Оперативные штабы № 1 и № 2 являли собой нервные центры, куда стекалась вся информация обо всех достижениях и неудачах. Несмотря на то, что матовые стекла окон располагались слишком высоко и сквозь них ничего не было видно, зал со свежевыкрашенными белыми стенами казался просторным и хорошо освещенным. Он, словно электростанция в миниатюре, излучал положительную энергию, и это была любимая комната Грейса во всем управлении. В других же здешних помещениях Рой начинал скучать по шумной атмосфере дежурок полицейского участка, где, можно сказать, и вырос.

Оперативный штаб был оформлен в футуристическом стиле — с тем же успехом здесь мог бы располагаться Центр управления полетами НАСА в Хьюстоне. L-образной формы комната делилась на три секции, в каждой из которых хватало места для длинного овального стола, где могли легко разместиться восемь человек, и массивные белые стенды с надписями «Операция „Баклан“», «Операция „Лиссабон“» и «Операция „Сугроб“». Все стенды сплошь покрывали фотографии с места преступления и диаграммы, показывающие, как продвигается следствие. Теперь здесь появился еще один, поставленный лишь вчера днем: «Соловей». Название для операции было выбрано наугад компьютером управления полиции графства для расследования дела об обезглавленной девушке.

В отличие от остальных кабинетов полицейского управления здесь ни на столах, ни на стенах не было ничего личного: ни семейных фотографий, ни постеров футбольных команд, ни объявлений о предстоящих спортивных матчах, ни карикатур. Решительно все предметы в зале, не считая мебели и оборудования, имели самое непосредственное отношение к текущему делу. Здесь даже не стоял привычный гомон шутливых перебранок — только тишина, свидетельствовавшая о полной сосредоточенности, негромкое жужжание телефонов и шелест листков бумаги, выползающих из деловито гудящих лазерных принтеров.

Каждой из бригад придавались как минимум офис-менеджер (обычно сержант или инспектор), системный оператор, следивший за работой оборудования, аналитик, координатор и наборщик. Грейс знал большинство этих людей, но все они были слишком заняты, чтобы отрывать их от дела ради обмена приветствиями.

Когда он направился к своей бригаде, никто даже не поднял головы, кроме детектива-сержанта Гленна Брэнсона, чернокожего верзилы под два метра ростом, с лысой, как метеорит, головой, дружески махнувшего ему рукой. Как обычно, он был облачен в один из своих любимых кричащих костюмов — на сей раз это был коричневый в меловую полоску, делающий его похожим больше на процветающего наркоторговца, чем на полицейского. Наряд дополняли белая рубашка со стоячим воротничком и галстук, выглядевший так, будто его разрисовывал шимпанзе-дальтоник, накурившийся крэка.

— Привет, старичок! — окликнул он Грейса голосом достаточно громким, чтобы заставить всех присутствующих на мгновение вскинуться.

Рой Грейс с легкой улыбкой оглядел свою бригаду. Большую часть этой восьмерки он утащил за собой, едва успев раскрыть последнее дело. Это означало, что у людей практически не было времени передохнуть, но вместе они являли собой отличную команду, и Грейсу очень не хотелось ее дробить.

Самой старшей по званию была детектив-сержант Белла Мой с жизнерадостным личиком под шапкой выкрашенных хной волос, в данный момент сосредоточенно печатавшая на компьютере. Возле клавиатуры, как всегда, стояла открытая коробочка конфет — на сей раз «Мальтесерз». Каждые несколько секунд правая рука Беллы, словно некое существо, живущее отдельной жизнью, отрывалась от клавиш, чтобы достать шоколадку и отправить ее в рот. Эта стройная женщина ела больше всех, кого Грейс когда-либо знал.

Рядом с ней сидел детектив-констебль Ник Николл — длинный, как жердь, парень лет тридцати с короткой стрижкой, на редкость добросовестный детектив и стремительный футбольный нападающий. Грейс постоянно уговаривал его заняться регби, считая, что он отлично подойдет для полицейской команды, президентом которой его пригласили стать будущей осенью.

Напротив него, перелистывая толстую пачку компьютерных распечаток, располагалась детектив-сержант Эмма Джейн Бутвуд, присоединившаяся к бригаде лишь во время последнего расследования. Симпатичная молодая женщина с длинными светлыми волосами и прекрасной фигурой, которую Грейс поначалу счел не слишком ценным кадром, Эмма Джейн быстро показала себя полезным приобретением, и он чувствовал, что, если она останется в полиции, ее ждет прекрасное будущее.

— Послушай, — обратился к нему Брэнсон, — пожалуй, вчера я дал маху. У меня новое предчувствие. Как мне убедить тебя, что оно верно? Тереза Уоллингтон.

— Кто это? — спросил Грейс.

— Девушка из Писхейвена. Помолвлена. Прошлой ночью не вернулась с девичника перед помолвкой.

От слов Брэнсона у Грейса все похолодело в душе.

— Рассказывай.

— Я говорил с ее женихом. Самым что ни на есть настоящим.

— Ну, не знаю, — нерешительно покачал головой Грейс.

Интуиция подсказывала ему, что делать какие-либо выводы слишком рано, но гасить энтузиазм Гленна Брэнсона очень не хотелось. Подойдя к стенду, он еще раз внимательно вгляделся в срочном порядке напечатанные по его приказу фотографии места преступления: крупный план отрубленной руки, изуродованный торс под черным пластиковым покрывалом…

— Поверь мне, Рой.

— Поверить? — переспросил Грейс, не отрывая глаз от снимков.

— Ну вот, опять ты за старое! — недовольно буркнул Брэнсон.

— За какое еще старое? — удивленно переспросил Грейс.

— То, что ты всегда со мной проделываешь, старичок. Отвечаешь вопросом на вопрос.

— Это потому, что мне всегда непонятно, что за чертовщину ты несешь!

— Ни фига себе!

— Скольких пропавших без вести женщин из нашего списка ты еще не исключил?

— Со вчерашнего дня — ни одной. Их по-прежнему пятеро, все — из Брайтона. Конечно, если брать всю страну, будет куда больше.

— Из лаборатории никаких новостей по ДНК? — спросил Грейс.

— Сегодня к шести они надеются окончательно выяснить, есть ли жертва в их базе данных, — вмешалась детектив Бутвуд.

Грейс посмотрел на часы. До морга добираться пятнадцать минут. Он быстро прикинул в уме. Согласно предположениям Фрейзера Теобальда, высказанным вчера на рапсовом поле, женщина умерла менее двадцати четырех часов назад. В том, что кто-то на денек отправляется в «самоволку», нет ничего необычного. Но двухдневное отсутствие уже начинает вызывать легкое беспокойство среди друзей, родственников и коллег по работе. Стало быть, сегодня вполне реально оставить в списке лишь тех, кто с наибольшей вероятностью может оказаться жертвой.

— У нас есть гипсовые отливки следов? — спросил Грейс Ника Николла.

— В работе.

— Мне не нужно «в работе», — чуть напряженно сказал Грейс. — Сегодня утром на планерке я говорил, что хочу, чтобы двое офицеров со слепками с утра начали обход всех магазинов одежды в этом районе и проверили, нет ли совпадений. Не исключено, что для такого дела некто специально мог разжиться подходящей обувкой. В этом случае покупателя могла заснять камера видеонаблюдения. Вряд ли в том районе много магазинов, торгующих сапогами. И попрошу, чтобы отчет был у меня на столе к началу шестичасовой оперативки.

Сержант Николл тотчас же схватил телефонную трубку.

— Заметь, она уже второй день не дает о себе знать, — не отставал от шефа Брэнсон.

— Кто? — рассеянно спросил Грейс.

— Тереза Уоллингтон. Она живет с женихом. Так чего ради ей куда-то деваться?

— А другие четверо из списка?

— Никто из них сегодня тоже не объявлялся, — нехотя признал Гленн.

Несмотря на то, что Брэнсону уже исполнился тридцать один год, в полиции он прослужил всего шесть лет, поначалу выбрав не слишком соответствующую его натуре работу вышибалы в ночном клубе.

Он очень нравился Грейсу: был умен и старателен, а кроме того, у него часто возникали удивительные предчувствия. Подобные предчувствия очень важны в полицейской работе, но у них есть и оборотная сторона — порой они приводят детектива к скоропалительным выводам, после чего он неосознанно начинает собирать улики, подстраивая их под свою версию. Так что время от времени Грейсу приходилось сдерживать энтузиазм Брэнсона ради его же собственного блага.