Источник: Прислал читатель

На Трафальгарской площади ночной

Крылатый мусор реет за спиной.

Обнимемся на каменной скамейке,-

Ты больше здесь не встретишься со мной.

Кровь от любви становится лазурной.

Над пылью водяной фонтанных чаш,

Над маской ночи, вещих снов и краж,-

Парит Аббатства кружевной мираж!

Кровь от разлук становится лазурной.

Земля коптит, на стенах - чернобурь,

Но Лондон брезгует скоблежкой и шпаклевкой

Ему претит угробить подмалевкой

Лазурь любви и лирики лазурь.

Лазурь любви и лирики лазурь -

Вот пар, который над лазурным шаром!

И нам с тобою - быть лазурным паром,

Небесной мглой на голубом глазу.

А посему обнимемся скорей -

Как лен и воздух, как волна с волною!

Ты больше здесь не встретишься со мною,

Лазурь любви и лирики моей!

Кровь от разлук становится лазурной.

Наш срок истек! Волшебники чудес

Трубят в рожок - что времени в обрез

И что они отходят от скамейки.

Ты больше здесь не встретишься со мной.

Но жизнь была! Такой, а не иной.

Кровь от любви становится лазурной.

А остальное стоит полкопейки.

Источник: Прислал читатель

Офелия плывет

в дремучих травах сизых,

и ангелы на ней

стрекозами дрожат

и зеркальца над ней

серебряные держат,

чтоб видела она,

как милосердна жизнь,

как все-таки нежна,

и внемлет нашим просьбам,

и не бросает нас,

когда бросают все,

и терпеливо ждет,

останемся ли живы,

и справедлива к нам,

оставшимся в живых.

А память - воздух, свет,

эфир воспламененный,

вселенский шелкопряд,

соткавший сам себя.

А камень бирюза -

лишь кости голубые,

всего лишь косточки

умерших от любви.

Источник: Прислал читатель

Вчера, в без двадцати двенадцать, в среду,

Твоя душа летала надо мной.

Я тихо шла по собственному следу,

Так ночью море ходит за луной.

Тревоги дня, смиренные покоем,

Над самым ухом пели на щеке.

Прошел скрипач с футляром и левкоем,

Похожий на пингвина вдалеке.

И длинный город сделался мишенью

Воспоминаний острых, как стекло,

Нисколько не препятствуя смешенью

Того, что было, с тем, что быть могло.

Тогда вдали душа твоя возникла -

Молочно-светлый след карандаша

Из неопубликованного цикла,

Которым так жива моя душа!

Приблизилась, вгляделась, как чужая,

И вопросила в голос: - Как живешь? -

Заранее в уме опережая

Моих признаний прямоту и ложь.

Я тихо и достойно отвечала:

- Мое здоровье лучше, чем тогда.

Не знаю, что рассказывать сначала,

Что после, что и вовсе никогда…

Молчание раздалось напоследок.

Душа вернулась - ты еще читал.

А я пошла по золотому следу

Туда, где упирается квартал

В мою гордыню. Там играла лира.

Я шла одна. И, судя по всему,

Мой путь лежал в такую область мира,

Куда, как в рай, идут по одному.

Источник: Прислал читатель

Сверкающим снегом,

Цветущим оврагом,

Ликующим светом,

Волхвующим слогом

Я вызвана к жизни,

К пылающей бездне -

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом.

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом

Я призвана буду

За смертным порогом

Ответить за все

На судилище строгом.

Не чванной ухмылкой,

Не злобою пылкой

Я буду судима неотвратимо,

И прощена, и щадима

Во многом -

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом.

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом,

Была я любима,

Была не забыта,

Любима, хранима,

Не насмерть забита

В году недалеком,

В страданье глубоком -

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом.

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом

Приказано быть мне

Свирелью и рогом,

Ликующим светом,

Волхвующим слогом

В устах пастуха,

Рыбака, дровосека…

Свирелью и рогом

В устах человека

Приказано странствовать

Мне по дорогам -

Не кем-то, а страждущим

Творческим богом!

Источник: Прислал читатель

Я не кланяюсь наглому хаму,

Не спускаю обид подлецу,

И с разбойником я не желаю

Петь, свистеть, говорить по душам.

У меня - не разбойное дело,

И не подлая - почва моя,

И судьба не на хамах воздвиглась,

А на чести моей и любви.

Ненавижу (на то моя воля!)

Трюки лжи, акробатику лести,

Цирковую улыбку проныры

И нахала копеечный фарс.

Божьей волей я сделана крепко,

У меня-не дырявая крыша,

У меня - не трухлявые стены,

Окна светлые, с видом на мир.

Разве кровельщик мой златоустый,

Разве мой чудодейственный плотник,

Разве мой светоносный стекольщик

Мне позволят распутство и срам -

Чтобы кланялась наглому хаму,

А мерзавцу спускала обиды,

И с разбойником вдруг пожелала

Петь, свистеть, говорить по душам?

Источник: Прислал читатель

Ребенок рисует ребенка

В одежде нездешних людей.

Ребенок рисует ребенка

В одежде индейских вождей.

Неопытный гений находит

В чертах произвольных родство,

И вот из «оттуда» выходит

Родное ему существо.

Оно говорит, суетится,

Оно разгоняет тоску,

На левом - летящая птица

И сердце - на правом боку.

Оно благодарно за счастье

Лежать на столе до конца.

Оно проявляет участье

К обидам и скукам творца.

Ни в чем никогда не откажет,

Смешит, как никто не умел.

Оно не посмеет, не скажет:

- О, боже, как ты надоел! -

Должно же быть что-то на свете

Твоим навсегда, насовсем.

И это предчувствуют дети,