Иногда бывало ясно, кому из них принадлежит голос. Нотоль шептала мне о грандиозных вещах: о том, как работает Вселенная, о волшебной силе. Парвен читал лекции по военному делу, рассказывал мне об атаке и защите, о тактике и стратегии, которые они использовали в ходе тысячелетней войны. Зиддари был… ну, Дарзидом — и мог говорить о чем угодно, начиная с того, как обращаться с рабами, и заканчивая именами наших врагов и друзей.

Иногда я вовсе не слышал никаких голосов, но стоило мне задаться вопросом о фехтовании, и Парвен отвечал мне. А если я задумывался, как волшебством подогреть воду в ванне, мне подсказывала Нотоль.

Спустя еще несколько дней лорды принялись рассказывать мне о причинах и истории их войны с принцем Д'Нателем, о том, что все жители этих земель могут колдовать, но только некоторым это удается лучше. Нотоль поведала, что предки Д'Нателя, точнее, древний король дар'нети по имени Д'Арнат запретил сильнейшим чародеям пробовать что-то новое и творить заклинания, на которые никто, кроме них, не был способен. На мой взгляд, это было вопиющей несправедливостью, как если бы папе не позволяли сражаться на мечах, лишь потому, что он делал это лучше всех.

Именно так, — подтвердила Нотоль в моей голове. — Д'Арнат боялся, что власть перейдет в более талантливые руки. И с тех пор мы сражаемся с последствиями его трусости. Мы боремся за право применять наши способности так, как нам того хочется. Принц унаследовал от Д'Арната огромную мощь, но использует ее лишь для того, чтобы держать нас скованными, в страхе, что мы затмим его собственный род.

И, разумеется, во время всей этой учебы я узнал, что существует еще один мир. Я жил в мире по имени Гондея, в то время как Комигор, все люди и места, которые я знал, остались в другом — человеческом мире, как они его называли.

Вот почему колдовство в вашем мире — страшное преступление, — пояснил Парвен. — Оно не принадлежит ему. Д'Натель и последователи Д'Арната называют наши труды злом, но что может быть большим злом, чем насаждать магию там, где ей не место? От этого проистекла великая несправедливость: взгляните на историю Освобождения, и вы убедитесь.

Сперва я немного испугался и расстроился, узнав, что оказался не в том мире, где родился, но это вскоре прошло. Лорды рассказали мне столько всего нового, и потом, я почти не мог вспомнить Комигор или лица тех, кого знал там, кроме погибших — папы и Люси. Их я помнил прекрасно.

Лорды отвечали на любые мои вопросы, кроме тех, что касались их самих. Я спрашивал об их масках и зачем они носят их. Я интересовался, почему Зиддари так долго жил в моем мире, почему он служил папе, почему спас меня, но помогал убивать других злых чародеев, живших там. Когда я задавал эти вопросы, я чувствовал рядом всех троих, однако никто не отвечал. Именно так. Голова пухла от всего того, что я успел узнать, и все же новые знания давались мне довольно просто. Я не забывал ничего из того, чему меня учили.

Когда минуло около недели после моей встречи с лордами, Дарзид пришел ко мне домой. Ну, разумеется, его звали Зиддари, но выглядел он снова как обычный Дарзид.

— Есть срочное дело, которое необходимо обсудить с вами, молодой господин, — и лучше лично, хотя вы уже вполне приспособились к нашему новому «устройству».

Мы стояли на широком балконе снаружи моих покоев. Как и из любого окна или двери Серого дома, с него открывался вид на пустыню.

— Вот-вот состоится наша первая схватка с принцем Д'Нателем, и, поскольку вам предстоит исполнить отведенную роль, вам следует узнать часть горькой правды, о которой я предупреждал.

На какой-то миг я уловил рубиновый отблеск в его глазах. Он был очень взволнован, отчего и я слегка забеспокоился. Я хотел поскорее приступить к этой войне, раз уж я ввязался в нее.

— Вы никогда не задумывались, как вышло, что вы обладаете колдовской силой? — спросил он.

— Я думал, это просто получается, когда рождаешься.

— Как зеленые глаза, высокий рост или рыжие волосы?

— Что-то вроде.

— Скажите, Герик, возможно ли, что ребенок родится рыжим, если у его матери каштановые волосы, а у отца — черные?

— Не знаю. Думаю, вряд ли.

— А если я скажу вам, что рождение ребенка с силой вроде вашей от родителей, не наделенных магическим даром, намного менее вероятно, чем смуглого и темноволосого от двух светлокожих блондинов?

Внутри у меня все сжалось, а по коже пробежал холодок, хотя до ночи было еще далеко. Яркое красное солнце обжигало мою кожу.

— Это действительно так?

— Да.

— Это значит, что кто-то — мама или папа — тоже был чародеем?

— Вам лучше знать.

— Или один из них — или оба — не были моими родителями.

Дарзид облокотился на перила балкона и вглядывался в пустыню.

— Томас был слишком властен над женой, чтобы та развлекалась с другими мужчинами. И могу сказать, что ни одна из женщин, которые были у Томаса помимо Филомены, не принадлежала к народу дар'нети.

Узел внутри меня стягивался все сильнее, так что я начинал ощущать пустоту у себя в животе.

— Тогда кто же я?

Дарзид выудил из кармана черной куртки квадратное зеркальце в рамке из слоновой кости и вложил мне в ладонь. Само собой, когда я взглянул в него, на меня смотрело мое собственное лицо. Как могло случиться, чтобы папа не был моим отцом? Я видел его черты в своих: та же ямочка на подбородке, тот же цвет волос, те же глаза. Даже потемнев на солнце, кожа сохранила тот же бронзовый оттенок. Я тысячу раз слышал от Неллии, что я — точная копия отца и что ни у кого, кроме детей Комигора, не бывает такого загара…

Зеркало звякнуло об пол, а я сцепил руки за спиной, словно оно обожгло меня. Меня замутило. Дарзид кивнул.

— Итак, вы догадались. Тяжело осознать, что все, во что вы верили в жизни, оказалось ложью.

Сейри. Я был ребенком Сейри… и ее мужа-колдуна, сожженного заживо.

— Вы и ваш кузен родились в один и тот же день. Сын Томаса был недоношен, слаб и болезнен, как и все дети Филомены. Он не мог выжить. До служанки, которая была приставлена к обеим роженицам, дошел слух о том, что собираются сделать с ребенком колдуна, и она попыталась подменить вас. Я застал ее за этим и нашел любопытным посмотреть, что же из вас получится. Я проследил за тем, чтобы служанка отправилась в Комигор с вами и там наблюдала за любыми проявлениями унаследованных вами от отца… талантов.

— Значит, ребенок, которого убил папа…

— …был его собственным сыном. Он так никогда и не узнал об этом.

— Он был проклят мужем Сейри? Поэтому и родился до срока?

Все в мире переворачивалось с ног на голову. Я бы не удивился, увидев, как солнце поднимается по небу в обратную сторону.

— Возможно.

Я не знал, что и думать. Сейри. Сейри — моя мать. Я ненавидел ее из-за того, что ее принц убил папу, а она привела его убить и меня с Люси. Но, наверное, это означало, что и она не знала правды. Я попытался вспомнить все подробности, связанные с Сейри, но все казалось смутным и неясным. И ребенок, которого убил папа, не был волшебником. Это меняло… что-то… Но прежде чем я успел собраться с мыслями, Дарзид похлопал меня по щеке, требуя уделить ему внимание.

— Есть еще кое-что. Хуже того, что вы уже услышали.

— Хуже уже не придумать.

— Вы должны знать имя своего отца, вам так не кажется?

— Он был злом, но умер. Не понимаю, какое это может иметь значение, кроме того, что он сделал меня таким же злом, каким был сам. Мне не следовало рождаться в том мире. Там мне не место. А папа… Томас — вот кто мой настоящий отец.

— Оставьте сантименты, Герик. Вы так боялись Томаса, что даже перестали с ним разговаривать. Малейшее подозрение о том, кто вы есть, — и он бы перерезал вам глотку или сжег заживо. Личность вашего отца — ключ к тому, кто вы есть сейчас и кем станете в будущем. Тут замешано кое-что донельзя необычное — даже для этого мира, и у нас уйдет еще не один день на то, чтобы только предположить, что же тогда было сделано.