– Вы… вы думаете, что вы внук Лайонглена? – Она покачала головой и почувствовала головокружение. – Нет, у моего опеку… мужа не было детей от п-первой жены. Хотя вообще-то был один ребенок, дочь…

– Моя мать! – резко бросил он.

Эйтин понимала, что выглядит глупо, но не могла прекратить качать головой из стороны в сторону.

– Но она умерла очень давно… почти сорок лет назад… в тот же год, что и его супруга, от ужасной лихорадки, которая унесла жизни многих людей Глен-Эллаха.

– Моя бабушка действительно умерла от изнуряющей лихорадки. Но моя мать выжила. Когда она вышла замуж за моего отца – норманна, – Лайонглен лишил ее наследства. Он поклялся, что ее имя будет навсегда вычеркнуто из его жизни. Похоже, он сдержал свою клятву.

– Но… но… – Жар прихлынул к лицу Эйтин, и холл завертелся вокруг нее, когда весь ужас его слов дошел до ее сознания.

– Я внук Гилкриста Фрейзера, барона Лайонглена. В силу его возраста и немощи и в знак уважения, Эдуард Длинноногий поручил мне принять на себя управление Лайонгленом. У меня есть королевский указ, и отныне я – новый барон Глен-Эллаха. Король посчитал, что это будет…

– Не-е-ет! – Эйтин ухватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Казалось, обрушился небесный свод. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы то немногое, что она съела, осталось в желудке.

Как будто чудовищности заявления Рейвенхока не было достаточно, чтобы доконать ее, послышался шум со стороны дверей, ведущих в кухню. Монстр о трех головах, с шестью ногами и шестью мельтешащими руками попытался протиснуться в дверь.

– Ужасное чудище, от которого даже Несси убежит в страхе, – простонала она.

Рейвенхок и Шеллон развернулись лицом к угрозе и выхватили из ножен мечи. Не говоря ни слова, они встали перед Эйтин, спинами друг к другу, словно в сражении.

Бесформенной кучей тройняшки ввалились в комнату и оказались прямо у ног грозных воинов. С разинутыми от потрясения ртами, братья в испуге смотрели на мощных рыцарей с мечами, занесенными для удара.

Следом за ними вбежал Эйнар. Запыхавшийся, он упал на колени перед Эйтин, стукнул себя в грудь кулаком, а затем басом произнес:

– Прошу прощения, принцесса, они не послушались. Вы должны войти. Там, у ворот, люди!

Эйтин съежилась, боясь, что даже самым сильным чарам и самому сильнодействующему зелью Уны не под силу стереть из памяти Деймиана трех безмозглых обормотов, неотличимых друг от друга, и похожего надвигающуюся гору великана, который называет ее принцессой.

– Может ли этот день стать еще хуже? – пробормотала она себе под нос.

Деймиан резко развернулся и пристально посмотрел на Эйтин. Черная бровь изогнулась.

– Принцесса?

– Ох, бедняга не в своем уме. – Эйтин попыталась улыбнуться, жестом приказывая Эйнару встать. Эйнар остался на коленях, и она незаметно пнула викинга. Эйтин сосредоточила внимание на братьях.

– Какие люди? Кто там еще пытается нарушить покой Лайонглена?

Дьюард взглянул на нее и попытался встать.

– Эйтин, Динсмор…

– О нет, только не это! – Она в отчаянии вскинула руки. – Вы же знаете мой приказ в отношении этого мошенника…

– Нет, принцесса, – сообщил Эйнар. – На этот раз он требует впустить его, говорит, что явился по приказу Эдуарда Длинноногого. По велению английского короля мы должны открыть ворота, дабы он вошел и повидался с Лайонгленом.

Дьюард забеспокоился:

– Что будем делать?

Услышав, что Динсмор Кэмпбелл явился по приказу английского короля, Шеллон и Рейвенхок обменялись вопросительными взглядами. Деймиан слегка покачал головой, явно говоря своему кузену, что он не верит в слова Динсмора Кэмпбелла.

В груди Эйтин все сжималось, когда она смотрела на Рейвенхока, она сожалела о многом. Только теперь уже поздно. Слишком поздно. Собираясь с силами перед надвигающейся грозой, она вызвала в памяти образ своей кузины Рейвен и постаралась придать себе такое же выражение царственной холодности и спокойствия. Эйтин не знала, что за игру затеял Кэмпбелл на этот раз, но есть только один способ, которым она может ответить.

– Мой супруг слишком нездоров, чтобы принимать людей, преследующих свои захватнические цели…

Хью, поправив одежду, ткнул Льюиса локтем в ребра.

– Но, сестра, Вонючка Динсмор…

Впервые лорд Шеллон открыто улыбнулся:

– Новое имя Кэмпбелла ему прекрасно подходит. – Его тон и слова ясно говорили об отсутствии уважения к Динсмору.

Шеллон повернулся к Деймиану:

– Ты теперь здесь хозяин. Что скажешь? Новый лорд Лайонглен примет этого обманщика?

Деймиан угрюмо посмотрел на Эйтин.

– Ваш супруг…

– О, но он же на самом деле не… – выпалил Льюис.

Дьюард и Хью зажали Льюису рот рукой, не дав выболтать, что Эйтин никогда не была замужем за Гилкристом Фрейзером. Чувствуя тошноту и головокружение, Эйтин с трудом старалась сосредоточиться на новом развитии событий, взвешивать возможные последствия становилось все сложнее.

– На самом деле не… что, принцесса? – Деймиан придвинулся ближе, окидывая взглядом ее бледное лицо.

Она тяжело сглотнула и попятилась, когда Сент-Джайлз сократил расстояние между ними.

– На… самом деле… недостаточно здоров…

Стараясь избежать Деймиана, который в буквальном и переносном смысле почти загнал ее в угол, Эйтин бросила взгляд на лорда Шеллона.

– Леди Эйтин, вам нехорошо? Вы говорили, что Лайонглен болен. Вам тоже нездоровится?

Эйтин рывком выдвинула стул и поставила его перед собой как щит, чтобы остановить Сент-Джайлза. Она вновь перевела взгляд с разгневанного Деймиана на Дракона.

– Я… встревожена состоянием дел, милорд.

– Миледи! – вбежал капитан стражников. – Прошу прощения, но Кэмпбелл кричит, что, если мы не откроем ворота и не впустим их, он прорвется силой. С ним большой отряд, и он клянется, что у него есть указ короля. Я отдал приказ расставить людей на крепостной стене и всем приготовиться. Что нам делать? Совершенно ясно, что он намерен атаковать.

– Атаковать? – ахнула Эйтин. – Почему…

Она знала почему. Динсмор подозревает правду насчет Лайонглена. Никто не видел барона уже несколько месяцев. Слухи о его болезни невозможно было сдержать после того, как шотландский король, Джон Баллиоль, поднял свое знамя. Прибыл гонец с посланием, требующим, чтобы Гилкрист откликнулся на призыв и возглавил гарнизон Лайонглена. Эйтин пришлось указать причину, по которой ее опекун не смог присоединиться к шотландским войскам.

Она боялась, что, если причина будет недостаточно веской, могут подумать, что Лайонглен поддерживает англичан. Это могло сделать Глен-Эллах уязвимым перед захватом его Коминами, которые давно жаждут прибрать к рукам владение. Разве они уже не сделали то же самое с кланом Брюсов? Пребывая в затруднении и почти не имея выбора, Эйтин разослала известие, что ее опекун слишком болен, чтобы присоединиться со своими людьми к шотландской армии. Какая ошибка! Узнав, что старик нездоров, и Филан, и Динсмор явились вынюхивать, желая разведать, насколько он плох.

Эйтин знала, что и тот и другой усматривают в слабости Гилкриста долгожданную возможность. Оба пытались проникнуть в Лайонглен, требуя встретиться с бароном по срочным делам. Мошенники и негодяи, оба! Им нужно попасть в крепость только для того, чтобы захватить Лайонглен.

Гилкрист, к несчастью, испустил последний вздох с появлением первого «павлиньего глаза», возвестившего приход весны. Его последняя воля заключалась в том, чтобы Эйтин сохранила Лайонглен, не позволила завладеть им ни Коминам, ни Кэмпбеллам. Его последними словами были: «Ищи путь ворона». Не имея иного выбора, Эйтин состряпала «брак».

В свои двадцать четыре Эйтин уже отчаялась когда-либо найти мужа. Ей нравилось быть хозяйкой своих владений – если бы только властолюбивые, алчные соседи оставили ее в покое! В «браке» она могла бы продолжать управлять Лайонгленом. Планы были составлены, курс определен, но, когда пришло известие о том, что англичане перешли границу, вмешались сомнения.