И при наличии загвоздок

Вот из чего я исхожу:

Мы существуем однократно,

Сюда никто не вхож обратно,

Бессмертье - это анекдот,

Воображаемые сети,

Ловящие на этом свете

Тех, кто отправится на тот.

И я, и все мое семейство,

Два очага эпикурейства,

Не полагают жить в веках,

И мыслей, что в душе гуляют,

До лучших дней не оставляют,

Чтоб не остаться в дураках!

Юнна Мориц. Лоза.

Москва: Советский писатель, 1970.

На грани выдоха и вдоха есть волна,

где жизнь от видимости освобождена,

упразднены тела и внешние черты,

и наши сути там свободно разлиты.

Там нет сосудов для скопления пустот,

и знак присутствия иной, чем здесь, и счет

не лицевой, не именной, и только ритм

там раскаляется и звездами горит.

На грани выдоха и вдоха есть волна,

где жизнь, как музыка, слышна, но не видна.

И там поэзия берет свои стихи.

И там посмертно искупаются грехи.

Юнна Мориц. На этом береге высоком. Стихи.

Москва, "Современник", 1987.

Кто так светится? Душа.

Кто ее зажег?

Детский лепет, нежный трепет,

Маковый лужок.

Кто так мечется? Душа.

Кто ее обжег?

Смерч летящий, бич свистящий,

Ледяной дружок.

Кто там со свечой? Душа.

Кто вокруг стола?

Один моряк, один рыбак

Из ее села.

Кто там на небе? Душа.

Почему не здесь?

Возвратилась к бабкам, дедкам

И рассказывает предкам

Всё как есть.

А они ей говорят:- Не беда.

Не тоскуй ты по ногам и рукам.

Ты зато теперь - душа, ты - звезда

Всем на свете морякам, рыбакам.

Юнна Мориц. Избранное.

Москва: Советский писатель, 1982.

Трудно светиться и петь не легко.

Там, где черемухи светятся пышно,

Там, где пичужки поют высоко,

Кратенький век проживая бескрышно,-

Только и видно, только и слышно:

Трудно светиться и петь не легко.

Если задумаешь в дом возвратиться

Или уйти далеко-далеко,

В самую низкую бездну скатиться

Или на самую высь взгромоздиться,-

Всюду, куда бы тебя ни влекло,

Петь не легко там и трудно светиться,

Трудно светиться и петь не легко.

Юнна Мориц. Избранное.

Москва: Советский писатель, 1982.

Сергею и Татьяне Никитиным

Ласточка, ласточка, дай молока,

Дай молока четыре глотка -

Для холодного тела,

Для тяжелого сердца,

Для тоскующей мысли,

Для убитого чувства.

Ласточка, ласточка, матерью будь,

Матерью будь, не жалей свою грудь

Для родимого тела,

Для ранимого сердца,

Для негаснущей мысли,

Для бездонного чувства.

Ласточка, ласточка, дай молока,

Полные звездами дай облака,

Дай, не скупись, всей душой заступись

За голое тело,

За влюбленное сердце,

За привольные мысли,

За воскресшие чувства.

Юнна Мориц. Избранное.

Москва: Советский писатель, 1982.

Когда отхлынет кровь и выпрямится рот

И с птицей укреплю пронзительное сходство,

Тогда моя душа, мой маленький народ,

Забывший ради песен скотоводство,

Торговлю, земледелие, литье

И бортничество, пахнущее воском,

Пойдет к себе, возьмется за свое -

Щегленком петь по зимним перекресткам!

И пой как хочешь. Выбирай мотив.

Судьба - она останется судьбою.

Поэты, очи долу опустив,

Свободно видят вдаль перед собою -

Всем существом, как делает слепой.

Не озирайся! Не ищи огласки!

Минуйте нас и барский гнев и ласки,

Судьба - она останется судьбой.

Ни у кого не спрашивай: - Когда?-

Никто не знает, как длинна дорога

От первого двустишья до второго,

Тем более - до страшного суда.

Ни у кого не спрашивай: - Куда?-

Куда лететь, чтоб вовремя и к месту?

Природа крылья вычеркнет в отместку

За признаки отсутствия стыда.

Все хорошо. Так будь самим собой!

Все хорошо. И нас не убывает.

Судьба - она останется судьбой.

Все хорошо. И лучше не бывает.

Юнна Мориц. Избранное.

Москва: Советский писатель, 1982.

Все тело с ночи лихорадило,

Температура - сорок два.

А наверху летали молнии

И шли впритирку жернова.

Я уменьшалась, как в подсвечнике.

Как дичь, приконченная влет.

И кто-то мой хребет разламывал,

Как дворники ломают лед.

Приехал лекарь в сером ватнике,

Когда порядком рассвело.

Откинул тряпки раскаленные,

И все увидели крыло.

А лекарь тихо вымыл перышки,

Росток покрепче завязал,

Спросил чего-нибудь горячего

И в утешение сказал:

- Как зуб, прорезалось крыло,

Торчит, молочное, из мякоти.

О господи, довольно плакати!

С крылом не так уж тяжело.

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

О жизни, о жизни - о чем же другом?-

Поет до упаду поэт.

Ведь нет ничего, кроме жизни кругом,

Да-да, чего нет - того нет!

О жизни, о жизни - о, чтоб мне сгореть!-

О ней до скончания дней!

Ведь не на что больше поэту смотреть -

Всех доводов этот сильней!

О жизни, о ней лишь,- да что говорить!

Не надо над жизнью парить?

Но если задуматься, можно сдуреть -

Ведь не над чем больше парить!

О жизни, где нам суждено обитать!

Не надо над жизнью витать?