— Да уж. Бедный мальчик. Потерять разом двух самых любящих людей — отца и Люси.

— Кто-то должен сообщить ему о случившемся до того, как пойдут слухи. Пока что молчите об этом. Я дам вам знать, когда можно будет рассказать всем и позаботиться о Люси. И когда придет время, пусть слуги помянут Люси, если захотят. Не думаю, что будет правильно заниматься этим, пока не выяснится, что с герцогиней и ее дочерью.

— Понимаю, сударыня, — согласилась Неллия и погрозила пальцем Нэнси — та согласно кивнула, широко распахнув глаза.

Наскоро заглянув к себе в покои, чтобы смыть с лица следы сонливости, я поспешила в спальню Филомены. Из примыкающей комнаты доносились приглушенные, но полные страсти голоса спорщиков.

— …Выволокли меня прочь, словно мусор. Меня никогда еще так не унижали. Я добьюсь ареста этой ведьмы! — Это явно была госпожа Вералли.

— Но за что вы предлагаете арестовать ее, сударыня? За спасение жизни вашей племянницы? — рокотал бас Рена Вэсли. — Схватки ее светлости были столь бездейственны, что могли продолжаться еще очень долго. Наличие опытных рук, принявших ребенка, — вот разница между трагедией и трагедией вдвойне. Если бы вам позволили настоять на своем, ваша племянница умерла бы, и вы были бы ответственны за смерть близкого друга короля Эварда. Короче говоря, вам следует поблагодарить госпожу Сериану за то, что она спасла вас от обвинения в убийстве.

Я вошла и поздоровалась со своим защитником. Если бы в руках госпожи Вералли было что-нибудь острое, я могла незамедлительно оказаться в том же состоянии, что и Полоумная Люси.

Доктор ответил на мое приветствие с исключительной серьезностью.

— Доброго утра, сударыня. Я, безусловно, ужасно ошибся в определении сроков, и случилось то, что мы так надеялись предотвратить. Но, как я только что сказал этой доброй госпоже, вы спасли жизнь ее светлости, рассудив здраво и пригласив повитуху.

— Как они? — задала я вопрос.

— Тебе это прекрасно известно, ведьма, — проворчала госпожа Вералли. — Ты не желала смерти моей драгоценной девочки, она бы отравила твое злобное веселье, да? Ты хотела посмотреть, как она мучается.

Рен Вэсли повернулся спиной к разгорячившейся женщине.

— Благодаря вам и искуснейшей повитухе мать спокойно отдыхает и скоро поднимется на ноги, с ней все в порядке, если не упоминать о ее скорби. Мне горько сообщать вам это, но ребенок не дожил до рассвета. Ничего нельзя было сделать.

— Я очень боялась этого, — ответила я, не обращая внимания на то, как госпожа Вералли высокомерно удаляется.

— Я дал герцогине снотворного, а сейчас собираюсь позавтракать…

— Я надеялась, что нам удастся поговорить, у меня к вам огромная просьба, — перебила его я.

— К вашим услугам.

Доктор просунул голову в дверь спальни Филомены, известил горничных, где его можно будет найти, потом взял меня за руку, и мы прошли по верхним коридорам на галереи вокруг главного зала.

Я рассказала ему о Полоумной Люси, о виде, в котором ее нашли, и о том, что Герику еще ничего не сообщили.

— Ему не следует слышать эту новость от меня, — пояснила я. — Откровенно говоря, у меня не хватает отваги встретиться с его яростью. Боюсь, что…

— …он обвинит вас.

— Если учесть госпожу Вералли, постоянно зудящую о возмездии, это кажется очевидным.

И как я могла посмотреть в глаза ребенку, скрывая то, что я знала его Люси и имела достаточно причин не любить ее?

— Возможно, лучше будет, если я сперва взгляну на покойную, а затем поговорю с мальчиком. Напомню об опасностях старости и слабоумия и заодно о том, что его мать родила двух мертвых младенцев задолго до того, как вы приехали в замок.

— Я буду вам крайне благодарна. Мне жаль, что я не могу утешить его. Он так несчастен.

— Вы успели к нему привязаться.

— Пожалуй, что так.

То, что началось как ответ на вызов, превратилось в привязанность, которую я полагала невозможной. И все же, несмотря на прошедшие месяцы, я едва ли знала этого ребенка.

Рен Вэсли тряхнул массивной головой.

— Жаль, что нам не удалось поговорить с этой нянькой до того, как она решила покончить с собой. Может, она смогла бы что-нибудь рассказать о мальчике.

Доктор направился вслед за Нэнси в комнату Мадди. Тем временем я послала Герику записку с просьбой встретиться через полчаса с Реном Вэсли в маленькой приемной.

Вскоре после этого меня разыскал встревоженный слуга Герика.

— Герцога нет в его покоях, сударыня, — сказал он и с беспокойством, свидетельствующим об осмотрительности, добавил: — Более того, в его постели сегодня никто не ночевал. Я спросил стражников, которые стояли ночью в карауле, но никто не видел молодого хозяина с прошлого вечера.

Если вспомнить мой собственный тревожный сон и свидетельства того, что Герик пребывал в некотором смятении, удивляться было нечему.

— Вчерашний день оказался для него очень тяжелым, Джеймс. Думаю, он найдется где-нибудь, свернувшийся в кресле или на скамье. Возьми еще пару человек и поищи его. Нам нужно с ним поговорить.

Едва Джеймс ушел, на галерею ворвалась Нэнси, сообщив, что Рен Вэсли почтительно просит меня подойти в комнату Люси. Я поторопилась туда, оставив девушку дожидаться Джеймса, если тот вернется с новостями о Герике.

Рен Вэсли рассматривал неподвижное тело, лежащее на тюфяке в загроможденной комнате. Он стоял, скрестив руки на груди, и крутил в толстых пальцах кончик пышного уса. Стоило мне войти, как он резко обернулся, сердито нахмурившись.

— В чем дело? — спросила я.

— Сударыня, выяснилось кое-что о смерти этой женщины, что вам необходимо знать. Это фальшивка.

— Я вас не понимаю.

— Простите мне грубое определение, госпожа, но сформулировать его приятнее невозможно. Посмотрите на глубину разрезов: они не только рассекают кожу и сухожилия, но и углубляются в кость.

Он ждал, что я соображу сама, но я лишь покачала головой.

— Это означает, что она не могла сделать их сама.

— Но она была сильной женщиной.

— Взгляните сюда.

Он приподнял руки Мадди и указал на распухшие суставы и скрюченные пальцы. Я видела такое у нескольких старых слуг — болезненное воспаление, отнимавшее у сильных и усердных людей их заработок. Тот, кто подковывал диких лошадей, не мог удержать поводьев детского пони. Тот, кто перетаскивал тяжелейшие грузы или же вышивал мельчайшими стежками, не мог поднять кружку или ухватить иглу.

— У нее могло хватить силы нанести себе такие травмы, но она не могла сделать это такими руками.

— Значит, вы хотите сказать…

— Эту женщину убили.

Я потеряла дар речи… меня обуял ужас. Моя кожа вспыхнула под беспричинными уколами вины. Если бы кто-нибудь знал о моем знакомстве с Люси — Мадди, — перст обвинения указал бы прямо на меня.

— Кто мог это сделать? И во имя чего? — возмущенно вопросил Рен Вэсли.

— Она была нема, — с запинкой выдавила я, стыдясь того, что первая моя мысль была о себе, а не об этой бедной женщине. — И, как я слышала, крайне добра. Невозможно поверить…

Людей убивают из-за сильных страстей: ненависти, ревности, страха. Люси не обладала ни красотой, ни привлекательностью, ни влиянием, чтобы вызывать такие чувства. Еще людей убивают по расчету: из-за политики, интриг, тайн. Она была вовлечена в нечто подобное, но что такого она могла знать, чтобы кто-то пошел на убийство? Десять лет она не попадалась никому на глаза; пять из них она раскачивалась в кресле и слонялась среди детских игрушек.

Рен Вэсли смотрел на меня пристально. Выжидающе.

— Что мне сказать мальчику? — Слова его были отчетливы, а тон — холоден.

— Было бы непросто сказать ему, что она сделала это сама, но это…

Искушение скрыть правду боролось с моей совестью. Что, если эта женщина каким-то образом дала понять Герику о своей связи со мной?

— Он должен знать, — наконец решила я, — как бы это ни было больно. Сокрытие правды приведет только к лишним мучениям.