполеонъ въ начале сентября пріехалъ къ Жозефине въ Эксъ передъ своей тріумфальной поездкой по Рейну, г-жа де Водей участвовала во всехъ празднествахъ и всеми силами старалась развлекать повелителя. После возвращенія она решила, что можетъ потягаться съ Имлератрицей, у которой проснулась ревность, решила, что можетъ делать столько же долговъ, сколько делала Жозефина, обставить свой домъ съ роскошью, подобающей фаворитке. Въ хорошенькомъ, маленькомъ замке Тюильери, въ которомъ жили впоследствіи m-lle Рашель и г. Тьеръ, и где теперь монастырь Ассомпціонистовъ, она жила по-княжески, собирали многолюдное, пестрое общество, устраивала празднества.

После первой аудіенціи, которая порядкомъ затянулась, она представила списокъ своихъ долговъ, которые и были уплачены; вторично – тотъ же успехъ; но когда въ третій разъ ода обратилась съ просьбой объ аудіенціи, Наполеонъ решительно отказалъ. «Я не такъ богатъ и не такъ простъ, – сказалъ онъ Дюроку, – чтобы платить такъ дорого за то, что можно получитъ гораздо дешевле; поблагодарите г-жу де Водей за ея доброту ко мне и больше не говорите мне о ней».

Тогда она пишетъ ему патетическое письмо, въ которомъ объявляетъ, что отравится, если ея долги – долги чести! – не будутъ уплачены въ двадцать четыре часа. Дежурный адъютантъ мчится въ Отэй и находитъ ее готовой ко всему, но только не къ самоубійству. Ей тотчасъ же предложили, какъ статсъ-даме, подать въ отставку и вотъ почему ея имя не значится ни въ одномъ имперскомъ альманахе.

Это она, уже немного не въ своемъ уме, предлагала впоследствіи Полиньяку убить Наполеона; это она, впавъ въ глубокую нищету, почти слелая, съ парализованной рукой, носиласъ съ своими Souvenirs du Directoire et de l'Етріге, служившими ей предлогомъ для попрошайничества; и она же, наконецъ, доставила издателю Лядвока те части Мемуаровъ статсъ-дамы, которыя позволили увеличить размеры Мемуаровъ Констана. Это была, по крайней мере, почти сумасшедшая и очень нуждалась. У другихь не было и этяхъ оправданій.

Жозефина, по настоянію Лекутеля, включила г-жу де Водей въ придворный штатъ. У нея было множество протеже такого же или более низкаго сорта, выдвинутыхъ менее значительными покровителями; весь смыслъ пребыванія ихъ при Дворе сводился къ тому, что оне удовлетворяли прихоти Наполеона. Но со стороны Жозефины въ этомъ не было ничего преднамереннаго; предполагать, что она слособна была покорно доставлять мужу подобныя развлеченія, значило бы совершенно не лонимать ее; у нея, какъ у креолки,_: быластранная потребность окружать себя угодницами, которыя, не принадлежа влолне ни къ свету, ни къ челяди, нравились бы ей своими хорошенькими личиками, забавляли ее веселой болтовней, развлекали своими талантами, вообще, оживляли этотъ «мрачный, какъ само величіе», дворецъ, изъ котораго она никогда не выходила. Она брала ихъ, не наводя о нихъ подробныхъ справокъ, тронутая несчастьями, о которыхъ ей разсказывали, очарованная гибкостью движеній, милымъ личикомъ, какимъ-нибудь осіроумнымъ ответомъ. Некоторыя изъ этихъ молодыхъ особъ уже раньше имели любовныя связи; все оне – жаждутъ победъ, очень бедны, получили такое воспитаніе, которое не научило ихъ бьггь разборчивымн; и вотъ оне, съ ихъ жалкими платьицами, оказываются вдругъ въ обстановке Двора, превзошедшаго своей изысканной роскошью все, существовавшее до сихъ поръ. Целый день. оне были ничемъ не заняты, жили въ атмосфере праздности внутреннихъ покоев и имъ только и оставалось, что ухаживанье блестящихъ офицеровъ, которыхъ оне могли надеяться сделать своими мужьями: другія, не лучше ихъ, выходили, ведь, за генераловъ, теперь – маршаловъ Имперіи! To и дело оне видели, какъ приходилъ и уходилъ совершенно запросто тотъ, отъ котораго исходили все милости, который однимъ мановеніемъ руки создавалъ и разрушалъ счастье. Когда онъ проходилъ, оне старались попасться ему на глаза, страстно ожидая призывнаго жеста, готовыя всемъ рискнуть, только бы добиться его; многимъ, положимъ, и рисковать было нечемъ. И такъ какъ оне были очень сговорчивы, ловки и употребляли все усилія, чтобы нравиться, такъ какъ подчиненныя всегда настороже, следили, какъ истые лакеи, не обратитъ ли Императоръ вниманія на какую-нибудь изъ нихъ, то дела эти устраивались очень быстро, все совершалось, какъ по писанному, безъ малейшаго старанія соблазнить съ одной стороны и безъ малейшаго признака увлеченія – съ другой. Какъ бы осторожно ни велась интрига, Жозефина, въ конце концовъ, замечала ее. Тогда следовала сцена ревности и увольненіе молодой особы; последняя, получивъ обыкновенно хорошее приданое, вступала въ бракъ съ какимъ-нибудь не особенно разборчивымъ сеньеромъ, делая блестящую партію и становилась одной изъ родоначальницъ знати.