Дорохов посмотрел на часы, было половина пятого утра. За окном рождался новый солнечный день. Ему подумалось, что только в уголовном розыске можно совещаться в такое время, но не мог же он вот так отпустить их всех по домам, не рассказав, как и почему пришел к своим выводам.

— Ну что ж, раскрою, как говорится, вам все свои карты. Начну с убийства Славина. Когда мне рассказали, что за парень этот Лавров, я ему поверил. Поверил не потому, что он мне понравился. Просто его честность объективно подтверждалась. Сразу возник вопрос, почему Славин, абсолютно трезвый, решил расправиться с дружинником. Не мог же он вот просто так взять нож и пойти следить за первым встречным. Ходить по пятам, выжидать, когда будет подходящий момент и удобное место. Редко, очень редко бывают безмотивные убийства.

Вот я и стал искать мотив. Кроме того, мне пришло в голову, что если убийство Лаврова подготавливалось заранее, то кто-то заинтересованный в этом деле мог наблюдать за непосредственным исполнителем — Славиным. Проверяя это предположение, разыскал обертки конфет. Сначала я подумал, что их мог съесть сам Славин. Но потом выяснилось, что он конфет не любил. Вполне логично было предположить, что нож взял этот самый наблюдавший. Нет ножа, и картина сразу меняется. Но так мог поступить только умный, хладнокровный, закоренелый преступник. Вот и пришлось мне вспомнить дедукцию и индукцию, то есть от частного случая, покушения на жизнь Лаврова, перейти к общему — оперативной обстановке. Сразу нашлись кражи из магазинов. Во всех кражах был разный метод. В одном случае — пролом стены, в другом — подбор ключей. В третьем — пропил потолка. Можно было считать, что это действуют разные преступники. Но меня насторожило, что ни на одном месте преступления не оказалось следов. Ни обуви, ни пальцев. Сначала это показалось странным, а потом решил, что это вполне закономерно. Что, если хотите, это характерный почерк опытных преступников, и как это ни парадоксально, подумалось, что разные способы краж тоже маскировка. Дальше сам собой напрашивался вывод, что эти воры живут здесь, в самом городе. Тут они обворовали один магазин, а потом переметнулись к соседям. Дома-то ведь проще засыпаться. Тем более, что парикмахера очень многие знали.

Когда я нашел у него в халате записку, где говорилось о буфете против железнодорожной станции, полученную накануне кражи, то был почти полностью уверен, что Славин участник краж. При знакомстве с Богдановым бросились в глаза его татуировки. Особенно якорь. Он был неуклюжий и тушь разных оттенков. Долго не мог додуматься, какую именно татуировку он в якорь переделал. Потом уже сообразил, что это был кинжал, обвитый змеей. Одно время у «блатных» модны были такие кинжалы со змеями. Ну, а самое главное — подвела Богданова старая привычка. Он прочел протокол, расписался, снова прочел и давай прочерки делать там, где строчки в его ответах до конца страницы не доходили. Это уже была оплошность совершенно недопустимая… Когда-то была такая манера у преступников: боялись, что им что-нибудь допишут в протоколе, вот и не оставляли ни одной свободной строки в своих показаниях. В общем, как ни конспирировался этот матерый жулик, подвела его излишняя осторожность. А диктовал эту осторожность животный страх, обычный страх, когда тень за медведя принимают. Внешне Богданов держался хорошо. Но это только внешне. Запросил я Москву. Ответ вы знаете. Кстати, еще до получения телеграммы, как только вы, Виталий Александрович, сказали о конфетной обертке в «Москвиче», ну, думаю, все, как говорится, «в цвет». Теперь еще раз насчет Лаврова. Именно страх толкнул преступников на попытку его убить. Сейчас объясню. Меня неустанно преследовала мысль, где же пересеклись пути Лаврова, Славина и Богданова. Попросил Олега припомнить все, что с ним произошло, где он был, с кем встречался, о чем разговаривал последние дни. Исписал он целую тетрадь, и как вы думаете? Так и не вспомнил, что видел Богданова со своим автомобилем, когда он со Славиным прятал краденое. Что касается его дружбы с Крючковым, то она давнишняя, с детства. Оказывается, Лавров очень переживал, когда Степан совершил хулиганство и был осужден. Считал себя виноватым, что не удержал друга вовремя. Через день после кражи Богданов увидел Лаврова вместе с Крючковым и решил, что ему конец.

Уговорить парикмахера убрать Лаврова Богданову не стоило большого труда: ведь Славин сбил в Узловой милиционера, а это в лучшем случае покушение на убийство. Последнюю кражу они совершили на угнанном автомобиле, а потом похищенное перегрузили в свою машину. Остальное вы знаете. Вот, пожалуй, и все… Хотя еще несколько слов. Когда Богданов послал парикмахера на расправу, он решил понаблюдать за ним. Вот так в жасминовых кустах появились обертки «Холодка». Если позволите, вам один совет: несмотря на занятость, вы хоть изредка встречайтесь и обсуждайте свои дела и еще побольше занимайтесь молодежью, да поосновательнее. Как бы это сказать получше? — Дорохов замолчал, подыскивая слова, и, видно не найдя других, закончил: — Нужно в душу ребятам заглядывать, только тепло, по-дружески.

Разошлись отдыхать сотрудники, остались в кабинете Дорохов да Киселев.

Полковник, задумавшись, смотрел в окно, а потом, обернувшись к капитану, спросил:

— Ты можешь найти гербовую печать?

— Могу. У дежурного есть.

— Тогда знаешь что, отметь мне командировку и закажи билет на утренний рейс, я как раз успею. Устрою своим домашним праздник: они раньше чем через десяток дней меня не ждут, а я уж больно по дочурке соскучился.

Киселев вышел из кабинета и быстро вернулся.

— Послал Козленкова в аэропорт, он привезет вам билет в гостиницу, а вот печать. Давайте вашу командировку.

Прощаясь, Дорохов почувствовал, что у Киселева не осталось и следа от той настороженности, с которой он его встретил.

В номер к полковнику Козленков пришел вместе с Киселевым. У Николая в руках была большая плетеная корзина. Он поставил ее на пол и из кармана извлек билет.

— Достал, Александр Дмитриевич, на первый рейс, через сорок минут вы будете в воздухе.

Дорохов спрятал билет, расплатился, хотел взять свой чемодан, но Киселев его опередил:

— Мы с Козленковым вас проводим.

Николай, улыбаясь, пододвинул корзину к полковнику:

— А это вам. Персики.

— Да что вы, ребята! — скрывая растерянность, заторопился Дорохов. — У нас в Москве фруктов на каждом углу больше, чем у вас.

— Это персики особенные, — запротестовал Козленков, — их наш Захар Яковлевич сам выращивал.

Дорохов приподнял газету, прикрывавшую содержимое корзины, и увидел крупные розовобокие пушистые плоды. Киселев, переминаясь с ноги на ногу, попросил:

— Возьмите, Александр Дмитрич, от чистой души, вашей дочке. Я ведь тоже первоэтажник, и вместо балкона у меня под окнами сад. Эти персики я привез из Крыма, посадил, выходил, и вот уже третий урожай.

Прощаясь, Дорохов подумал, что из этой командировки он увезет с собой не только персики. В его наполовину исписанном блокноте останется на память много фамилий хороших людей.