— Лаврова мы знаем давно. Многие вместе учились с ним в школе. Вместе работаем на заводе. Занимаемся спортом, ходим в институт. Вот уже, три года в одной дружине. Лаврову мы верим. Если он говорит, что у парикмахера был нож, значит, нож был на самом деле.

— Тогда у меня просьба. — Дорохов встал, окинул взглядом внимательно слушающих дружинников и продолжал: — Помогите отыскать этот самый нож. Если у вас, товарищ Рогов, найдется свободных тридцать — сорок минут, то проводите меня, пожалуйста.

Рогов подозвал к себе своего заместителя, Алексея Карпова, передал ему график, еще какие-то записки, вернул Дорохову телеграмму. Когда полковник прощался с ребятами, к нему подошел худощавый молодой человек, такого же возраста, как и Рогов или Карпов. Только, в отличие от дружинников, он не принимал участия в общем споре, не бросился, как все остальные, к Дорохову. Он терпеливо выжидал и теперь доложил:

— Товарищ полковник! Я инспектор уголовного розыска городского отдела лейтенант Козленков. Прикреплен к заводской дружине, а сейчас работаю по делу Лаврова. Слышал о вашем приезде, но представиться вам не успел.

— Отлично. — Дорохов пожал руку инспектору и предложил: — Пойдемте вместе с нами, нужно поговорить.

Когда они выходили из комнаты, Дорохова остановил чей-то напряженный, ищущий взгляд. Обернувшись, он увидел ту самую худенькую девушку, что обращалась к нему.

— Вас, кажется, зовут Зина?

— Да, Зина Мальцева.

— Вот что, Зина, когда вы завтра освободитесь?

— Я в отпуске. — Девушка на миг замялась. — Часов в двенадцать буду свободна.

— Ну и прекрасно! Как освободитесь, приходите ко мне в городской отдел.

Прежде чем разойтись на свои посты, дружинники еще долго обсуждали приезд Дорохова. Больше всего усердствовал Звягин.

— Я как глянул на полковника, сразу догадался, что он из уголовного розыска. Стоит такой тихий, незаметный, как будто до нас ему и дела нет.

— Заливаешь ты, Петька, ничуть он и не похож на работника уголовного розыска, — перебил Звягина Кудрявцев. — Когда Рогов сказал, что он полковник из Москвы, ты аж рот раскрыл, а сейчас заправляешь. Я, например, посмотрел на него и решил, что это тренер из центра — из сборной команды. — Ну, думаю, за мной. Будет приглашать в спортивную школу. Есть у них такая в Москве.

— Нет, вы послушайте! Я его первая заметила, — медленно говорила Светлана Павлова. — Вы все столпились возле Жени, а он вошел, осмотрелся, стал в стороне и молчит. А сам с интересом слушает, о чем вы галдеж подняли. А я подумала, что только нам и не хватало сейчас журналиста.

Дорохов и его спутники пришли к дому, находящемуся рядом с кинотеатром. Коз ленков спросил:

— Может, вам, товарищ полковник, лучше без меня зайти к Лавровым? Думается, что мы с Киселевым им не очень приятны, а я вас тут подожду.

Дорохов согласился. Они вдвоем с Роговым поднялись на лифте на пятый этаж и остановились у двери, обитой черным дерматином, с маленькой медной табличкой «Лавровы». Рогов позвонил и, услышав негромкий женский голос за дверью, попросил:

— Калерия Викторовна, это я, Рогов. Можно к вам на минутку?

Дверь открыла стройная женщина, возраст которой было трудно определить.

При виде Рогова и незнакомого мужчины она непроизвольно запахнула ворот домашнего халата.

— Есть что-нибудь новое? — Голос женщины дрогнул.

— Вот полковник из Москвы хочет с вами побеседовать, — сказал Рогов.

— Коля, к нам Рогов с товарищем, прими, — обронила она кому-то в глубину квартиры, а сама быстро скрылась за одной из дверей.

В прихожую вышел высокий, худой мужчина. Поздоровался с Роговым, лаконично представился Дорохову: «Лавров», — и провел их в просторную комнату. Подошел к письменному столу, заваленному бумагами, и остановился, словно не зная, занимать ли ему гостей или продолжать работать. Молчание явно затягивалось, но в это время появилась хозяйка. Она успела переодеться. На ней было строгое темно-серое платье. Губы чуть-чуть тронуты помадой. Эта перемена не ускользнула от взгляда Дорохова.

«Сын в тюрьме, а она думает, как моложе выглядеть!» — про себя рассердился Дорохов. А потом ему пришел на память эпизод, вычитанный из какой-то книги; он пытался вспомнить, что это за книга, но ему не удавалось. А речь в этом эпизоде шла о том, что в ленинградскую блокаду женщины в одном учреждении следили за тем, чтобы их сослуживицы не забывали, что они женщины. Считалось плохим симптомом, если женщина или девушка переставала заботиться о своей внешности. К такой очень скоро приходила смерть.

Лаврова непринужденно протянула руку. «Какое хорошее лицо!.. — подумал Дорохов. — А сын очень похож на мать. Все-таки напрасно отрицают физиономистику. Правда, по теории Ламброзо у преступника должны быть маленький лоб, квадратный подбородок и выступающие челюсти — и все это по наследству. Неверно это, хотя если человек стал негодяем, то чаще всего это ставит печать и на его лицо. Редко встречались мне подлецы с ангельскими ликами. Любое правильное, красивое лицо может исказить выражение злобы, ненависти, вульгарности, тупости».

Дорохов дал прочесть Лавровым телеграмму, которую показывал Рогову, и рассказал о цели своего приезда.

— Так вы хотите найти истину… — несколько иронично произнесла Лаврова. — А вот местные товарищи считают, что она у них в кармане! — В ее глазах вспыхнули искорки гнева.

Чтобы как-то разрядить атмосферу, Дорохов встал и подошел к одной из висящих на стене картин.

Эту манеру письма он знал. На полотне маслом под старый гобелен было изображено сказочное царство. «Но нет, — подумал Дорохов, — этого художника не может быть в частной коллекции». Он взглянул на Лаврову, наблюдавшую за ним, и протянул:

— Очень похоже на Борисова-Мусатова.

— Это и есть Борисов-Мусатов. Мое наследство от бабушки. — И она назвала фамилию известной актрисы прошлого века.

Дорохов по-новому взглянул на остальные картины. Те, что он принял за талантливые копии, вполне могли быть настоящими шедеврами. Вот то, например, полотно, где конек-горбунок бьет копытом и пышет жаром, поджидая Иванушку, наверное, Васнецов. Калерия Викторовна, перехватив взгляд Дорохова, подсказала:

— Это Аполлинарий Васнецов.

Дорохов помнил роспись Владимирского собора в Киеве, где как-то он провел немало времени. Любовался древней живописью и думал… ломал голову над загадкой, подсунутой ему очередной командировкой. Выждав, пока женщина успокоилась, Дорохов попросил:

— Расскажите мне об Олеге. Как он рос, чем увлекался. В общем, какой он?

— Олег у нас самый младший, — тихо начала Калерия Викторовна. — В детстве был болезненным, да к тому же еще у него плохо со зрением — сильная близорукость.

Александр Дмитриевич вспомнил прищуренные глаза парня, когда его привели на допрос. Он тогда решил, что Лавров позирует, а оказывается, все гораздо проще — он плохо видит. Не вытерпев, осторожно спросил:

— А он постоянно носит очки?

— Постоянно, — вздохнула женщина. — У него минус четыре. Из-за этого все и пошло. Очки он надел еще во втором классе, а дети в таком возрасте довольно жестоки. «Очкарик да очкарик». А мальчишка был самолюбивым. Вот тут у него появилось желание стать сильным. С тринадцати лет начал заниматься самбо. Два года его не принимали в секцию. Ну, потом уступили его упорству, да и муж помог.

Дорохов внимательно слушал и мысленно возвращался на место происшествия. Он старался решить новую задачу. Если Олег плохо видит, то мог ли он рассмотреть в темноте нож? А с другой стороны, при плохом зрении он мог что-то похожее принять за нож. Не тут ли разгадка?

Калерия Викторовна рассказывала, с каким упорством сын «вырабатывал характер».

— Терпеть не мог домашнюю работу — «ни уму ни сердцу», по его словам, — а делал.

Женщина поняла, что увлеклась подробностями, но уже не могла остановиться. Дорохов понимал ее. Мать! Она говорила о друзьях сына и о недавно возникшей привязанности. Рассказала, что Олег дружит с Зиной, да, да, с Зиной Мальцевой, что они с мужем, заметив эту дружбу, посоветовали сыну приглашать девушку к себе домой. Зина у них бывает часто. Наверное, уже скоро год. А когда случилось это несчастье, она взяла отпуск и все дни сидела у них дома. Хорошая девушка: добрая, ласковая и отзывчивая.