– А не путаете ли вы что-нибудь, господин Крюдешанк? – рассмеялся Луис. – Я слышал, что Иеремия Александер сам посчитал себя Христом. Выходит, что тогда у Синего озера он беседовал со своим двойником? Не имеем ли мы дело с так называемым раздвоением личности под влиянием чрезмерного употребления алкоголя?

– Болван! – лаконично бросил Крюдешанк.

– Кто? – растерялся Луис.

– Понятно, вы! Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о святой троице? Отец, сын и дух святой в одном лице. Для вас, очевидно, это такая же метафизика, как скульптуры нашего Дина Панчека. Вы ведь привыкли писать в своей газете не о явлениях духовных, а лишь о материалистических штучках; О том, кто у кого и что вытащил из кармана, кто кому дал по морде…

– Хватит! – рявкнул начальник полиции. – В конце концов, я пришел сюда не для участия в религиозном диспуте.

– С вашего позволения, хотелось бы все же немного остановиться на этом вопросе, – заупрямился я. – Что же в действительности это за третье пришествие, о котором так много говорят в Александрии? Господин Крюдешанк, я был бы вам премного благодарен, если бы вы объяснили главные догматы вашей секты.

– Не веселитесь, молодой человек, – сухо ответил Крюдешанк. – С религией шутить не рекомендуется, пусть она и не в вашем вкусе. Попытаюсь ответить… Христос пришел в первый раз и был распят на кресте. Пришел во второй раз и воплотился в Иеремию Александера. Его не распяли на кресте, зато высмеяли и позже объявили богохульником. Но пробьет час третьего пришествия! И кара божия падет на головы всех, кто не подготовил душу свою к этому часу.

– И как это произойдет? – зубоскалил Луис. – Неверующих поджарят на адском огне?

– Зачем же так старомодно, – Крюдешанк тихо рассмеялся. – Расплата будет иной. Неверующие сами выдумают средства, к тому же самые современные, чтобы себя уничтожить. А теперь, Грегор, или перейдем к визиту режиссера; или я снова включу музыку.

– Прошу! – кивнул Грегор Абуш. – Таким образом, после того, как ты выгнал эту бабенку, вы остались вдвоем с Ричардом Бейдеваном…

– Таким образом, таким образом, – проворчал Ионатан Крюдешанк. – Словно я уже не выложил все, когда мы с тобой полчаса говорили по телефону. Если не записал сразу, мог хотя бы сегодня захватить кого-нибудь для составления протокола.

– Ты думаешь, их у меня хоть завались. Только сержант Александер и тот…

– Ну, тогда попроси Луиса, – продолжал ворчать Крюдешанк. – Сомневаюсь, что он стоит чего-нибудь как журналист, но протокол составить все же сумеет.

– Охотно, – предложил Луис, вытаскивая из кармана блокнот.

– Нет, это не годится, – покачал головой Грегор Абуш. – Луис не должностное лицо, и его запись не может считаться официальным документом. Но у меня есть предложение: можно использовать магнитофон.

Крюдешанк не возражал. Вызвав слугу, он велел ему принести портативную «Панасонику» со встроенным микрофоном. Используя эту возможность, к попросил разрешения осмотреть коллекцию Крюдешанка.

В большом помещении не было ни окон, ни обычной мебели. Вдоль стен до самого потолка тянулись полки, разделенные на гнезда. В них, каждая под своим номером, лежали тысячи пластинок и кассет. Посреди комнаты стоял большой стол с несколькими магнитофонами и проигрывателями. Их шнуры объединялись в толстый кабель, который свисал со стола и исчезал в полу.

Один из магнитофонов привлек мое внимание, может быть, из-за необычного красного цвета, – большой, объединенный с проигрывателем, комбайн немецкой фирмы «Телефункен». Своими расположенными в три ряда клавишами он напоминал портативный электроорган.

Под прозрачной пластмассовой крышкой чернел диск. Это оказалась та самая пластинка, которую, по словам Ричарда Бейдевана, вместе с журналом принес почтальон, – оратория Генделя «Мессия» в исполнении Лейпцигского хора мальчиков.

Я собирался было вернуться в спальню, но все же задержался здесь.

Пока я рассматривал магнитофон, подсознание как бы непрерывно передавало мне сигнал, который я никак не мог расшифровать. Сигнал, сходный с приглушенным звоном колокола. Внезапно я понял, что это за сигнал, – я почувствовал в воздухе легкий, еле ощутимый аромат.

Вначале казалось, что обоняние меня обманывает. Явно женские, к тому же знакомые духи никак не соответствовали этому дому, порог которого, как утверждал Ионатан Крюдешанк, вот уже тридцать лет не переступала нога ни одной представительницы прекрасного пола.

Совершенно не понимая, в чем дело, я расширил ноздри, пытаясь уловить, откуда исходит этот запах. Нагнулся ниже, еще ниже, пока до меня не дошло: аромат издают клавиши магнитофона.

Я сразу же осознал, что это за запах и почему он кажется мне таким знакомым.

То были излюбленные духи Теи Кильсеймур «Пармская фиалка».

Напрасно пытался я найти какое-то невинное объяснение этому факту. Р1так, Tea все же гостила у женоненавистника Ионатана Крюдешанка. Найти ответ на вопрос «когда?» было легче всего. Сравнительно недавно, иначе запах улетучился бы.

Лично я почти не сомневался, что Tea побывала в доме Крюдешанка вместе с Ричардом Бейдеваном. Если так, то к прежним загадкам в мгновение ока присоединялись еще две. Что делала Tea в доме, а тем более в музыкальной библиотеке, и, самое главное, отчего все трое – хозяин дома, режиссер, сама актриса – упрямо отрицают этот факт?

Слуга уже давно отнес в спальню портативный магнитофон, а я все еще медлил. Но как я ни шевелил мозгами, ни к какому решению прийти не смог. В конце концов, о своем открытии решил промолчать. Почему, я и сам отчетливо не осознавал, хотя, подумав, оправдание бы себе нашел.

Во-первых, я бы поквитался с Грегором Абушем. Обычно он проявлял свое превосходство, огорошив неожиданным поворотом в ходе расследования с помощью какого-нибудь неизвестного мне факта. Кроме того, раз уж начальник полиции призвал меня на помощь, хотелось оправдать его преувеличенно высокое мнение о моих дедуктивных способностях. Поэтому я и поклялся про себя выложить перед ним на стол тайну «Пармской фиалки», но не как сырье, а как готовую продукцию – вместе с разгадкой.

Когда я вернулся в спальню, Грегор Абуш, незаметно подмигнув мне, спросил:

– Ну, какое у вас создалось впечатление о коллекции моего друга Ионатана?

– Потрясающее! – сказал я не лицемеря, так как магнитофон, издававший запах излюбленньгх духов Теи Кильсеймур, вполне заслуживал такого определения.

Ионатан Крюдешанк одарил меня благодарной улыбкой:

– Очень приятно! В наши дни редко кто способен осмыслить, сколько трудов и любви надо вложить, чтобы собрать такое богатство. У меня есть даже экземпляры, имеющие музейную ценность, хотя бы оригинальная пластинка «Хис мастере Войс» с голосом Энрико Карузо. Желаете послушать?

– В другой раз, – отмахнулся Грегор Абуш. – Теперь продиктуй, пожалуйста, по возможности точнее, что именно украдено. Чистоганом? В ценных бумагах? Быть может, золото? Если номера акций и банкнотов записаны, это облегчит работу.

Ионатан Крюдешанк покачал головой. Это движение далось ему безусловно с трудом, он болезненно сморщился.

– Ничем помочь не смогу. В таком маленьком банке, как мой, который к тому же за сто лет никто и не пытался ограбить, нет никакой нужды записывать номера. Насколько помню, общий ущерб достигает полумиллиона… Там были и ценные бумаги, и ассигнации, в том числе на сто двадцать тысяч моих собственных денег… Сейчас же позову слугу, чтобы достал список из тайника.

– Хм, – пробурчал Грегор Абуш, – не слишком ли ты ему доверяешь?

– Смешной вопрос, – отрезал Ионатан Крюдешанк. – Пусть господь каждому даст такого верного слугу, как Иеремия Александер.

– Еще один Александер? К тому же еще и Иеремия! – воскликнул я. – Просто невероятное совпадение.

– Скорее перст божий, – ответил Ионатан Крюдешанк. – Мой слуга – прямой потомок избранного праведника. Именно его послал господь, чтобы вывести меня из болота заблуждений к свету истинной веры.