Диспропорция в доходах между народом и элитой была просто потрясающей. В 1858–1859 годах 1400 богатейших помещиков империи, или 1,4 % всех крепостников, имели на землях своих три миллиона крестьян, а на долю 79 тысяч беднейших помещиков, или 78 % крепостников, приходилось в сумме два миллиона душ. Вот что позволяло представителям элиты паразитничать и бездельничать, — а между тем, во все века подавляющее большинство дворян почти ничем не отличалось от крестьянства по своему достатку, только они не на земле работали, а служили; им было не до безделья и дворцовых интриг. Многим дворянам для пропитания приходилось и в поле работать самим; они составляли класс однодворцев, которых Пётр I впоследствии обложил подушной податью и объединил с казёнными крестьянами. Как видим, для России неверна и выработанная на Западе теория классового деления. А почему? Потому что геоклиматические условия у нас другие, существенно более суровые, нежели в Западной Европе.
«Климат в этой местности и зимой и летом очень суров. Обыкновенно свыше полугода длится постоянная морозная зима — обычную для Германии зиму в сравнении с нею можно было бы счесть настоящим летом, а в остальное время, помимо июня и июля, по большей части стоит сплошь апрельская и осенняя погода».
(Немецкий аноним, оставивший воспоминания о пребывании в России 1710–1711 годов.)
«Зима здесь очень суровая и продолжительная, так что на протяжении полугода можно постоянно разъезжать на санях. Но, напротив, и жара потом сильнейшая, и хотя она длится не так долго, однако добрая природа за короткий двухмесячный срок, а именно с середины июня до середины августа, позволяет всему вырасти и созреть».
(Фридрих Христиан Вебер, ганноверский посланник в Петербурге в 1714–1718 годах.)
«Цепочка» понятна: природно-климатические условия создают «рваный» ритм работы; рискованное земледелие в таких условиях приводит к получению сниженного, по сравнению с иными странами Европы, прибавочного продукта; необходимость противостоять агрессивному внешнему окружению требует больших затрат на армию. Так и получается, что при общей средней бедности государство обязано иметь мощь, соизмеримую с мощью стран, находящихся в более благоприятных условиях. Если народ, а пуще всех аристокрация, живут хорошо, то государство будет слабым. Если государство сильное, то народ живёт не очень хорошо, а аристокрация зажата в кулак.
На протяжении трёх столетий, отделявших царствование Ивана III от правления Екатерины II, русская знать владела землёй по царской милости. Монархия никогда не позволяла своему служилому классу пускать корни в деревне. Она не допускала экономической самостоятельности дворян, добиваясь, чтобы дворяне в любой момент были готовы перебраться на новую должность и место жительства. Даже после присоединения плодородных южных областей положение не улучшилось: большинство дворян бедствовало. Доход их был так мал, что они не могли дать детям образование или приобрести какие-либо атрибуты аристократического образа жизни, к которому, после знакомства с образом жизни европейской знати, стали стремиться.
Ричард Пайпс пишет: «вину за дворянскую бедность следует возложить на примитивность русской экономики и отсутствие альтернативных источников дохода (выделено нами, — Авт.) вследствие чего элита слишком сильно зависела от земледелия и от крепостного труда», — и затем предлагает взглянуть на английскую знать, являвшуюся во всех отношениях антиподом русского дворянства.
Знать в Англии уже с XIV века неустанно пеклась о том, чтобы земли оставались в руках семьи. И она этого добилась: к XVIII веку значительная часть территории страны сохранялась в руках одних и тех же знатных семейств. «Разумеется, такая практика была возможна и из-за того, что было много способов заработать на жизнь помимо земледелия», — сообщает Пайпс. В 1790 году 70–85 % пахотной земли Англии и Уэльса были в руках от 14 до 25 тысяч семейств. Даже наименее зажиточные члены этой группы извлекали из своих владений достаточно дохода, чтобы жить подобно джентльменам. А народ нищенствовал, и начинал развивать иные, «помимо земледелия», отрасли хозяйства, — но страна, в общем, шла вперёд.
«В других странах Западной Европы экономическое положение знати было, возможно, менее блестящим, но тем не менее на всём Западе майорат и наследование по первородству обеспечивали хотя бы более богатым землевладельческим фамилиям прочную экономическую базу. Переплетение этого поземельного богатства с административными функциями позволяло западной знати успешно сопротивляться наиболее крайним формам абсолютизма».
В России положение было диаметрально противоположным. Более 90 % населения занималось земледелием, — и только так достигалось относительное изобилие. При уменьшении количества земледельцев и, соответственно, продовольствия, немедленно грозил голод. Если бы нашей знати позволили вести себя, как в Англии, здесь не стало бы ни государства, ни населения. «Подавляющее большинство дворян не обладало экономической независимостью и не могло жить, как подобает землевладельческому сословию», — пишет Пайпс. Да, они было в руках высшей власти для использования в государственных нуждах, по усмотрению царя.
Ведь что такое дворянство? Это «потомственное сословие народа высшее, т. е. награждённое большими преимуществами касательно собственности и частной свободы». Кем? Народом или его представителями, с целью иметь мощных защитников или близких ко властям и непосредственных предстателей. Это сословие составляют люди, которые имеют время заниматься чужими делами.
«Кто сии люди? люди, отменные по своему богатству или образу жизни. Почему так? Богатство доставляет ему способ не трудиться, а быть всегда готову по первому призыву du souverain».
(А. С. Пушкин, том 8, стр. 104.)
Отсюда и такая важная особенность России: в силу преимущественно выслужного характера российского дворянства оно в России в большей степени, чем в других странах, совпадало с образованным слоем. Фактически в России интеллектуальный слой и был дворянством, то есть наиболее грамотные создавали собою высшее сословие, даже если сами не были выходцами из дворянских семей.
Огромная территория и суровые природные условия определили не только стереотип коллективной жизни в сознании народа, но и требование иметь решительного руководителя, — «авторитарное руководство», как сказали бы сегодня. А поскольку главной задачей всегда оставалась защита рубежей, то облик правящего класса был военизированным. А существенная ограниченность объёма совокупного прибавочного продукта диктовала простоту устройства и малочисленность этого класса. Например, в петровскую эпоху он весь достигал не более 6–7% от численности населения, а ведь на нём держалось административное и хозяйственное управление, судебно-правовое регулирование, финансы, внутренняя и внешняя безопасность, религиозно-культовые и идеологические функции, и т. д.
«Приказных» же людей в этом узком слое на рубеже XVII–XVIII веков, то есть тех, кто был занят непосредственно государственно-административным управлением, во всей России насчитывалось около 4700 человек, тогда как в Англии при вчетверо меньшем населении их было 10 000. С учётом численности населения, в России «на душу» было в 5–8 раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране. При таких условиях нормальное функционирование государства было невозможным без многочисленных и развитых структур общинного самоуправления и широкой демократии и в городе, и в деревне. И не забудем, что и помимо расходов на аппарат управления, государству для своего сохранения приходилось очень много тратить. В XVI–XVIII веках основные траты пришлись на строительство пограничных крепостей-городов и уникальных по размерам оборонительных сооружений — засечных полос; крупных металлургических заводов по выпуску оружия и средств сооружения тех же засечных полос; строительства огромных каналов, сухопутных трактов, верфей, портовых сооружений, фабрик… Без принудительного труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без особого государственного сектора экономики построить перечисленные выше объекты было просто невозможно.
