Луна… «Остолбенев от изумления, старый ученый и его товарищи не без страха смотрели на этих гигантов, имевших по крайней мере двенадцать футов роста. Голова у них была удивительного объема, совершенно непропорционального туловищу: она качалась на длинной, тонкой шее, казалось, едва державшейся на узких, худых плечах; по бокам болтались костлявые, тощие руки, оканчивавшиеся широкими кистями; непомерно плоская грудь, словно не заключавшая в себе вовсе легких, переходила внизу в столь же плоский живот, а последний — в длинные, худые ноги с огромными ступнями».

«Они именно таковы, какими я их себе представлял, — опомнившись, утверждает профессор Осипов. — Если у них громадный череп, значит, их мозг развитее нашего; грудь селенитов узка, так как их легкие функционируют под гораздо меньшим давлением, чем на Земле… Словом, что ни возьмите, все зависит от тех условий, в которых живет известное существо…» Эта последняя мысль очень верна, и мы постараемся запомнить ее, но… Впрочем, об этом чуть позже.

На Венере у Ле Фора и Графиньи обитают две расы. Первая чрезвычайно напоминает землян. «Незнакомцы походили на обитателей страны пирамид: продолговатое лицо, обрамленное густой черной, тщательно завитой бородой, совершенно голый череп, черные огненные глаза. Одеты они были в короткие туники, обуты — в подобие древних котурн красного цвета». Если вспомнить о рабовладении, царящем на Венере, — чем, в самом деле, не древние египтяне?!

Роль рабов на Венере выполняет народ Боос. «Эти существа вместо человеческой кожи были покрыты чем-то вроде тюленьей шкуры, ноги оканчивались круглыми плоскими ступнями, походившими на ланы уток, длинные мускулистые руки спускались почти до колен. На пальцах как рук, так и ног находились плавательные перепонки, на плечах сидела круглая голова с большими глазами, широким ртом, острыми белыми зубами и слуховыми перепонками вместо ушей». Что ж, учтем, что значительную часть времени люди Боос проводят в воде, тем самым мы легко поймем и их особенности…

Поскольку Марс много легче Земли (его диаметр почти вдвое меньше земного), сильно отличаются от землян и обитатели «красной» планеты, «Высокого роста, тощие, худые, с огромными ушами и совершенно плешивыми головами, обитатели Марса казались какими-то карикатурными уродами. Но что было у них всего замечательнее, так это широкие кожистые крылья, походившие на крылья летучей мыши; эти крылья служили своим обладателям вместе с тем и одеждою, в которую они драпировались с большим достоинством. У некоторых, по-видимому, начальствующих лиц, перепонка крыльев была весьма искусно раскрашена в разные цвета и местами покрыта металлическими украшениями».

Таковы у Ле Фора и Графиньи инопланетяне. При кажущейся оригинальности внешнего облика все они слишком похожи на землян, представляют собою ухудшенные или улучшенные, но всего только слепки с обитателей Земли, выглядят так, как выглядели бы, вероятно, проэволюционировавшие в их условиях земляне. А ведь самим авторам принадлежит мысль о том, что «все зависит от тех условий, в которых живет известное существо»! Почему же эта вполне здравая мысль так неожиданно узко преломилась в романе?

И совсем уже земными оказываются в книгах Ле Фора и Графиньи инопланетные пейзажи.

В самом деле, попробуйте догадаться, где еще, кроме родной нашей планеты, в каком уголке Солнечней системы могли бы встретиться земным космонавтам такие вот картинки?

«Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы, на опушке густого леса» с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала серебристая лента ручья».

Это, дорогой читатель, — Меркурий!

«Они находились на берегу моря: вблизи раздавался гул прибоя; ветер доносил, до них брызги соленой влаги; под ногами хрустел прибрежный песок, смешанный с мелкими камешками… Словом, окружающая обстановка во всем напоминала им родную планету». Однако же местный пейзаж «резко отличался от пейзажа Земли». Чем же? Да тем, что «вместо зеленого цвета здесь все деревья, кустарники» травы были окрашены в красный цвет различных оттенков, начиная с оранжевого и кончая алым…».

Только вот этот традиционный красный оттенок и подсказывает нам, что перед нами, ясное дело, — Марс!..

Но отчего же это так? Отчего при всем подчас отличии от земного все инопланетное сводится-таки у наших авторов к сугубо земному?

Это, конечно, не случайно.

Открой мы сейчас вместо рассматриваемых романов любое из многочисленных сочинений Камиля Фламмариона — французского астронома, [21] который к концу прошлого века популярностью своих книг едва ли не затмевал даже Жюля Верна, — мы и там обнаружим в иных мирах чем-то отличные от земных и тем не менее изначально земные условия.

Все дело в том, что конкретный земной опыт, метафизический способ мышления довлел в прошлом веке над самыми отчаянными фантазерами. Земные мерки и критерии переносились и в космос; они казались в целом единственно возможными, абсолютными. Нужны были серьезнейшие сдвиги в характере самой науки, чтобы вслед за уже достигнутыми результатами (которых в романах тех же Ле Фора и Графиньи отражено великое множество) пришло диалектическое осмысление их, в том числе и осмысление такого самоочевидного для нас факта, как проистекающее из разнообразия строения и свойств материи разнообразие ее форм. Лишь в результате этой, говоря ленинскими словами, «новейшей революции в естествознании» конкретный земной опыт потерял оттенок обязательности, абсолютности при сопоставлении его с бесконечностями Вселенной.

Едва ли не символической предстает в этом плане такая деталь в «Необыкновенных приключениях русского ученого». Ле Фор и Графиньи снабжают своих героев отличными, с трехдневным запасом кислорода в баллонах, скафандрами. Но вот используются-то эти последние не так уж часто. Ибо и на Луне, и на Венере, и на Марсе, и даже на Меркурии (а позднее и на крохотном обломке Меркурия, увлеченном кометою) существует, оказывается, не просто атмосфера, но именно та самая смесь азота с кислородом, какою дышит человек Земли. Лишь на Фобосе, из-за разряженности атмосферы и для марсиан-то служащем чем-то вроде исправительной колонии, да на видимой стороне Луны (высочайшие горные цепи не пропускают сюда воздушные массы с другой половины нашего спутника) герои романа вынужденно облачаются в скафандры…

Неосознанный геоцентризм в описании природных условий на иных планетах в разной, конечно, степени характерен для всей фантастики прошлого века. Космическая одиссея русского ученого в изложении Ле Фора и Графиньи — наглядное тому подтверждение.

Эта «невыдуманная» история произошла лет через десять после того, как Филеас Фогг совершил свое рекордное путешествие.

Эмиль Детуш, голодный и иззябший парижский безработный, стоя перед витриной, залитой светом, забитой дичью, рыбой и фруктами, твердо решил покончить с собой. И именно в этот момент отверженным бродягой вдруг заинтересовался «высокий тучный господин с черной бородкой и волосами, с одутловатым лицом, с огромным животом, еле помещавшимся в просторном, с трудом застегнутом пальто». То был мсье Ш. - король угля и железа, один из богатейших людей Франции.

Нежданный филантроп накормил Эмиля Детуша изысканным обедом, во время которого не уставал «придерживать» аппетит своего подопечного.

«Капельку терпения, друг мой, — мягко, но настойчиво убеждал он Эмиля. — Поберегите ваш аппетит — это наиболее ценное из благ… Вы слишком набиваете себе желудок… Будьте умеренны… Довольно этого паштета из перепелок… Приберегите свои силы для пулярки… Не забудьте, что еще будет салат из морской капусты…».

Когда Эмиль окончательно насытился, мьсе Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. «Я живу только желудком и только для желудка! — заявил он. — Есть — это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма — причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка — центральной точки живота… Желудок — вот истинный бог человечества!».