Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Императрица заявила, что, по её мнению, «благородные мысли вкоренили в сердцах всех истинных России патриотов беспредельную к Нам ревность… а по тому и не находим Мы той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была…». Но, видимо, истинной причиной её небрежения «необходимости в принуждении» было то, что прокормиться иначе, как пойдя на службу, большинство дворян просто не могло. Беднейшие помещики наделы пахотной земли имели в одной или нескольких деревнях, но чаще они владели землёй совместно с другими помещиками, — даже боле того, индивидуальное землевладение было скорее исключением. А. Т. Болотов сообщал, что в конце XVIII века большинство русских деревень принадлежали двум и более помещикам. Нередко село с полутысячей жителей принадлежало тридцати-сорока помещикам, а Гакстгаузену как-то раз показали деревню с 260 крестьянами, принадлежавшую 83 владельцам!

Ричард Пайпс пишет:

«98 % или вообще не имели крепостных, или имели их так мало, что их труд и оброк не обеспечивали хозяевам приличного жизненного уровня. Этим людям — если их только не содержали родственники или покровители — приходилось надеяться лишь на щедрость короны. Вследствие этого даже после получения вольностей в 1762 и 1785 гг. дворянство не могло обойтись без монарших милостей, ибо лишь у монархии были должности, поместья и крепостные, надобные им для прокормления».

Зато высшая аристократия могла не отказывать себе ни в чём. Так, у Морозовых, благодаря их семейным связям с царствующим домом, было 9000 крестьянских дворов, разбросанных по 19 губерниям. Воронцовым на протяжении XVIII века от императорских пожалований перепало немало поместий в шестнадцати губерниях, в которых 25 000 крепостных мужского пола обрабатывали 283 тысяч га. То же самое относится и к состоянию П. Шереметева, которое было в екатерининское царствование крупнейшим в России: принадлежавшие ему 186 000 душ при 1,1 миллионах га располагались в 17 губерниях.

А вот что можно прочесть о нравах высшей знати у А. С. Пушкина:

«Царствование Екатерины II имело новое и сильное влияние на политическое и нравственное состояние России. Возведённая на престол заговором нескольких мятежников, она обогатила их на счёт народа и унизила беспокойное наше дворянство. Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самоё сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве…

Мы видели, каким образом Екатерина унизила дух дворянства. В этом деле ревностно помогали ей любимцы. Стоит напомнить о пощёчинах, щедро ими раздаваемых нашим князьям и боярам, о славной расписке Потёмкина, хранимой доныне в одном из присутственных мест государства, об обезьяне графа Зубова, о кофейнике князя Кутузова и проч. и проч.»[24]

(Пояснение Пушкина: «Потёмкин послал однажды адъютанта взять из казённого места 100 000 рублей. Чиновники не осмелились отпустить эту сумму без письменного вида. Потёмкин на другой стороне их отношения своеручно приписал: дать, е… м…».)

Что интересно, в первые годы своего царствования Екатерина намеревалась ограничить помещичьи свободы! Лишь не встретив согласия придворной знати, она, полностью зависимая от умонастроений элиты, напротив, издала новые постановления, усилившие помещичью власть. Помещикам предоставлялось право ссылать крестьян «за предерзостное состояние» на каторгу (1765), а крепостным запрещалось подавать жалобы на своих господ под страхом наказания кнутом и ссылки в Нерчинск в вечную каторжную работу (1767). Кроме того, число крепостных значительно увеличилось вследствие раздачи 800 000 государственных крестьян высшим сановникам и любимцам и юридического оформления крепостное право на Украине в 1783-м.

В апреле 1785 года была опубликована жалованная грамота «на право вольности и преимущества благородного российского дворянства». Все привилегии, которые давались дворянству после Петра I, подтверждались: монопольное право дворян на владение крестьянами, землями и недрами; их права на собственные корпорации, свободу от подушной подати, рекрутской повинности, телесных наказаний, конфискации имений за уголовные преступления. А сверх того, права ходатайствовать о своих нуждах перед правительством, на торговлю и предпринимательство, передачу дворянского звания по наследству и невозможность его лишиться иначе, как по суду и т. д. Самое главное: грамота подтверждала свободу дворян от государственной службы.

Всё это вызвало у дворянской (читай: придворной) историографии безграничную и не проходящую до сих пор любовь к Екатерине II и её времени.

А вот если посмотреть на социально-экономическое положение страны, с каким она подошла к концу правления Екатерины, то можно только ужаснуться: падение производства и обнищание народа на фоне экономического взлёта знати и всеобщей продажности.

А. С. Пушкин писал:

«Екатерина знала плутни и грабежи своих любовников, но молчала. Ободрённые таковою слабостию, они не знали меры своему корыстолюбию, и самые отдалённые родственники временщика с жадностию пользовались кратким его царствованием. От селе произошли сии огромные имения вовсе неизвестных фамилий и совершенное отсутствие чести и честности в высшем классе народа. От канцлера до последнего протоколиста всё крало и всё было продажно. Таким образом развратная государыня развратила своё государство.

Екатерина уничтожила звание (справедливее, название) рабства, а раздарила около миллиона государственных крестьян (т. е. свободных хлебопашцев) и закрепостила вольную Малороссию и польские провинции. Екатерина уничтожила пытку — а тайная канцелярия процветала под её патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешёл из рук Шешковского[25] в темницу, где и находился до самой её смерти. Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами — и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность.

Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами; очень естественно; они знали её только по переписке с Вольтером и по рассказам тех именно, коим она позволяла путешествовать.

Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе своё действие; „Наказ“ её читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить её наряду с Титами и Траянами, но, перечитывая сей лицемерный „Наказ“, нельзя воздержаться от праведного негодования. Простительно было фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа в юбке и в короне, он не знал, он не мог знать истины, но подлость русских писателей для меня не понятна».

(Там же, стр. 91–92)

Послепетровское включение России в систему европейского рынка и международного разделения труда в качестве экспортёра преимущественно продовольствия и сырья вызвало безоговорочное доминирование в политике владевшего землёй дворянства, а в экономике вызвало «революцию цен», их быстрый рост. Как некогда в Европе (в XVI веке), так теперь в России более всего возросли цены на хлеб. Соответственно, росли посевные площади и отработки на земле.

Если коротко, «золотой век» высшего слоя дворянства при «просвещённом абсолютизме» Екатерины проистекал из усиления барщинной эксплуатации крестьян. Выгоды хлебного экспорта и полнота власти дворян над крепостными обусловила резкое возрастание отработочной ренты: барщинными стали три четверти помещичьих крестьян, причём продолжительность барщины могла достигать целой недели, чего раньше никогда не допускалось.

вернуться

24

А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений в десяти томах, изд. четвёртое, Л.: «Наука», 1978, том 8, стр. 91–92.

вернуться

25

Домашний палач кроткой Екатерины (сноска Пушкина).

75
{"b":"102384","o":1}