При виде человека котенок сделал слабую попытку зарычать, но рука крепко ухватила загривок и осторожно сняла котенка с коряги. Он тихо зашипел, отчего на лице мальчика появилась усмешка.

— Тихо, малыш, тихо, — сказал он мягко. — Как это тебя угораздило забраться сюда?

На сиденье, за спиной у мальчика, валялось старое полотенце, которым он вытирал руки от рыбьей слизи. Он оторвал сухой конец и завернул в него котенка. Потом поднял запеленатого малыша и свободной рукой аккуратно вытер ему глаза, которые тотчас плотно закрылись. Мальчик расстегнул рубашку, засунул за пазуху узелок с котенком и, застегнувшись, начал грести.

Он греб против течения к широкому притоку реки, впадающей в Миссисипи с востока, в миле от города Альма, потом вверх по этому притоку, пока не добрался до перекошенной старой деревянной пристани. Мальчик привязал веревку к одной из свай, сел и достал из-за пазухи котенка.

— Ты в неважном состоянии, китти-кэт, — пробормотал он. — Даже представить себе не могу, что это с тобой приключилось. Как видно, ты долго просидел на этой коряге. Держу пари, ты совсем голодный.

Он нащупал в ведерке какую-то рыбешку и вытащил. Отщипнул кусочек размером с земляной орех и сунул под самый нос котенка.

— На-ка, попробуй!

Котенок только зажмурился. Мальчик покачал головой и потер кусочком рыбы мордочку зверька.

Инстинктивно котенок облизнулся: голод поборол страх и слабость. Он схватил кусочек, и через несколько минут вся рыбка была съедена. Мальчик шарил рукой в ведре, стараясь поймать единственную оставшуюся рыбешку. Поймав, наконец, ее, он обернулся к котенку и улыбнулся. Маленькие глазки сверкали ярко и настороженно, следя за движениями мальчика.

— Ух ты! Какой голодный! — Он раскрыл мокрую ладонь перед самым носом котенка.

Снова малыш жадно ел и потом облизывал сок с пальцев мальчика. Тот держал ладонь перед самым носом котенка, пока щекочущий шероховатый розовый язычок не перестал вылизывать остатки сока. Тогда он снова осторожно сунул сверток с котенком за пазуху, подхватил снаряжение и ступил на ветхий причал.

— Отнесу-ка я тебя сначала в сарай, — сказал он котенку, — и попробую стянуть для тебя немного молока, а потом, может, и вымою тебя и погляжу, на что ты похож.

Мальчик держал путь среди густого подлеска по тропинке, взбирающейся на крутой холм, а с него по склону к старому каркасному дому, сильно нуждающемуся в ремонте. Сарай невдалеке выглядел получше дома. Между двумя строениями стояла забрызганная грязью, местами ржавеющая машина.

— О-о, — пробормотал он забеспокоившись. — Па дома.

Его отец, Эд Эндрюс, страстно ненавидел кошек, причины этой неприязни мальчик не знал. Однако он видел, как отец умышленно пристрелил нескольких. Он не знал, поступил бы его отец так же безжалостно по отношению к беспомощному котенку, но и не собирался проверять это. Бесшумно он стал пробираться вдоль сарая, пока наконец не добрался до двери. Он прокрался внутрь и тихо закрыл за собой дверь.

Сарай был завален ящиками, ржавыми инструментами, немногочисленным подержанным садовым инвентарем и грудой пустых мешков. Мальчик встряхнул три мешка, выгреб кучу сора из картонной коробки из-под консервированного супа, устлал дно мешками и осторожно положил туда котенка. Голова маленького кота свесилась набок. Тепло и мучительная усталость погрузили его в непреодолимое дремотное состояние. Его глаза чуть приоткрылись, когда мальчик соскреб кусочек грязи с меха между ушками, и тут же закрылись. Весь он был в засохшей грязи, но, быстро оценив его состояние, мальчик на цыпочках пошел к двери. Он снял со спиннинга остатки рыбешек и завернул их в газету.

— Ты подожди, — прошептал он спящему котенку, — я скоро вернусь.

Тодд Эндрюс медленно, с подчеркнутой небрежностью зашел в кухню и рассеянно отпустил дверь, так, что она хлопнула.

— Тодд! — Голос матери был резким, но не таким злым, как он ожидал. Что я говорила тебе насчет хлопанья дверьми?

— Прости, ма, — ответил он, — она как-то сама выскользнула из рук.

— Эта дверь всегда выскальзывает, когда ты приходишь. Приехал отец, он хочет кое-что тебе сказать. Пойди к нему.

Мальчик кинул сверток на полку старого холодильника и вошел в столовую. Он был очень удивлен, увидев отца одетого в свой старый, поношенный костюм. Плоский чемоданчик стоял у двери.

Старшему Эндрюсу, невысокому тощему человеку, казалось, было не по себе в этом костюме. Он улыбнулся, увидев сына.

— Вот, достал работу, малыш, — сказал он горделиво. — Мистер Джефферс был доволен моей помощью в устройстве нового оборудования в его магазине и поэтому устроил меня на новое место, в магазин, который купил в Сент-Луисе. Он сказал, что у меня склонность, как это, к моторам и технике. Вот что он сказал. Так что он мне здорово помог.

Мод Эндрюс, все еще миловидная женщина с проседью в черных волосах, вошла в комнату, обняла сына за плечи и прижала к себе.

— Твой отец собирается уехать месяца на три-четыре, Тодди. Может быть, если дела пойдут хорошо, он найдет постоянную работу, и мы переедем туда жить.

Она улыбалась, но мальчик видел, как она боится, что отец все разрушит своим пьянством.

— А почему мы не можем жить здесь, па, чтобы ты работал здесь?

— У меня нет выбора: работа, которую я выполнял здесь, сделана. У них нет больше другой работы.

Когда родители уже сидели в машине, мать сказала:

— Мне надо еще кое-что купить в Виноне, после того как я посажу отца на поезд. Там есть для тебя сосиски на обед.

Он кивнул:

— О'кей, ма. Будь осторожна. Удачи, па!

Тодд был задумчив, когда вернулся в дом и открыл холодильник. Он говорил правду, желая отцу удачи. Несмотря на то что отец иногда плохо обращался с ма и с ним, он был неплохим человеком. Тодд очень хотел, чтобы у него хорошо пошли дела, в основном ради матери. Он глубоко вздохнул и без особого интереса осмотрел содержимое холодильника. Взгляд его упал на газетный сверток с остатками рыбы, а за ним на полпинты молока. Котенок! Он совсем забыл о нем. Отъезд отца так удивил его, что он обо всем забыл. Он схватил кувшин молока, налил немного в кастрюлю и поставил на плиту. Пока молоко грелось, он налил полведра горячей воды и сунул в карман кусок мыла. Потом выключил огонь, вылил молоко в большую чашку и с ведром и чашкой пошел в сарай.

Котенок проснулся и с тихим фырчанием противился, когда мальчик разворачивал его. Тодд громко рассмеялся и поставил малыша перед чашкой. Тотчас аромат теплого молока коснулся ноздрей котенка, и он насторожился. Тодд пригнул голову котенка так, что кончик его носа окунулся в молоко, и только тогда отпустил его голову. Котенок поднял голову и облизнулся. Вкус молока страшно его взволновал, и когда мальчик снова пригнул его голову, он не упрямился, а опустил мордочку ниже и начал лакать. Наевшись, он отошел от чашки и глубоко зевнул. Теперь, впервые за все время контакта с мальчиком, он не выказывал никаких признаков страха или гнева, когда его осторожно подняли.

Это вновь обретенное чувство безопасности продолжалось недолго. Мальчик разыскал в сарае старый таз. Он посадил туда котенка и держал его одной рукой, в то время как другой плеснул из ведра немного воды. Прикосновение воды вызвало панику и визг. Котенок стал фырчать, царапаться, рваться на свободу, но Тодд ждал этого и крепко держал его. Чтобы прекратить крик котенка, Тодд начал тихо напевать, успокаивая малыша, и потом заговорил, отмывая ужасно грязного котенка.

— Знаешь, — сказал он, — я читал книгу о собаке, которую звали Старый Йеллер. Его прозвали так из-за цвета, он был желтый, как яичный желток. Ну, а тебя, китти-кэт, назову-ка я Йоулер, что значит Крикун, очень уж страшный у тебя голос.

Маленький кот сделал нерешительную попытку укусить Тодда за палец, но все-таки уступил и стоял, неудержимо дрожа под мыльной пеной, въедающейся в его мех. Тодд внимательно осматривал намыленного зверька, который как раз собирался закричать.